— А знаешь что, Шерри, — сказала девушка, когда они решили немного передохнуть, — я заплачу за все. Я чувствую… мне это нужно, понимаешь?

Шерри пристально посмотрела на подругу:

— Уэс, ты уверена?

— Абсолютно, — твердо ответила Уэсли. — Причем нужно больше мне, чем ей.

Девушка подумала, что это будет самым выгодным капиталовложением лично в себя после того, как она месяцами выбрасывала деньги на модные однодневные пустышки. Холли подарила ей нечто гораздо более ценное: то, что переживет любую моду.

Шерри кивнула:

— Рада, что ты поняла.

Телефонный звонок тысячью осколков разорвался в тяжелой голове Уэсли. Она схватила трубку, лишь бы он замолчал. Девушка взглянула на часы — уже десять вечера. Она рухнула в постель сразу же, как вернулась из больницы, и сейчас не хотела ни с кем разговаривать. Однако пришлось ответить.

Это был Коджи.

— Коджи, только не говори, что я забыла сдать свою часть работы, — вздохнула Уэсли, услышав голос японского студента.

— Уэсли, ты знаешь про Лану?

— Нет, а что с ней?

— Она попала сегодня утром в очень серьезную аварию. Она в больнице «Брайэм энд Уименс»[9].

Туман в голове Уэсли внезапно рассеялся. Она натянула джинсы, свитер, схватила бейсболку и выбежала из квартиры.

К счастью, трамвая пришлось ждать недолго. Уэсли даже не спросила Коджи, что случилось. Не было нужды выяснять, как и почему в три часа ночи в субботу Лана врезалась в дерево на своем «мерседесе».

Элинор спала в кресле возле кровати Ланы. Сходство матери и дочери так бросалось в глаза, что Уэсли остановилась и несколько секунд не могла отвести от них глаз.

Лана выглядела абсолютно нормально. Как будто просто спала. И не подумаешь, что, накачанная лекарствами, она отходила после шестичасовой операции. Медсестра сказала, в основном пострадали внутренние органы. Из внешних повреждений — только перелом ноги.

Элинор проснулась, как раз когда Уэсли собиралась уходить.

— Уэсли, — сонным голосом позвала она девушку.

— Здравствуйте, Элинор.

Они обнялись, женщина крепко прижала Уэсли к груди и заплакала:

— Я чуть не потеряла ее. Чуть не потеряла свою малышку.

— Мне очень жаль.

— Ты знаешь, что произошло? Почему тебя не было рядом с ней?

— Я не знаю. Мне очень жаль.

— Мы делали все, что могли, — всхлипывала Элинор. — Посылали ее в центр реабилитации два, нет, даже три раза несколько лет назад… И все шло отлично. На каникулах она не выпила ни глотка…

Уэсли не знала, что и ответить. Лана никогда не говорила ей ни про клинику, ни про лечение от алкоголизма. А Элинор, совершенно очевидно, не подозревала, как много ее дочь пила в последний год. Лане удалось обвести вокруг пальца самых близких людей.

— Элинор, по крайней мере она жива. Медсестра сказала, с ней все будет в порядке.

Уэсли сомневалась, помогают ли ее утешения несчастной матери.

Элинор снова села в кресло и принялась теребить бумажную салфетку.

Уэсли пыталась найти нужные слова. И не находила.

— Ее отец так рассердился, когда узнал, что она опять нам врет. — Женщина снова заплакала. — Она выздоровеет. Должна выздороветь. А потом я заберу ее назад в Нью-Йорк. Будет жить со мной. Я думала, она может справиться сама. Оказывается, нет. — Элинор всхлипнула и высморкалась.

Уэсли положила руку ей на плечи, содрогавшиеся от рыданий.

— Она считала тебя лучшей подругой на свете. Она мне сказала. В тот раз, когда ты приехала в Оук-Блаффс. Она сказала, что ты — ее первая настоящая подруга. Она так тебя любила. Говорила, что ты очень умная. Что ты — единственный человек, который никогда не ошибается.

Чувство вины захлестнуло Уэсли, подобно приливной волне. Как она ненавидела Лану в последнее время. Ей так никто точно и не рассказал, какие сплетни распространяет о ней бывшая подруга, но Мари Бантинг и кое-кто еще из посетителей клуба поведали, что Лана называет ее выскочкой, прокладывающей себе путь в высшее общество. Она даже пыталась уговорить некоторых клиенток Уэсли найти другого тренера. Девушке было ужасно стыдно и неприятно это слышать, но она ни с кем не поделилась своей обидой, даже с Шерри. Уэсли поклялась больше никогда не общаться с Ланой. Но когда Коджи позвонил, она забыла обо всем и повиновалась голосу сердца. А теперь Элинор говорит совершенно обратное.

«Она считала меня лучшей подругой на свете?»

В палату вошла медсестра. Посетителям пришлось выйти. Элинор сказала, что останется в больнице, пока ее снова не пустят к дочери. Уэсли пообещала вернуться, как только Лана очнется.

Уэсли решила отправиться домой пешком. Она надвинула бейсболку поглубже и зашагала по Хантингтон-авеню. Девушка шла медленно, глубоко вдыхая ночной воздух.

Как такое могло случиться, спрашивала она себя. В один день умирает Холли, а Лана, оказавшись на волосок от смерти, попадает в больницу. Что происходит? Как страшно! Смерть или ее тень ни разу не вставали на пути Уэсли, после того как умерла бабушка. Но тогда ей было десять лет, и она так испугалась, что родители разрешили ей остаться дома с няней и не ездить на похороны.

Дежурившая возле палаты медсестра сказала, что с Ланой все будет в порядке. Конечно, понадобится время, чтобы вернуться к прежней жизни. Толстый кишечник сильно поврежден. Но по крайней мере, она жива и живы ее надежды. В уголках глаз снова защипало от слез, когда Уэсли мысленно увидела лицо Холли и услышала ее слабый голос: «Слушай, похоже, в прошлой жизни мы были сестрами».

Как такое могло случиться?

Ей так нужно с кем-нибудь поговорить. С кем-нибудь, кто сможет ее успокоить. Девушка вытащила мобильный телефон и набрала номер.

После шестого звонка раздался его голос:

«Это Уильям. Сейчас меня нет дома, но, пожалуйста…»

Уэсли невольно подумала о Дункане. Интересно, он уже знает? Собирается ли к Лане в больницу? Уэсли казалось, если бы он сейчас ее обнял, то ей не было бы так страшно. Но она выбросила эти мысли из головы. Позвонить ему — значит сделать огромную, непоправимую ошибку. Девушка прибавила шагу.

Уэсли пришла домой, а через три часа, что-то около полуночи, позвонила Элинор. Лана пришла в себя.

Уэсли быстро оделась и на этот раз вызвала такси.

У дверей она столкнулась с мужчиной в летах и пожилой дамой. Мужчина представился отцом Ланы. А женщина оказалась бабушкой, матерью Элинор. Уэсли чувствовала себя не в своей тарелке, входя в палату вместе с ними. Она явно была здесь лишней.

— Привет, Уэсли! — Элинор по-прежнему сидела в кресле у кровати. Настроение у нее заметно улучшилось. — Дорогая, Уэсли пришла.

Приближаясь к Лане, Уэсли нервничала. Она не знала, что сказать, учитывая их отношения в последнее время. Семья Ланы наблюдала за их встречей, и это только усугубляло неловкость ситуации.

— Привет, как дела? — Уэсли старалась говорить как ни в чем не бывало. Отекшее лицо Ланы было покрыто синяками, правая нога в гипсе. — Выглядишь потрясающе.

В ответ на шутку больная попыталась улыбнуться, но скривилась от боли.

— Пусть девочки поболтают. — Элинор вытолкнула мужа и мать в коридор.

— Как себя чувствуешь? — Уэсли понимала, что вопрос глупый.

— Все болит, — ответила Лана, морщась.

— Мне так жаль.

— Это почему же? Ты не виновата, — Лана язвила, сама того не желая.

— Мне жаль, что я наговорила тебе тогда всякого…

Лана протянула руку:

— Это мне жаль… — Ее глаза наполнились слезами. — Я и наполовину не была тебе настоящей подругой, какой ты мне была.

Уэсли впервые видела Лану на грани слез и растрогалась:

— Нет, Лана. Вспомни, если бы не ты… Ты взяла меня под свое крыло. — Уэсли почувствовала, как дрожит ее голос.

— Я так подло себя вела. Ничего не могла с этим сделать. Не знаю, что на меня иногда находит. — Лана заплакала.

— Лана, не расстраивайся так сильно. Все это в прошлом, хорошо? — Уэсли погладила ее по руке. — Все в прошлом, не расстраивайся, — повторила она и протянула подруге бумажный платок «Клинекс».