– Все равно никаких следов не видно. – Уиллер посмотрел вперед. Весь каньон от одного склона до другого тонул в лунном сиянии и казался пустым: насколько хватало глаз – ни скалы, ни кустарника, ни следов, ни тела.

Бродбент остановился в неуверенности, огляделся.

Происходящее нравилось Уиллеру все меньше.

– Тело лежало именно здесь. И вон там должны быть хорошо видны следы моего коня…

Уиллер промолчал. Он нагнулся, затушил сигарету о песок, положил окурок в карман.

– Тело было именно здесь, я уверен.

Уиллер включил «маглайт», посветил вокруг. Ничего. Детектив убрал фонарь, снова закурил.

– Вон там стоял осел, – продолжал Бродбент, – примерно в ста ярдах отсюда.

Не было ни отпечатков копыт, ни тела, ни осла, только освещенный луной пустой каньон.

– Вы уверены, что это то самое место? – спросил Уиллер.

– Совершенно уверен.

Уиллер заложил большие пальцы за ремень и стал наблюдать, как Бродбент ходит и внимательно разглядывает землю. Бродбент – высокий, подвижный, с рыжеватыми растрепанными волосами, одет в джинсы и хлопчатобумажную рубашку. В городе говорили, он сказочно богат, однако при ближайшем рассмотрении… Какое уж тут богатство: сапоги разваливаются на глазах, да еще рубашка явно из Армии спасения!

Уиллер сплюнул. Там, наверное, тысяча этих каньонов, а сейчас ночь, и Бродбент ошибся.

– Может, каньон не тот?

– Нет.

Черт возьми, Уиллер видел собственными глазами: каньон пуст от края до края. Луна светила не хуже полуденного солнца.

– Ну, теперь ясно – не здесь. Ни следов нет, ни тела, ни крови – ничего.

– Детектив, здесь лежало тело.

– Пора заканчивать, мистер Бродбент.

– Вы хотите все бросить?

Уиллер сделал медленный глубокий вдох.

– Я просто говорю, что нам лучше вернуться сюда утром, когда каньон примет более привычные очертания.

Нет, этому типу не вывести его из себя.

– Идите сюда, – позвал Бродбент, – тут песок как будто разровняли.

Уиллер посмотрел на Бродбента. Да кто он такой, чтобы указывать детективу?

– Я не вижу никаких улик. Наш полицейский участок платит шестьсот долларов в час за эксплуатацию вертолета. Завтра мы вернемся с картами, с навигационной системой и найдем нужный каньон.

– Вы, кажется, меня не расслышали, детектив. Я никуда не пойду, пока все не разъяснится.

– Как хотите. Дорогу к выходу вы знаете. – Уиллер развернулся, пошел к вертолету, влез внутрь.

– Улетаем.

Пилот снял наушники.

– А он?

– Он сумеет выбраться.

– Он вам машет.

Уиллер тихо выругался, увидел темную фигуру в ста ярдах от вертолета. Фигура размахивала руками, жестикулировала.

– Как будто нашел что, – сказал пилот.

– Боже всемогущий. – Уиллер вылез из вертолета, подошел к Бродбенту.

Тот разгреб сухой песок, добравшись до нижнего слоя – черного, мокрого, липкого.

Уиллер проглотил слюну, достал фонарь, щелкнул выключателем.

– Ох, господи, – проговорил детектив, отступая. – Ох, господи.

Доходяга Мэддокс купил синюю шелковую рубашку, шелковые бо́ксеры и серые брюки в магазине «У Зелигмана» на Тридцать четвертой улице, вдобавок взял белую майку, шелковые носки и итальянские ботинки. Во все это он облачился в примерочной. Расплатился при помощи карточки «Американ экспресс», своей первой законной карты, на которой значилось «Джимсон Э. Мэддокс», и вышел на улицу. Обновки помогли ему избавиться от беспокойства перед скорой встречей с Корвусом. Любопытно: в новеньких шмотках становишься прямо другим человеком. Мэддокс поиграл мышцами спины, чувствуя, как ткань шелестит и натягивается. Да, так лучше, гораздо лучше.

Он поймал такси, назвал адрес, и машина помчалась по направлению к «крутым» кварталам города.

Через десять минут Мэддокса уже проводили в обшитый панелями кабинет доктора Айэна Корвуса. Там было шикарно. В углу красовался камин, отделанный розовым мрамором, и сразу несколько окон выходило на Центральный парк. Сам британец стоял у стола, беспокойно роясь в каких-то бумагах.

Мэддокс, стиснув руки перед собой, остановился в дверях, ожидая, пока его заметят. Корвус страшно нервничал: тонкие-претонкие губы поджаты, подбородок выставлен вперед и торчит, точно нос корабля. Черные волосы зачесаны назад – наверняка по последней лондонской моде, думал Мэддокс. На Корвусе был отличный темно-серый костюм и новехонькая рубашка от «Тернбулл энд Эссер», в которой кончики воротника пристегиваются пуговицами. Ко всему этому полагался алый шелковый галстук.

«Вот уж кому медитация сейчас не помешает», – решил Мэддокс.

Корвус оставил свои бумаги и глянул поверх очков.

– А-а-а, уж не Джимсон ли Мэддокс вернулся с поля боя! – Британский акцент прозвучал заметнее, чем обычно.

Корвус был примерно одного возраста с Мэддоксом – тоже чуть старше тридцати, но мужчины настолько отличались друг от друга, что казались обитателями разных планет. Странно – вместе их свела какая-то татуировка.

Корвус протянул руку, Мэддокс взял ее и ощутил уверенное пожатие, не слишком длительное, не чересчур короткое, не слабое, но и не напористое. Мэддокс подавил нахлынувшие чувства.

Это человек, вытащивший его из тюрьмы Пеликан-Бей.

Корвус взял Мэддокса под руку и провел к креслам, занимавшим дальний угол кабинета, прямо перед бесполезным сейчас камином. Британец отошел ко входу, что-то сказал секретарю, потом запер дверь и сел напротив Мэддокса, беспокойно меняя положение ног, пока наконец не устроился более менее удобно. Корвус наклонился вперед; лицо его буквально рассекло воздух, глаза горели.

– Сигару?

– Это я раньше курил, а теперь бросил.

– Молодчина. Не возражаешь, если я?..

– Черт, конечно нет.

Корвус вынул сигару из специальной коробочки с увлажнителем, отрезал кончик. Прикурил, подождал, пока сигара хорошенько разгорится, затем опустил ее и сквозь клубы дыма посмотрел на Мэддокса:

– Рад тебя видеть, Джим.

Мэддоксу нравилась манера Корвуса: тот всегда относился к Джимсону с безраздельным вниманием и разговаривал с ним на равных, как и подобает птице высокого полета. Корвус горы свернул, чтобы вызволить его, Мэддокса, из тюрьмы, и, сделав один-единственный телефонный звонок, мог бы упечь обратно. Вот два факта, которые вызывали у Мэддокса сильные и противоречивые чувства, в которых он и сам пока не разобрался.

– Итак, – проговорил Корвус, откидываясь назад и выпуская струйку дыма.

Что-то в манере Корвуса всегда беспокоило Мэддокса. Он вытащил из кармана карту и протянул собеседнику.

– Вот, нашел среди барахла, которое тот тип тащил с собой.

Корвус, нахмурившись, развернул карту. Мэддокс ожидал радостных возгласов. Их не последовало. Лицо Корвуса побагровело. Он резко швырнул карту на стол. Мэддокс наклонился, хотел взять ее.

– Оставь, – бросил Корвус. – Кому она нужна? Где блокнот?

Мэддокс начал издалека:

– Вот как вышло… Я шел за Уэзерсом к Высоким Плоскогорьям, и он меня просто доконал. Я две недели прождал, пока он покажется. Ну, появился в итоге. Я устроил засаду, пристрелил его.

Воцарилась напряженная тишина.

– Ты его убил?

– Да. А по-вашему, лучше бы он побежал к легавым и растрезвонил всем и каждому, что вы урвали его кусок, или как это там говорится? Уж поверьте мне, Уэзерса нельзя было не грохнуть.

Продолжительная пауза.

– А блокнот?

– В том-то и дело, что не нашел я блокнота. Только карту. И еще вот это. – Мэддокс достал из сумки металлический ящик с переключателями и светодиодным экраном, выложил на стол.

На ящик Корвус даже не взглянул.

– Ты не нашел записную книжку?

Мэддокс сглотнул.

– Нет.

– При нем должна была быть записная книжка.

– Не было ее там. Я застрелил его сверху, с края каньона, потом тащился пять миль до самого дна. Два часа почти. Когда добрался до места, оказалось, там уже кто-то побывал – видно, другой кладоискатель хотел нагреть руки. Он приехал верхом, его следы были повсюду. Я обшарил труп, обыскал ишака, все вверх дном перевернул – нету никакой книжки. Я ценные вещи прихватил, следы уничтожил и тело закопал.