Я спустился к Джине, объяснил ситуацию и велел ей не ждать меня. Она хотела остаться, но я не позволил. Я был слишком заморочен полицией, чтобы заниматься еще и ею.

Карлотти выслушал мои объяснения касательно камеры. Я показал ему, куда ее положил, и он осмотрел сломанный замок ящика. Я не убежден, что он поверил моему рассказу. Его лицо сохраняло бесстрастное выражение, но мне показалось, что обычное вежливое спокойствие дается ему с трудом.

– Странное совпадение, синьор Досон, – произнес он. – Вы получаете камеру всего на несколько часов, и тут вламывается вор и уносит ее.

– Да? – саркастически парировал я. – И не только ее, а еще и мою одежду, черт побери, мои сигареты, спиртное и наличные. Ничего себе совпадение!

Один из людей Карлотти приблизился и вполголоса доложил, что не обнаружено никаких отпечатков пальцев, кроме моих собственных.

Карлотти задумчиво посмотрел на меня и пожал плечами.

– Мне придется доложить об этом шефу, – заявил он.

– Докладывайте хоть президенту, если хотите, – парировал я, – только верните мне мою одежду. Об остальном я не говорю.

– Камера – серьезная потеря, синьор.

– Плевать мне на камеру. Это ваше дело. Если вы только сейчас поняли, что она для вас важна, вряд ли вы можете винить меня в ее пропаже. Гранди отдал мне камеру, и я расписался в ее получении. Он заявил, что ни ему, ни вам она не нужна. Так что не смотрите на меня так, будто я подстроил этот грабеж, чтобы насолить вам.

Карлотти посоветовал мне не сердиться. Этим горю не поможешь.

– Ладно, я и не сержусь. Будьте добры отослать своих ребят, чтобы я мог хоть немного прибрать и поужинать.

Им понадобилось еще полчаса, чтобы убедиться, что грабитель не оставил ни одной улики, после чего они наконец ушли с величайшей неохотой.

Последним уходил Карлотти.

– Вот незадача, – сказал он, задерживаясь в дверях. – Не следовало давать вам эту камеру.

– Вижу. У меня сердце кровью обливается, глядя на вас, но мне выдали камеру, а у вас осталась моя расписка. Вы не можете корить меня за то, что тут произошло. Простите, но я не собираюсь из-за вас лишаться сна.

Он хотел было что-то сказать, но передумал, пожал плечами и ушел. Я не тешил себя иллюзиями. Я был совершенно уверен, что, несмотря на пропажу моей одежды, сигарет, трех бутылок шотландского и нескольких тысяч лир, вор вломился ко мне с одной-единственной целью – забрать камеру.

Я стал на скорую руку прибирать в спальне и в гостиной. На заднем плане моего сознания неотступно маячила фигура широкоплечего незваного гостя, которого я видел, когда он украдкой рыскал по вилле в Сорренто. Я готов был держать пари, что вломился ко мне и украл камеру именно он.

Я как раз кончил прибирать в гостиной, когда раздался звонок в дверь. Я прошел в холл, полагая, что вернулся Карлотти с целой кучей новых вопросов. Но в коридоре стоял Джек Максуэлл.

– Привет, – сказал он. – Я слышал, к тебе забрался вор.

– Да, – ответил я. – Проходи.

Он кисло посмотрел на сломанный замок и прошел за мной в гостиную.

– Много взяли?

– Да так, обычные вещи. Я застрахован, так что какая разница? – Я прошел к горке. – Выпьешь?

– Не откажусь. – Он опустился в кресло. – Старик остался доволен тем, как я подал материал о Хелен?

– Да вроде бы. Сложности были?

– Двое-трое ребят начали задавать умные вопросы, но я посоветовал им лучше потолковать с Чалмерсом. Они ответили, что предпочитают поцеловать прокаженного. Это ж надо уметь – будить такую пламенную страсть к себе у всего остального человечества. – Он взял протянутый мною бокал. – Он уже улетел или еще побудет?

– Улетел. – Я налил себе. – Погоди минутку. Я хочу чего– нибудь поесть. После ленча ни крошки во рту не было.

– Ну, давай выйдем. Я тебя чем-нибудь угощу.

– Поздно уже. – Я взял телефонную трубку, позвонил портье и попросил его срочно принести мне салат с курятиной.

– Ну-с, поделись с нами секретной информацией, – начал Максуэлл, когда я положил трубку. – Ты узнал, что она там делала одна-одинешенька? Как она погибла?

Я решил быть с ним поосторожней. Сказал, что, похоже, на заднем плане маячил какой-то мужчина, что полиция не совсем верит в несчастный случай и что Чалмерс велел мне оставаться тут и представлять его интересы. Я не делился с ним тем, что сказала мне Джун, умолчал и о беременности Хелен.

Он сидел и слушал, потягивая бренди.

– Значит, домой ты еще не уезжаешь?

– Пока нет.

– Я уже говорил тебе, что старый сукин сын потребует расследования, разве нет? Слава Богу, что я ни в чем не замешан.

Я согласился, что он счастливчик.

– А какая блоха укусила полицию? Их-то что не устраивает?

– Карлотти обожает тайны. Вечно он делает из мухи слона.

– А Чалмерс считает, что это был несчастный случай?

– Он и сам не знает, что и думать.

– А ты?

– Почем я знаю?

– Эта девочка была опытная. Ты не думаешь, что ее дружок столкнул ее с утеса, а?

– Надеюсь, нет. Представляю, как бы обрадовался Чалмерс, узнав, что это убийство.

– Без мужчины тут не обошлось, Эд. Она бы не сняла виллу в Сорренто, не будь у нее сожителя. Не догадываешься, кто бы это мог быть?

– Понятия не имею. Да и черт с ним, Джек, ты мне лучше расскажи, кто такая Джун Чалмерс.

Он удивленно взглянул на меня, потом расплылся в улыбке:

– Она прелесть, правда? Но если у тебя на нее виды, забудь об этом. Ничего не получится.

– Да нет. Я просто хочу знать, кто она, откуда. Ты что-нибудь знаешь о ней?

– Очень мало. Она была исполнительницей сентиментальных песенок о несчастной любви в одном из ночных заведений Менотти.

Я замер. Опять Менотти.

– Там они и встретились с Хелен?

– Возможно. А они встречались?

– Она сказала мне, что знала Хелен несколько лет.

– В самом деле? Это для меня новость. Я слышал, что Чалмерс повстречал ее на какой-то вечеринке, посмотрел на нее раз и, можно сказать, прямо там же на ней и женился. Ей повезло. Ночной клуб, в котором она работала, закрылся после убийства Менотти. Хотя формы у нее, безусловно, есть, петь она совершенно не умеет.

Нас прервал ночной портье, принесший мой салат с курятиной.

Максуэлл встал.

– Ну, вот и твоя еда. А я потопал. Когда дознание у коронера?

– В понедельник.

– Ты, вероятно, поедешь туда?

– Наверное.

– Лучше уже ты, чем я. Ну, пока. Заглянешь завтра в контору?

– Возможно. Там распоряжаешься ты. Официально я еще в отпуске.

– И шикарно проводишь время. – Он улыбнулся и ушел.

Я сидел, жевал и думал, думал… Ни списка телефонов, ни адресной книги, которые могли бы вывести меня на друзей Хелен, среди ее бумаг я не обнаружил. Значит, если Хелен и вела такую книгу, кто-то ее забрал. Единственная зацепка, которая у меня была, – это телефон Карло. Я знал одну девушку, работавшую на римской АТС. Однажды она вышла победительницей конкурса красоты, я написал о ней хвалебную статью, и пару месяцев мы были более чем друзьями. Затем она исчезла из поля моего зрения. Я решил, что утром разыщу ее и попытаюсь убедить разузнать для меня адрес Карло.

Кроме этого Карло, кто еще мог там быть?

Я порылся в памяти, стараясь вспомнить, не говорила ли Хелен во время наших встреч что-нибудь такое, что могло бы вывести меня на других ее друзей. И только когда я уже готов был сдаться и лечь спать, я вдруг вспомнил, что она однажды упоминала Джузеппе Френци, который вел политическую колонку в «Италиа дель пополо», моего хорошего друга.

В свободное от журналистики время Френци волочился за женщинами. Он утверждает, что единственный подлинный смысл жизни заключается в дружбе с красивой женщиной. Зная Френци, я был убежден, что они с Хелен не просто дружили. У Френци была своя методика, а Хелен, если верить Максуэллу, не принадлежала к разряду недотрог.

Я взглянул на часы. До полуночи оставалось двадцать минут: самое начало рабочего дня для Френци, который никогда не вставал до одиннадцати и не ложился раньше четырех.