— Куда мы идем? — спросила Уэсли.
Ее мутило от больничного запаха, еще не переваренный бранч просился обратно.
— Десятый этаж. Последний. — Шерри взглянула на нее и сощурила глаза. — Ты в порядке?
— Да, все отлично.
— Ты привыкнешь к запаху.
Уэсли не хотела признаваться, что больше не собирается приходить сюда.
Странно, но в отделении пахло не так жутко, как в холле. Здесь было другое: ужасный шум. Несколько телевизоров работало на разных каналах. Кто-то из пациентов смотрел весенние тренировки бейсболистов, а остальные — всё подряд, что только мог предложить телеэфир.
— Привет, Шерри! — окликнула их с поста медсестер крупная дама карибского происхождения, одетая в белую форму.
— Привет, Мириам! — ответила Шерри.
— Как дела, красавица? Ты сегодня потрясающе выглядишь! Из церкви идешь?
Уэсли узнала барбадосский диалект.
— Это Уэсли, — представила ее подруга, и Уэсли протянула руку.
Мириам обняла ее так, что кости затрещали, и сказала:
— Приятно познакомиться, Уэсли. Ты откуда родом? Судя по лицу — с островов.
— Да, мой отец с Барбадоса, — сказала Уэсли, смущенная такой фамильярностью.
— С Барбадоса! И я тоже! А из какой части?
— Ну, приятно было с тобой повидаться, Мириам, — сказала Шерри, взяв Уэсли под руку, — но нам надо к Холли.
— Конечно. Она сегодня слегка не в духе. Вот обрадуется, что к ней пришли.
Вслед за Шерри Уэсли вошла в крошечную отдельную палату. Стены были абсолютно голыми, но у двери стояли четыре пластмассовые вазы с цветами. Еще две — на столике справа от кровати. И одна ваза — слева.
— Привет, Холли! — мягко поздоровалась Шерри и сделала знак подруге подойти поближе.
Уэсли никогда не видела такой худой женщины, разве только на подиуме.
— Шерри, хорошо, что зашла. — Голос пациентки был сильным и уверенным. Она производила впечатление женщины хорошо образованной, некогда очень красивой и знающей себе цену. — Кто это с тобой? — Она посмотрела на Уэсли и улыбнулась.
Хотя улыбкой это было трудно назвать: просто на лице натянулась кожа и показались желтые гнилые зубы, торчащие из выступающих десен. Жидкие волосы пациентки были затянуты, как предположила Уэсли, в хвост.
Уэсли протянула руку, однако Холли даже не попыталась пожать ее.
— Плохой день? — спросила Шерри.
Холли глухо закашлялась:
— Не такой уж плохой по сравнению с ночью. Просто небольшая слабость. — Она закрыла глаза.
— Послушай, Холли. Хочу, чтобы ты познакомилась с Уэсли поближе. А я пойду поздороваюсь с Сесиль.
Уэсли уже открыла рот, чтобы сказать «нет», и возмущенно схватила подругу за руку. Шерри пристально посмотрела на нее, вырвала руку и вышла из палаты.
Уэсли хотелось убежать. Холли все еще не открывала глаз. Может, она уснула? Под одеялом со штампом «Департамент здоровья Массачусетса» лежал обтянутый кожей скелет. Телевизор в палате был настроен на канал Си-эн-эн. На столике стояли фотографии. С одной из них широко улыбалась симпатичная, изящная девушка, наверное дочка. Ее волосы были коротко подстрижены и выкрашены в каштановый цвет. Прическа подчеркивала карамельную нежность кожи и глубину огромных карих глаз. Улыбка девушки демонстрировала красивые крупные белые зубы.
— Нравится? — Холли снова смотрела на Уэсли.
— Да, хорошенькая. Ваша дочка?
Холли засмеялась и опять зашлась в кашле.
— Может, позвать кого-нибудь? — заволновалась Уэсли.
Однако больная отмахнулась, показав, чтобы Уэсли не беспокоилась.
— Я в порядке. — Холли откашлялась. — Это я.
— Кто? — не поняла Уэсли.
— На фотографии. — Холли с победоносным видом смотрела на растерянную гостью. — Пять лет назад.
— Мне так жаль, — покачала головой Уэсли.
— Не надо жалеть. Мне не жаль, что я была так хороша.
Они обе рассмеялись. Холли закашлялась, но на этот раз приступ был недолгим.
Уэсли хотелось спросить, что случилось. Появилась одна идея, однако она ее отбросила. И конечно, не хотелось обижать Холли.
— У меня нет детей, подруга. Мне всего тридцать два.
Уэсли раскрыла рот от изумления.
— Пожалуйста, не надо соболезнований, — Холли закрыла глаза, и Уэсли промолчала.
— У вас все хорошо? — Уэсли не на шутку заволновалась, потому что прошла минута, а Холли не открывала глаз.
Женщина кивнула.
Уэсли уже собиралась позвать медсестру, когда Холли снова посмотрела на нее.
— У меня иногда бывают сильные боли, — объяснила она. — Сегодня еще терпимо, а вот ночью я так вопила, на всю больницу.
— Холли! Почему… Что с тобой?
— У меня СПИД.
Уэсли с трудом удержала слова сочувствия. Хотя, конечно, она сочувствовала Холли. Ей хотелось обнять женщину. Хотелось плакать. И еще ей хотелось уйти отсюда.
— Я, в общем-то, умираю. Не смотри на меня так, дорогая. Обо мне есть кому позаботиться. Я уладила свои отношения с Богом. — На лице Холли появилась уверенная, некогда ослепительная улыбка.
— Не знаю, что сказать, — прошептала Уэсли.
— Все нормально. Практически никто не знает. Но я рада, что ты пришла с Шерри. Вообще-то, у меня и семьи-то нормальной нет. Перед тем как оказаться здесь, я жила на улице.
— Но почему? На фотографии ты такая счастливая! — Уэсли слишком поздно спохватилась, как наивен ее вопрос и как похож на укор.
Холли закрыла глаза и на какое-то время отключилась. Уэсли смотрела новости и ждала, когда женщина снова придет в себя.
— Мой муж. Он был само совершенство. Он дал мне все: просторный дом в Милтоне, красивые машины, путешествия, бриллианты, несколько десятков любовниц и — СПИД.
Уэсли зажала рот рукой. У нее сердце разрывалось на части, пока Холли рассказывала ей свою историю о рыцаре в сияющих доспехах, который превратился в ангела смерти.
Холли Нивз была студенткой юридического факультета Северо-Восточного университета, когда познакомилась со своим будущим мужем. Он тоже учился на ее факультете. Они тут же влюбились друг в друга и всего через несколько месяцев поженились. Первые четыре месяца жили душа в душу, а потом начались измены. Холли получила место в небольшой юридической фирме. Она с головой ушла в работу и не обращала внимания на загулы мужа.
Перед друзьями и его родственниками они изображали счастливую пару. Оба были умны, успешны. В награду за тяжелый труд они покупали себе дорогие игрушки.
— Он повторял везде и всюду: его Холли заслуживает только самого лучшего. — Женщина горько улыбнулась. — Наверное, я мирилась с его изменами, потому что он постоянно покупал мне подарки. Я даже перестала задавать вопросы, когда он не приходил ночевать или когда ему по домашнему телефону звонили девицы и обзывали меня.
Так продолжалось четыре года. А затем его состояние серьезно ухудшилось, и он не мог уже скрывать свою болезнь от жены. Через год и у нее начались внезапные приступы опоясывающего лишая. А потом он умер. Его родственники оплатили похороны и тут же забыли о ней.
Холли ушла с работы, когда уже не в силах была выносить позор и слабость. Дом и машины забрали за неуплату. За три года без работы она продала все, что могла.
Теперь медицинской страховки у нее больше нет. Коллеги давно про нее забыли. Родственники мужа делают вид, что ее не существует. И вот она здесь одна сражается с раком, который разъедает ее тело, и умирает.
— Почему ты не вернулась к своим родственникам? — спросила Уэсли.
— Меня воспитала бабушка. Она умерла, когда мне исполнилось двадцать три. За год до того, как я вышла замуж. А где моя мать, я не знаю. — Холли взяла пульт и переключила телевизор на канал «Интертеймент». — Сейчас начнутся «Правдивые голливудские истории». Моя любимая программа.
— Да ты что! И моя!
— Ты чем-то на меня похожа, — сказала Холли, снова закашлявшись.
— Да? И чем?
— Ты такая милая и наивная.
— Наивная? — Уэсли рассмеялась, хотя сомневалась, нравится ли ей то, что совершенно незнакомый человек считает ее наивной.