Впереди виднелся гигантский обвал, возникший в результате частичного разрушения склона, — пятисотфутовое нагромождение валунов, каждый из которых был размером с автомобиль. Форд кое-что заметил в этом нагромождении. Гладкая поверхность одного из валунов была повернута как раз под таким углом, что солнечный свет падал на нее косо. И там, на валуне, превосходно, четко отпечаталась цепочка следов динозавра — огромного, трехпалого, с массивными когтями, который, видимо, когда-то переходил древнюю топь. Форд закинул флягу за плечо и, ощутив небывалый прилив энергии, направился к основанию обвала. Вся его усталость куда-то испарилась. Он напал на след, как в буквальном смысле, так и в переносном. Тираннозавр рекс где-то там, в каменном лабиринте. И может даже следы ему и принадлежат — но это одному Богу ведомо.

Именно в тот момент Уайман и услышал шум, едва различимый даже в полном безмолвии окружающей пустыни. Он остановился, поднял голову, но среди вздымающихся скал виднелся лишь кусочек неба. Шум усилился, и Форд решил, что это слабое гудение небольшого самолета. Звук стих, и Уайман не успел разглядеть в синем небе его источник. Он пожал плечами и полез на груду камней, желая поближе рассмотреть следы. Скала раскололась вдоль плоскости напластования, и обнажилась волнистая поверхность аргиллита, почти черного по сравнению с окаймлявшими его слоями кирпично-красной породы. Форд проследил, что аргиллит проходит между окружающими образованиями темной полоской толщиной дюйма в четыре. Если следы принадлежат тираннозавру — а похоже, так оно и есть, — тогда черная прожилка может служить ориентиром, указывающим на пласт, где вероятнее всего можно обнаружить ископаемое.

Форд спустился на землю и стал пробираться дальше, вверх по узкому каньону, но через несколько поворотов на пути встали отвесные утесы, и пришлось повернуть обратно. Опять, на сей раз уже громче, раздалось гудение самолета. Уайман поднял голову, прищурившись, вгляделся в синее марево и увидел вспышку света, отразившегося от небольшого самолетика, который пролетал практически над самым ущельем. Форд козырьком приставил руку ко лбу, однако самолет растворился в ослепительном, режущем глаза солнечном блеске. Форд достал бинокль и принялся оглядывать небо. Наконец он снова увидел самолет и от изумления широко раскрыл глаза.

Это был маленький белый летательный аппарат без иллюминаторов, около двадцати пяти футов длиной, с выпуклым носом и двигателем, расположенным в хвостовой части. Форд сразу распознал беспилотное воздушное средство «Хищник» MQ-1A.

Следя за самолетом в бинокль, Форд недоумевал, с чего вдруг ЦРУ или Пентагону вздумалось запускать сверхсекретную авиационную технику над федеральными территориями. Форд знал, что «Хищник» является рабочей версией некоего аппарата, который находился в стадии разработки еще в дни его службы в ЦРУ. Это был беспилотный самолет, использующий технологию НКСУ, Независимой компьютерной системы управления. Она позволяла летательному аппарату функционировать независимо в случае временной потери контакта с живым пилотом, который осуществлял дистанционный контроль. Таким образом, значительно снижались требования к личному составу, управляющему этим самолетом, — с ним мог справиться наземный экипаж из трех человек с переносной станцией вместо обычных двадцати человек на громоздком трейлере. Форд заметил, что «Хищник» несет две ракеты «Хеллфайр» с лазерным наведением.

Самолет пролетел у Форда над головой, двигаясь на запад. Затем километрах в пяти от наблюдателя плавно повернул и лег на возвратный курс. Судя по всему, «Хищник» снижался и одновременно набирал скорость, причем стремительно. Что же это такое? Форд, завороженный, продолжал наблюдать за самолетом в бинокль. Похоже, тот имитировал атаку.

Раздалось чуть слышное шипение, и «Хищник» слегка дернулся — он только что сбросил одну из ракет. Невероятно. Во что или в кого она должна попасть? Через десятую долу секунды глубоко потрясенный Форд понял, в кого: в него самого.

Мэддокс одолел последний хребет и остановился, оглядывая ущелье, оставшееся внизу. Там два каньона сходились, образуя один, широкий, представляющий собой каменный амфитеатр с ровным основанием из желтого песка. Мэддокс тяжело переводил дыхание — ему пришлось чертовски долго идти до места слияния каньонов, и у него начинала кружиться голова, неизвестно от чего: то ли от жары, то ли от полученных ранений. Он отер пот со лба и шеи, аккуратно приложил мокрую руку ко вспухшим участкам кожи, которые пострадали от ногтей и пинков той стервы. Царапину от пули на бедре болезненно дергало, и Мэддокс думал, уж не попала ли туда какая зараза. Но больше всего он беспокоился насчет воды. Солнце стояло прямо над головой, и было, наверное, около сорока градусов, все вокруг буквально плавилось от жары. Жажда становилась мучительнее с каждой минутой.

Мэддокс отыскал глазами глубокую расселину в центральном каньоне. Именно в этот каньон Бродбенты и спустятся. Они направляются к воде, а до реки, по-видимому, добраться можно только так, если не идти в обход, длинным путем через Навахское кольцо.

Мэддокс с трудом проглотил слюну. Рот его был словно набит засохшим клеем. Зря он не кинул в машину флягу с водой, когда отправлялся в погоню. Теперь-то уже слишком поздно. И потом, Джимсон знал: Бродбент с женушкой тоже наверняка страдают от жажды не меньше его самого.

Он поискал взглядом место поудобнее, откуда можно будет их пристрелить. Среди массы валунов, скатившихся сверху, с краев каньона, намечалось множество хороших точек. Оглядывая красноватые склоны, Мэддокс выбрал одну, где несколько гигантских камней частично загородили откос, как раз напротив каньона, из которого выйдут будущие жертвы. Идеальное место для засады, еще лучше того, откуда Мэддокс застрелил Уэзерса. Однако надо было, чтобы из найденного укрытия легко и метко стрелялось, ведь предстояло уложить не одного, а сразу двоих; к тому же Бродбент имел при себе оружие. А кроме того, Мэддокс неважно себя чувствовал. Он не собирался больше ходить вокруг да около. Всё, без дураков: надо прикончить гадов и выбираться из этой чертовой дыры.

Мэддокс стал осторожно спускаться, оступаясь и скользя, для равновесия хватаясь за полынь и кустарник. Ему попалась гремучая змея, прятавшаяся под камнем; она резко выгнулась дугой и зашумела погремушкой. Джимсон обошел ее. Это была уже пятая змея за одно утро. Он спустился на дно ущелья, пересек его и полез по откосу, все время следя за тем, чтобы не осталось следов. У нагромождения камней Мэддокс остановился, посмотрел, нет ли вокруг змей, и не увидел ни одной. Укрытие находилось на самом солнце, а пекло стояло адское, однако отсюда идеально просматривался противоположный край ущелья. Мэддокс снял с плеча винтовку и сел по-турецки, положив оружие на колени. Наскоро проверил винтовку — она оказалась в удовлетворительном состоянии — и установил ее уже для стрельбы. Из двух камней, упиравшихся друг в друга и образовывавших V-образную выемку, получилась превосходная бойница. В нее Мэддокс поместил ствол, наклонился, прицелился, подвигав винтовку туда-сюда. Лучшего обзорного пункта и не найти: Джимсон полностью видел каньон, из которого спустятся Бродбенты: две отвесные стены из песчаника, между ними — ровный слой песка. Никакого укрытия, даже кустов нет, и бежать некуда, разве только обратно, наверх. Если верить встроенному в оптический прицел цифровому дальномеру, когда Бродбент с женой выйдут из-за последнего поворота, они окажутся в 415 ярдах от Мэддокса. Он подпустит их по крайней мере еще ярдов на двести, а потом выстрелит. Все пройдет чисто, гладко и незаметно.

Несмотря на ломоту во всем теле и боль от ушибов, Мэддокс ухмыльнулся, представляя себе, как пули угодят этим гадам в спину, как забрызжет на песок кровь. Он опустил винтовку и снова положил ее на колени. В воздухе пахло пылью и нагретыми камнями. У Мэддокса внезапно закружилась голова. Господи Боже… Он закрыл глаза и стал повторять свою мантру, пытаясь хоть немного прояснить сознание и сосредоточиться, но не мог из-за сильной жажды. Открыл глаза и снова посмотрел на каньон. Еще по меньшей мере десять минут. Он полез в карман и достал тот самый блокнот, засаленный, с загнутыми уголками, размером всего примерно четыре дюйма на шесть. Поразился, до чего же невзрачным кажется блокнот. Полистал его. В нем были цифры — какой-то шифр, а на последней странице — два больших восклицательных знака. Что бы цифры ни значили, это Мэддокса уже не касается; Корвус сообразит, как с ними поступить. Джимсон засунул блокнот в карман, переменил позу и вытер платком взмокшую шею. Несмотря на крайнюю усталость, он испытывал приток адреналина, состояние его было сродни опьянению от обострения всех чувств, возникающее перед убийством. Краски казались ярче, воздух — прозрачнее, звуки — четче. Это хорошо. Еще минут на десять такое восприятие сохранится.