— Ты стала такой занудой, с тех пор как Дункан решил уделить тебе немного внимания.

— Что ты сказала? — Уэсли вышла из комнаты с перекинутым через руку свитером.

— Ты больше не хочешь веселиться, — сказала Лана, не отрывая глаз от экрана.

Уэсли вздохнула. Ей хотелось сказать: «У меня никогда не было желания ходить по клубам. Просто сейчас появилась причина этого не делать».

— Дело не только в Дункане, — попыталась объяснить Уэсли. — Надо убраться в квартире и закончить проект по статистике до Дня благодарения. У меня и правда нет времени…

Лана подняла руку:

— Можешь не продолжать. Я все это уже слышала.

Зазвонил телефон — Шерри.

Принимая ее предложение попить кофе, Уэсли почувствовала на себе взгляд Ланы.

— Кто такая Шерри? — спросила она, сощурив глаза, как только Уэсли повесила трубку.

— Девушка, с которой я познакомилась на марафоне. Помнишь, я рассказывала?

— A-а, помешанная на Христе?

— Она совсем не такая, — попыталась защитить новую подругу Уэсли. — Да, она набожная, но с головой у нее все в порядке.

— Она еще работает журналистом?

— Точно.

Лана фыркнула:

— Не доверяю я журналистам.

Уэсли рассмеялась:

— Лана, ты же не Карли Фиорина или Донна Дубински.

Лана посмотрела на Уэсли отсутствующим взглядом.

«Неужели ей ничего не говорят имена двух самых успешных женщин-предпринимателей в Америке?» — вздохнула Уэсли.

— Откуда она?

— А что?

— Я просто хочу знать. Она толстая?

— Нет, она не толстая. Она занимается спортом. И она из Вест-Индии.

— Значит, некрасивая?

— Лана, почему ты так поверхностно судишь о людях? Ты ведешь себя как ребенок.

Лана рассмеялась:

— Ладно, взрослая ты наша. Я пойду. Встречаюсь с девочками в «Рэкс».

Уэсли почувствовала облегчение: ей не придется встречаться с сокурсницами в шумном холле танц-бара с бильярдом — одном из крупнейших в городе мест, где без труда можно было подцепить партнера на ночь. Попав туда однажды, Уэсли поклялась, что ноги ее больше там не будет. Кругом прогуливались полуголые женщины, мужчины без стеснения их разглядывали, а некоторые даже позволяли себе ущипнуть их за задницу. Никогда еще Уэсли не чувствовала себя так отвратительно.

— Тебе же хуже: пропустишь наши танцы на столе, — подмигнула Лана, закрывая за собой дверь.

Уэсли продолжила укладывать вещи для поездки в Беркшир-Хиллс. Ей все еще не верилось в то, что они с Дунканом проводят столько времени вместе. С ним она чувствовала себя принцессой. Любовь завладевала ее сердцем, и здесь ничего не поделаешь.

После ухода Ланы ей вдруг стало радостнее и легче на душе: теперь никто не мешал ей полностью отдаться мыслям о Дункане. Уэсли понимала, что дело здесь было в семейной ревности, поэтому старалась не обижаться, когда Лана закатывала глаза всякий раз при упоминании имени Дункана.

Сейчас ей хотелось поговорить с кем-нибудь о человеке, который с ног на голову перевернул ее спокойную, размеренную жизнь. Она набрала номер Шерри.

Через час она сидела в ее машине. Девушки направлялись в ту часть города, где Уэсли никогда прежде бывать не приходилось.

— Ничего себе! Значит, вот он какой, Дорчестер!

Шерри рассмеялась:

— Ты говоришь так, будто оказалась в другой стране.

«Скорее, в другом городе», — подумала Уэсли. Старые дома расположились вплотную друг к другу, повсюду мелькали цветные лица, а маленькие витрины напомнили ей некоторые места в Саут-Сайде Чикаго. Ни капли не похоже на тот стерильный Бостон, из уютного гнездышка в котором на благополучной и правильной Коммонуэлс-авеню она только что выпорхнула.

— Добро пожаловать в настоящий Бостон! Я бы не смогла жить в другом месте, — сказала Шерри.

Шерри Чарльз была одной из тех, кому нравилось находиться в центре бурной городской жизни, с ее шумом, преступлениями, мусором и суетой. Ее семья принадлежала к той волне переселенцев с Ямайки, Барбадоса, Гренады и других островов, которые перебрались в Америку из экономически отсталых стран Карибского бассейна, поверив Рональду Рейгану, посулившему им рабочие места, жилье и образование. Однако оказалось, что далеко не всем обещанные блага доставались легко и просто. Часть вернулась домой, потеряв всякую надежду на достойную жизнь на земле обетованной: чтобы продвинуться по социальной лестнице, одной низкооплачиваемой работы было недостаточно. Другие остались: скрепя сердце забыли о полученном на родине высшем образовании и пошли работать уборщиками, продавцами, строителями. Нужно было кормить семьи. Они усердно трудились. Так усердно, что американцы не могли удержаться от смеха: фраза «Каждый выходец из Вест-Индии крутится на восьми работах» стала расхожей шуткой. Но они продолжали работать. И на сегодняшний день составляли больше трети чернокожего населения города, заселяли большинство домов в бедных районах, в то же время неуклонно увеличивая число представителей среднего класса в центре Бостона.

Девушки остановились у кафе на запруженной народом площади, где разгуливали толпы школьников и молодых мамаш из Кабо-Верде, прохлаждались подростки, сновали туда-сюда по делам мужчины и женщины.

— Апхэмс-корнер, — объявила Шерри, паркуя свою «тойоту».

— Вот это да! Прямо как Девяносто пятая улица.

— Угу. Была я на Девяносто пятой, — сказала Шерри. — Здесь намного лучше.

Обе рассмеялись.

Одна из газет, в которой работала Шерри, называлась «Чикаго сан-таймс». Шерри писала о преступлениях и как-то сказала Уэсли: «Я видела изнанку города».

Маленький ресторанчик не вписался бы в общую картину престижного района Бэк-Бэй. Официанты вели себя слишком дружелюбно, приветствовали постоянных клиентов как старых друзей и общались друг с другом. Перебрасывались шутками, когда шли на кухню и возвращались обратно в зал, подкалывали друг друга, обслуживая посетителей. На минуту Уэсли попыталась представить Лану в подобном месте, но картина, возникшая в воображении, лишь вызвала у нее улыбку. Она слышала шум машин, проезжающих по Коламбия-роуд, точь-в-точь как в Саут-Сайде. Уэсли почувствовала себя дома.

Они решили заказать кофе и хлебный пудинг с ромовой подливкой.

Уэсли много смеялась — громко и от души. Шерри была забавной, открытой, скромной и очень честной. Она напомнила Уэсли о старой подруге Анн Мари и том времени, когда они обе были юными, беззаботными и могли смеяться над кем и чем угодно, иногда без всякой причины.

— Так ты познакомилась со своим парнем на вечеринке в Оук-Блаффс? — не скрывая любопытства, спросила Шерри, — У этих любителей проводить время на Мартас-Виньярд полно предрассудков. Берегись!

— Что ты имеешь в виду? Классовые предрассудки?

Шерри кивнула, потягивая кофе:

— Конечно, не у всех. Несколько лет назад я писала о них статью. Некоторые довольно странные. Скажут что-нибудь совершенно безобидное, а потом заявляют: «Не хочу, чтобы мое имя упоминалось в газете. Если друзья прочитают, то отвернутся от меня». Да, просто странные некоторые из них.

— Дункан не такой. То есть сначала я думала, что он тоже из тех, кого только и интересует: «Из какой вы семьи? А в какой школе вы учились?» Но мы стали очень близки. Думаю, если бы его что-то во мне не устраивало — я не имею в виду деньги, — наши отношения не зашли бы так далеко.

— Уверена, ты права, — согласилась Шерри. — С кем-нибудь из его родственников ты уже познакомилась?

— Я знаю Лану. Но мы дружили с ней еще до нашего знакомства.

Шерри кивнула:

— Судя по твоим словам, девочка, он — выгодная партия. Тебе повезло. — В словах Шерри не было лукавства или скрытой издевки.

— Да, действительно повезло, — нерешительно подтвердила Уэсли. — А что если я попрошу его поехать со мной к родителям на День благодарения? Как ты думаешь?

Шерри поджала губы:

— Уэс, может, нужно позволить ему взять инициативу в этом деле на себя? Я не слишком хорошо разбираюсь в мужчинах, но все же мне кажется, они любят держать руку на пульсе и контролировать развитие отношений. Если ты попросишь, он может испугаться.