Рафаэль опустился на четвереньки, залез под секретер и поднял лицо вверх. В тот же миг на нем появилось изумленное выражение.

— Надо это вынуть, — сказал он дрожащим голосом, вылезая из-под секретера. — Черт знает что…

Массивную доску снизу скрепляла широкая деревянная рама. А в нее была вставлена другая, овальная, которая вошла туда на удивление плотно. На всякий случай ее еще прижимали деревянные брусочки-распорки, вставленные с двух сторон. Когда Рафаэль попытался вынуть овальную раму, раздался громкий треск.

— Полтергейст, — ухмыльнулся Гронек, — шумный дух.

— Нет, не получается, — пыхтел художник. — Надо вынуть брусочки. Держите секретер.

Гронек уперся ладонями в край доски, художник снова на четвереньках влез под нее. Секретер весь затрясся, потом раздался оглушительный, подобный выстрелу, грохот, и на пол упала картина. Рафаэль не успел подняться на ноги, а адвокат уже схватил холст, натянутый на раму, и с жадным нетерпением стал рассматривать.

На него смотрели синие глаза красавицы с нежным, цвета розовых лепестков, лицом. Над высоким лбом — пепельно-серые кудрявые волосы, обрамляющие лицо и спадающие на тонкие обнаженные плечи. Маленькие, но полные и выразительные губы затаили легкомысленную и слегка ироническую улыбку.

Поясной портрет был написан на темно-сером фоне. На красавице платье из розовой парчи, расшитой серебром и жемчугом. Рукава из прозрачной жемчужно-серой ткани, уложенной складками, едва прикрывают ее плечи. Вырез украшен серым кружевом, легким, как дыхание.

— Боже мой, — прошептал потрясенный Рафаэль, глядя из-за плеча Гронека. — Боже мой…

— Вы могли бы определить, — повернулся к нему адвокат, — автора этой картины? Или хотя бы школу, век…

— Конечно, — кивнул головой художник. — Держу пари, что это Миньяр. Француз, семнадцатый век… В хранилище есть несколько его картин, тоже в овальных рамах. Серия портретов… Но этот я там не видел.

— А может это быть, — подсказал ему Гронек, — Луиза де ла Вальер, любовница Людовика Четырнадцатого?

— Да! — воскликнул Рафаэль. — Именно эту Луизу всюду искала Мария. Картина была в списках, но нигде не могли найти ее следов. Представьте себе, сегодня утром приезжали за секретером, хотели увезти его на реставрацию! Но их не пустили парни из органов общественной безопасности.

— Кто приезжал?!

— Не знаю. Какие-то реставраторы. Организовал все, как обычно, Яначек, — художник неожиданно замолчал, а потом, забыв о всякой конспирации, закричал: — Яначек! Этот вор, стервец! Поэтому он здесь ночью громыхал мебелью!.. А может, он спрятал картину только вчера? Я в полночь застукал его в коридоре… Что будем делать? Звонить в отделение? Телефон в моей квартире. — Он сделал шаг к двери.

— Подождите, — остановил его Гронек. — Мы обязательно позвоним, но чуть позже. Дайте мне подумать.

Адвокат испытывал чувство удовлетворения: события, факты, догадки выстраивались в ряд, хорошо состыковывались. И в то же время ему казалось, что он еще не все нашел, не все продумал до конца, что способен добиться большего. Сейчас, сию минуту…

— Дарек Бенеш рассказывал вам, — обратился он тихо к Седлницкому, — что слышал полтергейст в полночь. Думаю, в тот момент Яначек прятал здесь картину. Не знаю, что он делал в замке нынешней ночью — определенно ничего хорошего, но это мы выясним. Доска скрипела и трещала, когда архитектор укреплял под ней картину, вставляя распорки, чтобы, не дай бог, она не выпала во время сегодняшней перевозки. Те, кто сегодня утром выдавал себя за реставраторов, были его сообщниками… Послушайте, а Яначек — отважный человек, не побоялся, что Дарек застанет его врасплох.

— Тут он мог не беспокоиться, — проворчал Рафаэль. — Сам постоянно запугивал Дарека. И потом, он бы услышал, как дверь открывается, успел бы что-нибудь придумать.

— Но, — Гронек поставил картину на пол, прислонив к секретеру, — после этого пришел другой «дух». Он не громы хал, а звонил. Как в колокольчик…

— Хватит уж, — буркнул художник.

— Он, может, действительно приходил, пан Седлницкий. Что есть в комнате металлического?

— Чешский лев, — показал Рафаэль на герб. — И еще подсвечники… — Он не закончил фразу, а Гронек был уже на полпути к ним.

Оба подсвечника были одинаковые, но адвокат, заложив руки за спину, внимательно осмотрел каждый из них. Потом сосредоточил свое внимание на левом.

— Девятнадцатый век, — информировал его художник. — Ничего особенного — так, пышное украшение. Выглядят как серебряные, но это мельхиор. К тому же страшно тяжелые, — он хотел приподнять подсвечник, по адвокат хлопнул его по руке.

— Не трогайте. Достаточно того, что мы захватали картину.

Подсвечник был высотой примерно три четверти метро. Подставка в форме пирамиды украшена литьем. Вверх от нее шел стержень, заканчивавшийся чашечкой с довольно острыми краями. В тонкой гравировке, украшавшей чашечку, адвокат обнаружил почти незаметные остатки ржавого пятна, которое, видимо, пытались стереть.

Он оперся о крышку широкого стола — от волнения у него слегка подкашивались ноги. Потом вынул из кармана авторучку, помнившую давние времена, но зато с золотым пером, и слегка ударил по подсвечнику. Раздался неожиданно чистый мелодичный звон, не утихавший несколько секунд.

— Пан Седлницкий, — решительно произнес Гронек, — вы подождите здесь и никого сюда не пускайте, если даже из-за этого придется драться! Это в ваших интересах! Пойду позвоню и сразу же вернусь. Телефон, вы сказали, в вашей квартире? В Прагу можно дозвониться?

— Как войдете на кухню, в правом углу на шкафчике. Код Праги написан на стене. Я, конечно, подожду, но почему это в моих интересах?

— Потому что, — адвокат наклонился к нему, — если подтвердится, что подсвечник — орудие убийства, вы вне подозрений!

— Не понимаю… — Рафаэль недоуменно вытаращил глаза.

— Ну подумайте сами! Вы выбежали из ресторана за пани Марией, едва держась на ногах. У вас определенно не было столько сил, а главное, времени, чтобы зайти сюда за подсвечником и потом вернуться с ним в барбакан. Во-первых, вы посбивали бы здесь все стулья, а во-вторых, за это время пани Залеска давно пришла бы домой.

— Вы правы, — произнес тихо Рафаэль, — если, конечно, это тот подсвечник… Я говорил вам, что ночью был переполох в коридоре. В конце концов там собрались все, а перепуганный Беранек примчался с мечом. Этот экспонат из коллекции он, как объяснил нам потом, держал у себя в комнате, чтобы очистить особым способом. Гакл отобрал у него меч, считая, что это — орудие убийства.

— Вы его не разубеждайте. И даже распространяйте эту версию. А о нашей находке, — адвокат кивнул в сторону подсвечника, — надо молчать. Сможете?

— Я что, баба? — обиделся художник.

— Вы не баба, но это действительно необходимо сохранить в тайне…

— Не беспокойтесь, — нетерпеливо прервал его Рафаэль. — Я все никак не могу сказать вам одну очень важную вещь. Постоянно нас что-то отвлекает…

— Так я слушаю вас.

— Кто-то, — Рафаэль опустил глаза и бессильно развел руками, — стянул у меня служебный пистолет. Он всегда лежал в одном и том же месте. А теперь нигде не могу найти. Была там и коробка с патронами, ту тоже прихватили.

В тот солнечный майский день поручик Петр Коварж сидел в своем сером унылом кабинете. На улице все сияло, а в комнате были сумерки, потому что единственное небольшое окно выходило на северную сторону. Но настроение от этого у него не портилось.

Капитан Янда отбыл куда-то с утра, никому ничего не сказав. Петр намеревался изучить брошюру Марии, острую критическую рецензию на нее, написанную Эмилой, и иллюстрированную монографию Гакла под названием «Река», принесшую известность ее автору.

Поручик уселся поудобнее, попросил секретаршу Руженку приготовить кофе, закурил и углубился в чтение. Статья о наиболее значительных градах и замках наскучила ему через несколько страниц. Залеска, подумал он, была, видимо, обворожительной женщиной, но писать совсем не умела. Коварж добросовестно продирался сквозь нудный текст, насыщенный длинными витиеватыми фразами, пересыпанный архаизмами. Казалось, писала его не молодая женщина, а восьмидесятилетняя старуха. Вскоре он понял, что прочесть всю брошюру, ничего не пропуская, — выше его сил. Тогда решил выбрать главы о тех замках, которые знал, где когда-то бывал на экскурсиях. Но и эти памятники были описаны так, что поручик не узнавал их. К тому же текст Мария напичкала множеством скучных исторических подробностей, второстепенных, ничего не говорящих читателю деталей… С трудом добравшись до половины, Петр со вздохом отложил брошюру.