— Прежде всего позвоним в Невеклов, — размышлял вслух Чап, сидя за баранкой. — Но если ее нужно перехватить в Угошти… не знаю… ее там может уже не быть.

— Будет, — уверенно сказал капитан. — Ее, скорее всего, задержала гроза. Потом она обязательно заезжала в Праге в кафе «Славия».

— Почему именно в «Славию»? — решился подать голос Петр.

— Хм… Потому что она оставила там в гардеробе пушку, — процедил Янда сквозь зубы, довольный в душе тем, какое впечатление произвели его слова на Петра.

— Ту, пропавшую? — выпалил поручик.

— Ту самую, — снова буркнул капитан и неожиданно набросился на Гронека: — Что ты пялишь на меня глаза?

— Я меняю свою версию! — заявил возбужденно адвокат. — Убийства совершили… разные люди, да?

Янда в ответ промычал что-то невнятное.

— А она, — продолжал Гронек, — во время убийства Яначека была с тобой, да? Отличное алиби… Позвонила тебе и назначила свидание.

В этот момент Чап остановил машину у тротуара.

— Приехали, — сообщил он и открыл дверцы. Янда хотел выйти, но Гронек схватил его за полу пиджака. Он спешил изложить капитану свои догадки.

— Он ее любит, да? Единственную! А остальных женщин презирает и мстит им. Месть — в этом его девиация, его отклонение от нормы.

— Пусти, — попытался освободиться Янда, — швы трещат.

— Он фиксирован на ней, — не унимался адвокат. — Настолько, что готов был ради нее на все. И на это убийство сегодня в барбакане…

— Не задерживайте нас, — вмешался Коварж, — иначе случится еще одно несчастье. А их и так было больше чем достаточно.

Янде наконец удалось выбраться из машины.

Вечер был хмурым. Отшумевшая гроза оставила после себя сырость и холод. Но Эмила не закрывала окно в машине. Холодный поток воздуха обдувал ее лицо, трепал волосы и слегка бодрил. С приближением к старому дому в Угошти росли ее нервозность и неуверенность.

Она включила дальний свет и по серпантиновой дороге начала спускаться к водохранилищу. С обеих сторон, словно монолитная стена, чернел лес.

Вскоре он кончился, стало светлее. Тускло блестела вода, к ней сбегал травянистый склон, заканчивавшийся небольшим мысом. На нем стоял старенький низенький костел средневековой массивной кладки, окруженный каменной стеной. Рядом — довольно большая одноэтажная постройка с маленькими окнами и островерхой крышей. Мыс соединялся с берегом насыпью, бывшей когда-то валом. Дальше по берегу темнели силуэты еще двух небольших домов.

Эмила остановила машину у края дороги над травянистым склоном и осмотрелась. Нигде никаких признаков жизни. Видимо, сюда приезжают только на выходные, а сегодня будний день, подумала она. На всякий случай решила сразу развернуться, чтобы при необходимости можно было быстро уехать.

Включила фары и снова осмотрелась. Темнело быстро, постройки начали исчезать в тумане, поднимавшемся от воды. Эмила надела кожаную куртку, из ящичка в приборной доске вынула большой круглый фонарь, потом открыла сумку, лежавшую на переднем сиденье. Вначале достала из нее два сцепленных колечком ключа, затем небольшой пистолет, который сунула в правый карман. Теперь ей осталось выйти из машины, запереть дверцу и с сумкой через плечо осторожно спуститься к самой большой из построек, что стояла рядом с костелом.

Она хорошо знала этот дом, была в нем с Марией несколько раз. Здесь ее показания, данные следствию, расходились с истиной.

Дом для священника строил хороший архитектор, но сейчас дом имел заброшенный вид. Залеский собирался отремонтировать его нынешним летом. Левой рукой Эмила приподняла дверь — только в таком положении ключ поворачивался в замке.

В прихожей, сразу за дверью, был подвешен распределительный щит. Стоило повернуть главный выключатель — и во всех комнатах загорелся бы свет. Так они с Марией делали всегда. Но сегодня Эмиле и в голову это не пришло. Она включила фонарик и направилась в глубь дома. Длинная комната с четырьмя окнами, расположенными попарно, нависала почти над самой водой. Эмила с испугом заметила, что одна из рам едва держится на разболтанных петлях — сюда без особых усилий мог влезть кто угодно. Пробежала кружочком света по комнате. Никто не влезал, вздохнула она с облегчением. Пока.

В двух шкафах стояли книги и журналы. Книги Эмила трогать не стала, а стопки журналов вынула и по частям перенесла на письменный стол — эта комната служила Марии рабочим кабинетом. С ловкостью банковского чиновника, пересчитывающего деньги, принялась быстро перелистывать журналы. Стопка за стопкой, связка за связкой… Остались переплетенные годовые подшивки, их Эмила оставила без внимания. В ящиках письменного стола лежали сломанные и высохшие авторучки, свечные огарки и несколько номеров прошлогодних газет.

Со вздохом она откинула волосы со лба и принялась складывать назад тяжелые кипы журналов. Потом, перекинув через плечо пустую сумку, направилась в спальню. Два окна в ней смотрели на узкую дорогу, бегущую по склону и сворачивающую к дому. Сквозь третье окно в боковой стене было видно, как эта дорога, виляя вдоль берега, исчезала темноте. Эмила приоткрыла окно — сквозь грязные стекла ничего невозможно было разглядеть, а ей вдруг показалось, будто на дороге мелькнул огонек. Не заметив ничего подозрительного, она подошла к своей последней надежде — прекрасному антикварному секретеру, стоявшему противоположном углу комнаты. Это была единственная ценная вещь в доме, и достала ее в свое время Эмила. Во время случайной распродажи, за бесценок. Перевозка в Угошть, смеялась Мария, стоила дороже. Секретер ей очень нравился. Она взяла у реставраторов несколько кусочков облицовочной фанеры и сама произвела мелкий ремонт. Но прежде всего они осмотрели многочисленные ящики, ящички и тайник, скрытый за зеркалом, — секрет его мог разгадать и ребенок. Достаточно было нажать пружинку, укрытую не очень заботливо.

Эмила нажала эту пружинку и, едва взглянув на бумаги, лежащие в тайнике, поняла, что приехала сюда не напрасно. Она принялась укладывать разноцветные папки в широко раскрытую сумку. Во рту у нее пересохло, стало трудно дышать. Укладывая последнюю папку, решила, что на обратим пути остановится у ближайшего придорожного ресторана и выпьет стакан или два холодного сока…

Она погасила фонарик и неожиданно поняла, что снаружи кто-то ходит, в этом не было сомнений.

Согнувшись, Эмила подобралась к окну, которое оставила приоткрытым, и выглянула. Она увидела лишь силуэт, но и этого было достаточно, чтобы распознать мужчину. Он был высокий, стройный и, судя по тому, с каким проворством и даже изяществом перескочил небольшой заборчик у дома, — молодой и ловкий. Эмила в полусогнутом состоянии попятилась от окна, потом выпрямилась и прижалась спиной к стене. Теперь она следила за движениями мужчины на слух, который в минуту опасности резко обострился. Вынув из кармана пистолет, направила его на боковое окно — неожиданный посетитель мог обратить внимание на то, что оно приоткрыто, и воспользоваться им… Но осторожные шаги удалялись. Вот затрещали обломки старой черепицы, оставшейся на тропинке после прошлогоднего ремонта протекавшей крыши. Идет за дом, поняла она, на тропу, ведущую вдоль берега. Там заметит разболтанную раму и влезет в кабинет. В это время ей надо выскочить в боковое окно и бежать к машине.

В вечерней тишине у воды был слышен каждый звук. Даже каждый всплеск слабой волны у каменистого берега. Эмила стояла неподвижно, продолжая опираться о стену. Раздался шелест — ага, он уже в кабинете. Ищет. Как совсем недавно я. Не найдет и придет сюда.

В этот момент ей в голову пришла мысль, которую она сформулировала весьма лаконично: «Застрелю его, как собаку!» Она слышала гулкие удары своего сердца. Стало трудно дышать. Сжала зубы и попыталась успокоиться.

Она никогда не убила ни одной собаки. И никогда не смогла бы этого сделать. Но сейчас упорно повторяла свою фразу неслышным шепотом. Приоткрытое окно было рядом с ее плечом, нетрудно было через него вылезть и быстро добежать до машины. Все, что ей было нужно, лежало в сумке. Но она продолжала стоять, наполненная страшной решимостью, дрожа и сдерживая громкое хриплое дыхание.