— Не совсем. Джон, я думаю прежде всего о тебе и о себе, конечно, не забываю. Мне уже трудно представить свою жизнь без тебя.

— Мне тоже, — сказал Джон, — и поэтому я хочу как можно дольше побыть с тобой, чтобы нам никто не мешал и чтобы мы в конце концов могли поговорить с тобой по-настоящему, так, чтобы не оставалось между нами никаких недомолвок.

— Да, — вздохнула Стефани, — это было бы прекрасно.

— И тогда бы мы с тобой могли молчать. Мы бы знали друг о друге все, что необходимо. Мы понимали бы друг друга без слов. А для этого, Стефани, нам нужно побыть вдвоем, вместе. И никакие аварии, никакие неприятности не должны нам помешать, потому что больше у нас, может быть, не будет такой возможности.

— Почему не будет, Джон? Ты что, собрался умирать?

— Ты же мне не разрешишь умирать, Стефани.

— А ты хотел бы?

— Конечно, — задумчиво сказал Джон, — я хотел бы умереть.

— Ты — эгоист, — улыбнулась Стефани, — ты думаешь только о себе и не хочешь подумать обо мне.

— Нет, Стефани, — Джон повторил ее недавние слова, — я хотел бы, чтобы мы умерли в один день.

— Так вот сегодня, мне кажется, — произнесла Стефани, — мы с тобой оба были не так уж далеки от этого.

— Да, — вздохнул Джон, — наверное, это был тот самый день. Мы должны были умереть. Но мы оказались порознь и поэтому судьба оставила нас живыми.

Стефани положила свою руку на плечо мужа.

— Мы с тобой теперь всегда будем говорить друг другу правду и ничего не утаивать?

— Конечно, — кивнул Джон.

— Тогда я признаюсь тебе в одной страшной вещи.

Джон удивленно посмотрел на жену. По ее тону он понял, что сейчас Стефани скажет что-нибудь такое, что ее волнует по-настоящему. Но все-таки пошутил.

— Стефани, неужели ты изменила мне?

— Это не было бы большой трагедией, — улыбнулась Стефани, — но я сделала то, чего не делала с самого детства.

— И чего же ты не делала с самого детства? Хочешь, я угадаю?

— Нет, этого ты не угадаешь. Я забралась в твой саквояж.

— И что? — Джон спокойно смотрел в глаза жене.

— Джон, я нашла у тебя револьвер, и я очень хочу знать, зачем он тебе. Я испугалась, у меня даже мурашки побежали по спине.

— Стефани, дорогая, ты что, думаешь, я хочу тебя застрелить?

— Нет, Джон. Я просто хотела бы знать, зачем ты возишь с собой оружие?

Джон не нашелся, что ответить. Он пожал плечами, посмотрел в окно. Потом заглянул в бокал, который держал в руке.

— Не знаю, Стефани, я просто не знаю, что тебе ответить.

— Нет, Джон, ты знаешь, но не хочешь в чем-то признаться мне.

— Стефани, а зачем ты носишь украшения, наряды?

— Но револьвер — это не украшение.

— Почему? Может, я захотел поиграть в ковбоя, в частного детектива и ношу с собой револьвер.

— Нет, Джон, ты что-то от меня скрываешь. Ведь он заряжен.

— Да, заряжен. Зачем оружие, которое не заряжено и не может стрелять?

— Джон, ты уходишь от ответа, от честного ответа.

— Стефани, если бы я знал, то сказал бы тебе. Обязательно. Но я не знаю. Это получилось как-то механически, я бросил его в саквояж, вытащив из ящика письменного стола. Я даже сам не знаю, зачем его положил.

— Джон, послушай, ты знаешь, что я сделала?

— Что?

— Твой револьвер не выстрелит.

— Как это не выстрелит?

— Я из всех патронов высыпала порох.

— Ты, Стефани Харпер, умудрилась из всех патронов высыпать порох?

— Да, Джон. Ты тогда куда-то ушел, я расковыряла патроны и высыпала порох. А пустые пули вставила на место. Знаешь, я очень боялась за тебя.

— Стефани, ты что?

От слов жены Джону сделалось как-то легко и хорошо. Он понял, что Стефани волнуется за его жизнь. И что в глубине души она догадалась, зачем он возит с собой револьвер, зачем ему нужно оружие, и такое объяснение без слов его вполне устроило.

Он нежно обнял Стефани за плечи и поцеловал в губы. Стефани чуточку виновато, но радостно улыбнулась ему в ответ.

— Джон, теперь ты из этого револьвера не сможешь убить меня? Не сможешь, да?

— Да уж, теперь этим револьвером уже ничего невозможно будет сделать. Единственное, для чего он годен — это колоть орехи. У него тяжелая рукоятка.

— Отличная мысль, Джон. Мы будем колоть орехи револьвером. Это принесет нам радость и удовольствие.

— Да, будем колоть им орехи. А если хочешь, мы можем выбросить его в океан. Пойдем на пирс и выбросим его подальше в океан.

— Хочу. Я хочу, Джон, чтобы мы выбросили его в океан. И чтобы никогда больше у тебя не было оружия в руках и плохих мыслей в голове одновременно. Я не хочу, чтобы у нас было оружие! Давай пойдем и бросим его в океан!

— Давай! — сказал Джон и погладил Стефани по щеке. — Хочешь, мы пойдем после обеда? Ты немного полежишь, придешь в себя… Мы пойдем на причал и выбросим револьвер в океан.

— Хорошо! Хорошо, Джон, мы так и сделаем.

— Чем можно заниматься на террасе бара, особенно вдвоем? — Почему Чак и Билли не смогли совершить ничего геройского? Им просто не везет? — Спор о том, что лучше, обрезание или отрезание. — История о том, как Билли чуть не женился. — После пережитых опасностей всегда хороший аппетит. — Есть ли женщины красивее Стефани Харпер? — Неожиданная встреча двух старых друзей. — Самюэль Лэм и Джон Кински обмениваются комплиментами. — Приглашение в горы, от которого невозможно отказаться.

Вечер опускался на Фрипорт незаметно и постепенно. Небо набирало глубину и плотный ультрамариновый цвет. На небосводе загорались крупные южные звезды. Океан присмирел, и теперь его волны едва накатывались на песчаный пляж…

Чак и Билли сидели в баре на открытой террасе возле самого парапета.

Чак забросил ноги на перила и крутил в руках стакан тонкого стекла.

Билли недовольно морщился. Казалось, его сегодня раздражает все на свете. Он то и дело поглядывал на двери бара, ожидая, когда же наконец освободится Луиза.

Но девушка почти совсем не смотрела в его сторону. Она, в свою очередь, делала вид, что страшно занята. Проверяла бутылки, пересчитывала выручку…

А потом, когда уже совсем не знала, чем себя занять, взяла грубую джутовую тряпку и стала натирать ею мраморную стойку.

— Чак, — вздохнув, сказал Билли, — по-моему, во Фрипорте нами начинают быть недовольны.

Чак слегка приподнял съехавшую на глаза шляпу и посмотрел на своего приятеля.

— Значит, в этом виноваты мы сами, — Билли усмехнулся.

— Мы с тобой, Чак, не совершили еще ничего геройского. Если не считать выловленную мной рыбу… Но ты, гад, уничтожил мою славу, не дав ей разойтись по всему побережью.

— Из-за этого бы девушки не стали смотреть на тебя более вожделенно, — возразил ему Чак. — Тут дело, должно быть, в другом. Просто нам, Билли, перестало везти.

— Мне! Мне перестало везти, — как-то оживился Билли. — Ты, Чак, еще ничего не успел сделать… А может, это даже и к лучшему.

Чак вновь надвинул шляпу на глаза.

— Какой-то ты сегодня вялый, — Билли попробовал расшевелить своего приятеля.

— Мне так больше нравится.

Билли насторожился.

— А может, ты позвонил домой? Плохие известия? А, Чак?

— Да нет, никуда я не звонил… Я бы почувствовал, если бы дома что-то случилось. А так, ты видишь, я спокоен.

Чак выставил вперед руку и показал пальцы, которые даже не подрагивали.

— Это не аргумент, — поджав губы, сказал Билли. — Я тоже могу что-нибудь выставить. И оно дрожать совсем не будет.

— Это ты выставишь в другом месте! Меня такими вещами не заинтересуешь, Билли.

Билли, поняв, что к Чаку сейчас лучше не приставать, повернулся к Луизе.

Девушка до этого искоса смотрела на него. Но лишь только Билли обратил на нее внимание, отвела взгляд в сторону.

— Эй! Луиза! — крикнул Билли.

Девушка будто от чего-то опомнилась.