Смола вокруг образца застыла. Мелоди снова положила его в распилочное гнездо и сделала новый надпил с обратной стороны. Вскоре получился тонкий срез камня толщиной приблизительно в полмиллиметра, без единой трещинки или зазубринки. Мелоди проворно растворила смолу, включила воду и разделила полупрозрачную каменную пластинку на двенадцать частей – все они предназначались для разных тестов. Взяв один из получившихся кусочков, Мелоди укрепила его в смоле на другом манипуляторе и с помощью шлифовального круга и полировочного устройства сделала еще тоньше, довела до совершенной прозрачности и толщины человеческого волоса. Положила на предметное стекло, а то в свою очередь – на предметный столик поляризационного микроскопа «Мейджи». Затем включила микроскоп и приблизила глаза к окулярам.

Быстрое регулирование фокусировки – и вот уже в поле зрения цветная радуга, целый мир кристальной красоты. От великолепия, которое являл поляризационный микроскоп, у Мелоди всегда захватывало дыхание. Даже самый невзрачный камешек раскрывал свою потаенную душу.

Мелоди установила тридцатикратное увеличение и постепенно стала прибавлять по тридцать градусов к углу поляризации, причем с каждым прибавлением образец словно выбрасывал новый цветовой поток. Первый осмотр носил исключительно эстетический характер; женщина будто заглядывала в окно из цветного стекла, более прекрасное, чем розетка Шартрского собора.

По мере приближения к углу поляризации в 360 градусов сердце Мелоди билось быстрее. Образец и впрямь невиданный. Установив максимальный угол, Мелоди дала стодвадцатикратное увеличение. Структура образца столь тонка, столь совершенна – просто поразительно. Теперь Мелоди понимала, отчего такая секретность. Если есть еще подобные камешки там, откуда взяли этот, – а они, вероятно, есть, – тогда сохранить их наличие в тайне становится делом первостепенной важности. Удача неслыханная даже для такой известной личности, как Корвус.

Мелоди отвела глаза от окуляров, и ее посетила новая мысль. Может быть, и она нашла именно то, что нужно ей для получения штатной должности? Только бы верно и безошибочно разыграть свои карты.

Монастырь Христа в Пустыне находился в диких землях в районе Чамы, до него было пятнадцать миль пути вверх по реке. Совсем рядом с монастырем возвышался величественный склон столовой горы Меса-де-лос-Вьехос, а дальше начинались бескрайние территории, занятые плоскогорьями. Том ехал по Монастырской дороге страшно медленно, не желая, чтобы его драгоценный «шеви» пострадал на одной из самых отвратительных трасс во всем штате. Из-за многочисленных рытвин впечатление было такое, будто ее бомбили; на отдельных неровных участках у автомобиля грозили повылетать заклепки, а у Тома – зубы, все до единого. Говорили, впрочем, что монахов эта дорога вполне устраивает.

В конце переезда, который уже начал представляться Тому чуть ли не путешествием на край света, над можжевельником и чамисой показалась башенка глинобитной церкви. Постепенно стал виден весь монастырь, когда-то основанный бенедиктинцами: группа коричневых глинобитных построек, разбросанных на уступе над поймой, как раз над тем местом, где речушка Галлина сливалась с Чамой. По многим свидетельствам, это был один из наиболее отдаленных христианских монастырей в мире.

Том припарковал грузовичок на земляной площадке и по тропинке добрался до монастырской лавки. Снизу, из церкви, доносился слабый отголосок пения, сливавшегося с хриплыми криками сосновых соек.

Лавка была пуста, однако, когда Бродбент отворил дверь, звякнул колокольчик, и навстречу гостю вышел молодой монах.

– Здравствуйте, – сказал Том.

– Добро пожаловать. – Монах опустился на высокий деревянный стул, стоявший за прилавком.

Том нерешительно оглядывал скромный монастырский ассортимент: мед, засушенные цветы, самодельные открытки, изделия с резьбой по дереву.

– Меня зовут Том Бродбент, – представился он, протягивая руку.

Монах ответил ему рукопожатием. Он был невысок, худощав и носил очки с толстыми стеклами.

– Рад познакомиться.

Том кашлянул. До чего же неловко…

– Я ветеринар, в прошлом году лечил здесь больную овцу.

Монах кивнул.

– Тогда я услышал о монахе, бывшем сотруднике ЦРУ.

Снова кивок.

– Вы знаете, кто это?

– Брат Форд.

– Да. Я хотел спросить, можно ли мне поговорить с ним?

Монах посмотрел на большие спортивные часы с кнопками и массивным циферблатом, выглядевшие на его руке удивительно неуместно, хотя Том даже не понимал почему – ведь монахам тоже нужно узнавать время.

– Час шестой только что истек. Я приведу брата Форда.

Монах вышел на тропинку и вскоре скрылся из виду. Пять минут спустя изумленный Том заметил, как с горы спускается какой-то гигант: на огромных ногах – пыльные сандалии, в руке – длинный деревянный посох, за спиной трепещут складки коричневой сутаны. Через секунду дверь распахнулась, великан в сутане размашисто прошагал в лавку, сразу подошел к Тому и удивительно бережно пожал ему руку своей лапищей.

– Брат Уайман Форд, – пророкотал он явно не монашеским голосом.

– Том Бродбент.

Брат Форд отличался поразительным уродством. У него была большая голова и грубое лицо, похожее на лицо Авраама Линкольна и одновременно напоминавшее ноздреватый германский сыр. Форд не казался особенно благочестивым, по крайней мере внешне. Отнюдь не по-монашески смотрелись высокая внушительная фигура, борода и непослушные черные волосы, закрывавшие уши.

Наступило молчание. Том вновь почувствовал неуместность своего визита.

– Не найдется ли у вас свободной минутки?

– По уставу на территории монастыря мы должны соблюдать обет молчания, – ответил монах. – Может, прогуляемся?

– Хорошо.

Он быстро зашагал по тропинке, что сбегала от монастырской лавки к реке и вилась вдоль берега. Том изо всех сил старался не отставать. Был чудесный июньский день. Оранжевые края каньона ярко выделялись на фоне голубого неба, над головой проплывали пушистые облака, похожие на величественные корабли.

Минут десять Том с монахом шли, не говоря ни слова. Тропинка привела их к высокому утесу. Брат Форд подобрал края сутаны и сел на ствол поваленного можжевельника. Том опустился рядом и молча восторженно оглядел каньон.

– Надеюсь, я не отвлек вас от каких-нибудь важных дел, – проговорил он, все еще не зная, с чего начать.

– Я пропускаю страшно важное заседание в палате прений. На нем разбирается случай богохульства одного из братьев во время всенощной. – Форд усмехнулся.

– Брат Форд…

– Прошу, зовите меня Уайманом.

– Вы что-нибудь слышали о позавчерашнем убийстве в Лабиринте?

– Я уже давно не читаю газет.

– Вы знаете, где Лабиринт?

– Да, он мне хорошо знаком.

– Два дня назад там застрелили кладоискателя. – Том рассказал, как нашел умирающего, как тот отдал ему блокнот и как потом тело исчезло.

Некоторое время Форд молча смотрел на реку. Затем повернул голову и спросил:

– Ну… а при чем же здесь я?

Том достал из кармана блокнот.

– Вы не отнесли его в полицию?

– Я дал слово.

– Но вы наверняка передали копам копию.

– Нет.

– Это неразумно.

– Полицейский, который ведет расследование, не внушает мне особого доверия. И потом, я обещал.

Том чувствовал, как монах, не мигая, смотрит на него своими серыми глазами.

– Чем я могу вам помочь?

Том протянул монаху записную книжку, но тот и не думал ее брать.

– Чего я только не испробовал, чтобы установить личность того человека и отдать блокнот его дочери. Все без толку. У полицейских нет ни единой улики; по их словам, на поиски тела может уйти несколько недель. Записная книжка все расскажет о погибшем, я уверен. Проблема в одном: записи в ней зашифрованы.

Пауза. Монах не отрывал от Тома пристального взгляда.

– Я слышал, вы работали дешифровщиком в ЦРУ.