— Не сомневайся, выскажу, — сказала она.

— А я надеюсь, что нет.

— И не надейся, будь уверен, выскажу.

Джон Кински подошел к вешалке, снял куртку и не оглядываясь вышел.

Стефани, оставшись одна, подняла стакан, попробовала абсент и не спеша допила его маленькими глотками. Она вспомнила свое обещание Джону пококетничать с туземцами. Но лишь только муж ушел — это желание исчезло.

Она смотрела на пьющих мужчин, слышала их грубые голоса, и ей делалось не по себе. Она поняла, что осталась практически одна в этом маленьком кафе на улице. И если с ней что-нибудь случится, некому будет заступиться. Хотя что с ней может случиться здесь? Это глухая провинция, в которой если что-то и происходит, то раз или два в году.

Стефани закурила, откинулась на спинку стула и принялась смотреть на океан. Она смотрела на валы, покрытые оспинками дождевых капель, смотрела на то, как испуганно жмутся под карнизом птицы, и вдруг ее взгляд упал на седого старика-туземца, который сидел на крыльце кафе, расстелив под собой продранную циновку.

Он сидел подвернув под себя ноги и курил большую глиняную трубку, прислушивался к шуму океана, поворачивая время от времени голову.

Стефани смотрела на старика. Она поймала себя на том, что начинает смотреть на него глазами Джона.

«Он очень колоритен, — подумала Стефани, — и, наверное, Джон не отказался бы его нарисовать».

Она вспомнила несколько рисунков Джона, портреты туземцев. Почему-то он их нигде не выставлял, а держал в старой потертой кожаной папке.

Стефани подозвала к себе официанта:

— Вы не могли бы сказать, кто этот старик?

— Да его все знают у нас в городке, — ответил официант. — Это старый, слепой рыбак. Никто уже не помнит его имени, и все называют Пауком.

— Почему Пауком? — поинтересовалась Стефани.

— Подойдите к нему, угостите и поймете. В принципе, он не откажется от пива, но предпочитает что-либо покрепче.

Стефани ничего не ответила официанту. Она продолжала смотреть на старика, и официант, недоуменно пожав плечами, отошел в сторону.

Наконец, Стефани решилась. Все-таки интерес поборол осторожность. Она наполнила стакан Джона абсентом, долила туда воды тонкой струйкой и, со стаканом в руке, двинулась к крыльцу.

Только тут она заметила, насколько опьянела. Ее шаги были неровными, но Стефани тут же успокоила себя тем, что это не видно со стороны, что это только внутреннее чувство.

Она подошла к старику и присела возле него на корточки. Тот немного вздрогнул и перевел на нее невидящий взгляд голубых глаз.

— Простите, мэм, — сказал он, — но я слеп. Я не вижу вас.

— Откуда же вы тогда знаете, что я женщина? — изумилась Стефани.

— Это не сложно, — вздохнул старик. — Я научился различать людей по звукам, по запахам. Я знаю всех в нашем городке и могу узнать. А вы — из приезжих.

— Правильно. Вы не откажетесь от угощения? — Стефани вложила в руку старика холодный стакан с абсентом.

Тот наклонился к стакану и вдохнул воздух. Блаженная улыбка появилась на его лице.

— Неужели можно все различать по запаху? — спросила Стефани. — Я думаю, что если курить, то обоняние притупляется.

— Это все ерунда, мэм.

— Что вы!

— Так бывает у вас, зрячих, а я не могу себе позволить потерять нюх.

Старик принялся пить абсент мелкими глотками.

— Вас, наверное, интересует, мэм, почему меня все зовут Пауком? — спросил старик.

Стефани немного замялась, ей неудобно было в этом признаться. Но лицо старика было настолько безобидным и бесхитростным, что она решилась.

— Н-да, меня это немного занимает. А откуда вы знаете об этом?

— Я слышал ваш разговор с официантом.

Стефани изумилась. От ее столика до старика было никак не меньше десяти шагов, а с официантом они разговаривали шепотом.

— Не нужно удивляться, мэм. Если бы у меня был плохой слух, я бы просто не выжил. Я даже слышу сейчас, как трутся камни на дне океана.

Стефани усмехнулась:

— Я тоже слышу, как гремит прибой.

— Нет, мэм, это совсем другое. Я слышу те камни, которые лежат на дне и лишь только вздрагивают, прикасаясь друг к другу.

Возразить на это Стефани было нечего, она замолчала, вновь припав к бокалу с абсентом.

— Так вот почему меня зовут Пауком, — сказал старик. — Я знаю несколько историй об этом странном существе. Вы же, мэм, не знаете, откуда взялись на свет пауки?

— Нет, не знаю, — усмехнулась Стефани.

Она почувствовала себя свободнее, ведь старик не мог видеть выражение ее лица, не мог понять, куда она сейчас смотрит. Она разглядывала глубокие морщины на лице старика, его узловатые руки. Старик запрокинул голову, словно бы он смотрел в небо.

— Я сейчас расскажу вам историю про паука и смерть.

— Руки смерти и паука встречаются на последнем куске пищи. — Наконец-то становится ясным, почему в этих краях рассказывают про пауков. — Когда мужчина и женщина вместе, им не хочется думать о прошлом и будущем. — На курортах все лужи чистые и прозрачные. — Мерзнуть стоит хотя бы для того, чтобы потом согреться. — Лежащий под дождем завидует тому, кто находится в тепле. — Пачка фотоснимков похожа на колоду карт. — Даже самую образованную женщину трудно остановить, если в ее душе поселяются подозрения.

Стефани устроилась поудобнее, а слепой старик начал рассказывать.

ИСТОРИЯ ПРО ПАУКА И СМЕРТЬ, РАССКАЗАННАЯ СТАРИКОМ НА КРЫЛЬЦЕ КАФЕ

Случился как-то на земле голод. Люди вырывали даже корни деревьев и съели их все. Деревья остались без корней. И однажды паук гулял в поле и встретил смерть. Она растирала муку.

Паук долго смеялся, глядя на смерть, а потом сказал: «Какой радостный день!»

Он наполнил свою сумку мукой и пошел к жене и детям. В тот день в дом паука пришла большая радость. А другой паук не знал, в чем дело, поэтому он послал одного из своих детей проследить за первым пауком.

Ребенок пришел и увидел, что на огонь ставят горшок, чтобы сварить из муки кашу. Он подождал пока сварится каша и пока ему дадут поесть. Он получил свою порцию и пошел показывать ее отцу.

Отец-паук, увидев красную кашу, сказал: «Сын мой, дитя мое, кончится тем, что ты умрешь. Кто тебе велел брать у паука кашу? Дай мне, и я выброшу ее».

И отец велел ребенку уйти. Когда тот отошел немного, он взял кашу и стал жадно ее глотать, так жадно, что даже слезы выступили у него на глазах.

И ребенок спросил у него: «Отчего ты плачешь, отец?»

А он ответил, что плачет из жалости к сыну, так как ему дали такую кашу, от которой он должен умереть. И снова паук отослал ребенка, и снова обманом взял у него кашу, а потом сам пошел к первому пауку и спросил у того, где же он берет муку. Тот ответил ему, чтобы он пришел на следующий день, тогда он покажет. Второй паук обрадовался и заспешил домой.

Всю ночь он не спал, а утром, с первыми петухами, встал и пошел к другому пауку, а тот уже куда-то ушел. Стал паук звать его, но тот не отзывался. Тогда паук решил схитрить и пойти другой дорогой.

Он взял нож, стал бить им по земле и кричать: «Помогите мне! Помогите!»

Первый паук прибежал, и второй сказал: «Не обманывай меня, покажи где ты брал муку».

Первый паук подумал-подумал и пошел вместе с ним к смерти. А смерть как раз снова растирала муку, стоял при этом очень большой шум.

Набрал второй паук муки и наполнил целых четыре мешка, пока смерть была занята работой. И первый паук сказал ему, что этого достаточно, но второй паук не согласился. Тогда первый ушел, а второй остался сидеть рядом со смертью.

Когда смерть растирала муку, она не видела паука, а потом она кончила растирать и начала варить кашу. И тут волосы упали ей на лицо, а она не знала, что рядом с ней кто-то стоит. Когда каша была готова, смерть принялась ее есть. Она взяла кусок каши, и паук взял кусок каши. Так они брали кусок за куском, пока не остался в миске один-единственный кусок. Паук протянул руку, и смерть протянула руку, и их руки встретились на единственном куске каши. Схватила смерть туку паука и спрашивает: «Ты кто такой?»