Твоей души, отец, слепая страсть
И гнев ее тяжелый оставляют
Глубокий след в уме — не оттого,
Чтоб был ты прав, однако. К сожаленью,
Я склонности не чувствую в толпе
Оправдывать себя и, вероятно,
В своем кругу сумел бы доказать
Ясней твою ошибку. И не так ли
Нередко наш страдает тонкий слух
От музыки, которой рукоплещет
Толпа? Увы… Пред горшею бедой
О меньшей мы позабываем. Вижу, —
Завесу с уст приходится поднять.
Начну с того же я, с чего искусно
Ты начал речь. Оставь без возраженья
Я первые слова, и я погиб.
Взгляни вокруг на землю, где ступает
Твоя нога, на солнце, что ее
Живит, и не найдешь души единой —
Безгрешнее моей, хотя бы ты
И спорил, царь. Богов я чтить умею,
Живу среди друзей, и преступлений
Бегут друзья мои. И стыдно им
Других людей на злое наводить
Или самим прислуживать пороку:
Высмеивать друзей, пусть налицо
Они иль нет, я не умею. Тот же
Для них я друг. Ты упрекал меня
В страстях, отец, — нет, в этом я не грешен:
Я брака не познал и телом чист.
О нем я знаю то лишь, что услышал
Да на картинах видел. Да и тех
Я не люблю разглядывать. Душа
Стыдливая мешает. Если скромность
В невинности тебя не убедит,
Так объясни ж, отец, каким же мог
Я развратиться способом. Иль Федра
Такой уже неслыханной красы?
Иль у меня была надежда с ложем
На твой престол, ты скажешь? Но ведь это
Безумие бы было, коль не глупость.
Иль быть царем: так сладостно для тех,
Кто истинно разумен? Ой, смотри.
Здоров ли ум, коли корона манит.
Я первым быть меж эллинов горел
На играх лишь, а в государстве, право ж,
И на втором нам месте хорошо…
Средь избранных, конечно. Там досуг,
Да и в глаза опасность там не смотрит,
А это слаще, царь, чем твой престол.
Теперь ты все уж знаешь. За себя
Такого же другого, к сожаленью,
Я не могу подставить, чтоб порукой
Тебе служил. Пред Федрою живой
Мне также спор заказан. Ты легко бы
Нашел тогда виновных. А теперь
Хранителем клянусь тебе я клятвы
И матерью-землей, что никогда
Жены твоей не трогал, что ее
Я не желал и что о ней не думал.
И пусть умру бесславно и покрытый
Позорным именем, ни в море я,
Ни на земле пускай успокоенья
И мертвый не найду, коль это ложно…
Замучена ли страхом, умерла
От собственной руки она, не знаю
И больше говорить не смею. Но
Неправая из дела вышла чистой,
А чистого и правда не спасла.
