Уэсли в конце концов сломалась и купила себе в спальню кондиционер. Иначе спать было просто невозможно. Родители же, привыкнув за многие годы к чикагским температурным капризам, стоически плавились от жары ночь за ночью.

Но сегодня, несмотря на прохладу в комнате, ей не спалось. Она не находила себе места. Чем дольше девушка думала, тем яснее понимала, какую ошибку совершила. Все случилось слишком быстро, и она попала в сети Дункана и своей безрассудной страсти. Не первое впечатление о нем было совершенно правильным: самовлюбленный эгоист. Но какое обаяние! Именно из-за этого обаяния рухнула она в бездонную пропасть отчаяния, из которой по сей день не удавалось выбраться. Изо всех сил пыталась она избавиться от Дункана и от боли, что он причинил, но она возвращалась снова и снова.

И ее летняя скука отнюдь не способствовала облегчению страданий. После отъезда Шерри Уэсли чувствовала себя лишней. В этом большом городе она сидела без дела и только мучилась от жары. Ей нужно было чем-то заниматься, что-то изучать, куда-то ходить. Что угодно, только не сидеть и не ждать, когда болезненные воспоминания опять ворвутся в ее мысли.

Уэсли больше не плакала. В душе осталась одна печаль. Иногда она злилась. И ее никогда не отпускало чувство невосполнимой утраты. Ей уже тридцать. Нет ни мужа, ни друга. И никаких перспектив. Жизнь не удалась.

На следующее утро Уэсли встала рано и отправилась на пробежку к озеру. В семь утра там, как всегда, было полно желающих размяться перед работой.

Она немного волновалась перед встречей с Уильямом, хотя и знала, что он увлечен Меган, этой чудо-поварихой с писклявым голоском. Уэсли нахмурилась.

«Ладно, — убеждала себя девушка, — у нас не свидание, просто встреча друзей». Она была готова к тому, что он будет говорить о Меган. Ревность пройдет. Гораздо важнее сохранить его дружбу.

Этим вечером Уэсли одевалась особенно тщательно. Не нужно, чтобы он думал, будто она из кожи вон готова лезть, лишь бы ему понравиться. Но в то же время ей хотелось хорошо выглядеть. Уэсли уже выбрала ресторан: они пойдут в «Ред фиш». Он говорил, что любит каджунскую кухню. Девушка надела белое льняное облегающее платье и розовые босоножки. Последний штрих — любимая розовая сумочка от «Кейт Спейд». Просто, но элегантно. Она улыбнулась своему отражению в зеркале, вспомнив старую Уэсли, которая еще год назад надела бы, наверное, слаксы и футболку.

Она подкрашивала губы, когда раздался звонок в дверь. Девушка не стала торопиться. Внизу послышались голоса Уильяма и отца.

Она спустилась в гостиную. Он стоял к ней спиной. Уэсли глубоко вздохнула. Уильям был в голубой рубашке поло и голубых, тщательно отглаженных слаксах. Ей нравилось, когда он надевал голубое. Уильям обернулся, и при виде друг друга оба расплылись в улыбке.

— Привет! — Уэсли рассмеялась и дружески обняла его.

Отец позвал мать, которая тут же прибежала из кухни.

Гость представился и сел в кресло, чтобы поболтать с родителями.

Уильям с отцом заговорили о футболе, и через десять минут Уэсли пришлось прекратить эту дискуссию, которой не видно было конца и края.

— Как поживаешь, Фло Джо? — спросил Уильям, выруливая с подъездной дорожки в «тойоте-камри», взятой напрокат.

— Я в порядке. Скучаю в основном.

Он кивнул в ответ:

— Выглядишь хорошо.

Она улыбнулась и показала в сторону Норт-Лейк Шор-драйв:

— Итак, куда мы едем?

Уэсли объяснила, как добраться до «Ред фиш».

Разговор зашел о невероятно напряженном графике работы в его компании, которая росла на глазах.

— Жаль, что ты не умеешь чертить, а то бы я тебя нанял, — пошутил Уильям.

— Не-ет, в ближайший год, или около того, я не планирую выходить на работу, — ответила Уэсли.

— Но ты же вернешься осенью к тренировкам?

— Да. Я ужасно скучаю. Каждый день вспоминаю своих дамочек. Надеюсь, они поддерживают форму.

Он повернулся к ней на секунду:

— Слушай, вот чего я не могу понять в тебе.

— Чего? — озадаченно спросила Уэсли.

— Ты занимаешься персональными тренировками, любишь свое дело и зарабатываешь хорошие деньги, но тем не менее взяла и все бросила.

— Нет, дело вот в чем: мне надо было на время уехать из Бостона.

— Знаешь, жизнь не стоит на месте, Уэс, — продолжал Уильям после короткой паузы. — И ты не должна упускать шанс, который выпадает тебе сегодня, из-за неприятностей, случившихся вчера.

В ресторане он заказал сома, фаршированного бататом, и не переставал восхищаться своим блюдом.

— Бог мой, я обожаю это место. Если бы мог — женился на поваре.

Уэсли рассмеялась:

— Рада, что тебе понравилось. Но боюсь, повар здесь — мужчина.

Уэсли выбрала черные бобы с рисом и жареного цыпленка со специями, но осилила только полпорции: переусердствовала с кукурузным хлебом.

Когда официант принес десертное меню, она заказала кофе, а Уильям — ореховый пирог с ванильным мороженым.

— Ты сегодня разошелся не на шутку, — поддразнила его Уэсли.

— Да я несколько месяцев нормально не ел. В последнее время на работе сплошные запарки. В основном питаюсь в офисе из автомата с едой.

— Это вредно, Уильям. Надеюсь, в ближайшем будущем суматоха уляжется.

— Вряд ли. До ноября придется жить в таком же ритме.

Интересно, когда она снова его увидит, задумалась Уэсли.

— Собираешься этим летом на какие-нибудь вечеринки на Виньярде? — поинтересовался Уильям.

— На какие вечеринки? — Девушка не слышала ни о чем подобном.

Светская жизнь Ланы, с недавних пор бросившей пить, застопорилась, а сама Уэсли была не настолько близка к этому кругу, чтобы знать, где и когда состоится очередная тусовка, не говоря уже о том, чтобы ее туда пригласили.

Уильям слегка смутился:

— Ну, у Элинор. У Смоллсов. У Рейни Смоллс.

Уэсли откашлялась. Как же ему объяснить?

Да, она любит Рейни и находит общий язык с Элинор, но на их приемы — больше ни ногой.

— Эти сборища не для меня. Я выношу таких людей только по одному, — вывернулась Уэсли.

Уильям рассмеялся:

— Я иногда чувствую то же самое. Но подобные мероприятия надо рассматривать с точки зрения пользы для бизнеса. За последние два года я заполучил на этих вечеринках три или четыре заказа на проектирование домов.

Девушка вздохнула:

— Видимо, тебе это подходит. А я не люблю, когда меня выставляют изгоем.

Уильям прищурился:

— Откуда такие мысли?

— Из-за вопросов, которые мне задают. Слушай, я не хочу об этом говорить.

— Уэсли, ты не права. Ты встретила среди них пару придурков, но это еще не значит, что теперь всех можно валить в одну кучу. Кроме того, Рейни обожает тебя. Она постоянно рассказывает о тебе своим друзьям, и они считают, что ты настоящая трудяга.

Уэсли улыбнулась, но осталась при своем мнении.

— Воспринимай их такими, какие они есть. Они просто люди. Если у них и имеются свои заскоки, то к тебе это не имеет никакого отношения. Поначалу они и со мной так себя вели. А я знаю Дункана с колледжа.

Его слова несколько приободрили девушку.

— И я не стыжусь своей семьи, — продолжал Уильям. — Я горжусь родителями, которые работали не покладая рук, чтобы вырастить меня и моих сестер и дать нам всем образование. Многие семьи живут в этой стране уже в течение нескольких поколений, но так и не сумели добиться того, чего мои родители достигли за тридцать пять лет, после отъезда из Кингстона.

Его слова тронули Уэсли и одновременно пристыдили. Что за дурацкие комплексы? Кто дал ей право умалять заслуги родителей, да и свои собственные, только потому, что пришлось столкнуться с людьми более успешными? Уильям прав. Их заскоки не имеют к ней никакого отношения.

В полдевятого зашло солнце, но Уэсли не хотелось, чтобы вечер так быстро закончился.

— Когда ты в последний раз катался на чертовом колесе? — спросила она, когда они вышли из ресторана.

— На чем?

— Ты слышал.

— Не знаю. Наверное, в классе десятом.