Гробница святаго Богуеддина находится прямо противъ главныхъ воротъ въ юго-восточномъ углу дворика. Она представляетъ четырехсторонній массивный фундаментъ, сложенный изъ большихъ, грубо обтесанныхъ плитокъ мрамора и по внѣшнему виду походитъ на гробницу Абдуллахъ-хана. Высота ея два съ половиной аршина, а длина по двѣнадцати шаговъ съ каждаго бока. Въ головахъ гробницы находится выступъ изъ глыбы бѣлаго мрамора, покрытый узорчатыми изваяніями, а въ ногахъ, въ видѣ продолговатой доски, длиной около аршина съ четвертью, вдѣланъ черный камень, называемый бухарцами сянги-мурадъ. Точно такого же вида плитки чернаго камня вдѣланы въ мавзолей подъ, верхнимъ карнизомъ и съ правой, и съ лѣвой руки. Съ этой послѣдней стороны, прислоненная къ карнизу, торчитъ цѣлая связка бунчуковъ, а въ головахъ, на высокомъ шестѣ, качается по вѣтру большой бунчукъ, подвѣшенный подъ металлическое яблоко, которое, будучи полымъ внутри, издаетъ при каждомъ колебаніи тихій звонъ, какъ бубенчикъ. Головная часть гробницы обращена къ сѣверу, и въ двухъ шагахъ отъ нея, рядомъ съ высокимъ шестомъ, находится священный ключъ прекрасной воды, а еще далѣе — бассейнъ, обложенный плитой, и около него, по ту сторону — небольшой кіоскъ, внутри котораго также есть водоемъ въ большомъ чанѣ.
Вдоль южной стѣны дворика, начиная отъ юго-западнаго угла гробницы, по направленію къ главнымъ воротамъ, идутъ въ рядъ еще семь другихъ гробницъ обыкновенной здѣшней формы, въ видѣ двускатныхъ, слегка округленныхъ саркофаговъ, облицованныхъ алебастромъ. Тутъ покоятся семь главнѣйшихъ учениковъ и послѣдователей Богуеддина, принявшихъ послѣдній вздохъ своего пира[174] при его кончинѣ.
Вдоль изголовьевъ этихъ гробницъ постланъ на помостѣ большой паласовый коверъ, а надъ нимъ сверху, въ наклонномъ положеніи, протянутъ на шестахъ наметъ отъ большой палатки, сверху зеленый, а съ исподу пестрый, узорчато составленный изъ кусковъ различныхъ матерій. Подъ этимъ наметомъ преважно возсѣдаютъ на собственныхъ пяткахъ семь чалмоносныхъ шейховъ, представителей рода Накшбенди. Предъ каждымъ изъ нихъ лежитъ по небольшой кучкѣ мѣдныхъ, серебряныхъ и золотыхъ монетъ, которыя съ утра, съ приходомъ сюда на дежурство, они выкладываютъ изъ собственныхъ кармановъ, въ видѣ приношенія, якобы собраннаго отъ доброхотныхъ дателей уже сегодня, и тѣмъ приглашаютъ новыхъ посѣтителей къ дальнѣйшимъ пожертвованіямъ.
Я уже сказалъ, что право селиться въ мѣстечкѣ около Мазари-Шерифа принадлежитъ исключительно потомкамъ Богуеддина, присвоившимъ себѣ титулъ ходжей. Община этихъ потомковъ сдаетъ могилу своего святаго предка въ аренду тридцати двумъ шейхамъ, представителямъ или старшинамъ своего рода, за 11,000 тенговъ (2,200 р. металл.) въ годъ. Деньги эти идутъ въ раздѣлъ между всѣми жителями мѣстечка, и за это шейхи обязаны содержать въ чистотѣ и порядкѣ не только гробницу съ дворикомъ и мечетями, но и весь Мазари-Шерифъ. Остальной доходъ отъ поклонниковъ поступаетъ уже сполна въ пользу шейховъ-откулщиковъ, которые изъ своей среды назначаютъ по очереди ежедневное дежурство въ числѣ семи человѣкъ при гробницѣ святаго. Доходы же ихъ бываютъ не малые, потому что хазряти-Богуеддинъ Накшбенди — одинъ изъ самыхъ популярнѣйшихъ святыхъ не только въ Бухарѣ, но и во всей Средней Азіи, и троекратное хожденіе на поклоненіе его гробу замѣняетъ для мусульманина странствіе къ далекой Каабѣ въ Мекку. Поэтому можете себѣ представить сколько сюда набирается пилигримовъ. Для Бухары душеспасительныя прогулки въ Богуеддинъ составляютъ одно изъ самыхъ любимыхъ развлеченій; и такъ какъ въ мѣстечкѣ каждую среду бываетъ базаръ (отъ котораго извѣстная часть торговой пошлины тоже поступаетъ въ пользу богуеддинцевъ), то сюда обыкновенно въ этотъ день съѣзжается изъ города и со всѣхъ окрестностей масса народа. Самъ эмиръ какъ бы въ обязательный долгъ поставляетъ себѣ посѣтить ханкахъ и сотворить намазъ предъ могилой святаго каждый разъ какъ выѣзжаетъ въ путешествіе по Каршинской дорогѣ, а равно и при возвращеніи изъ путешествія. А каждое такое посѣщеніе его высокостепенства непремѣнно сопряжено со щедрымъ приношеніемъ. Равно и каждый поклонникъ обязательно долженъ положить что-либо по возможности, но никакъ не менѣе семи пулъ, за прикосновеніе къ сянги-мураду, да столько же за глотокъ воды изъ священнаго колодца. Этотъ колодецъ шейхи уже отъ себя сдаютъ на откупъ одному изъ своей среды, и откупщикъ тоже пользуется большими доходами, въ особенности лѣтомъ, въ жаркую пору, когда каждый отъ жажды не прочь и нѣсколько разъ напиться холодной, чистой и вкусной воды. Въ эту пору, по средамъ и пятницамъ, а также и въ праздничные дни, когда въ ханкахъ набираются массы гулящаго люда, откупщикъ взимаетъ плату и за воду изъ хауза, и за воду изъ чана, что находится въ кіоскѣ, подъ тѣмъ предлогомъ, что она-де изъ одного и того же источника. Наконецъ и самое кладбище приноситъ очень хорошій доходъ за мѣста, уступаемыя подъ могилы. Люди благочестивые и въ то же время состоятельные часто еще при жизни выражаютъ желаніе быть погребенными въ сосѣдствѣ съ досточтимымъ ими праведникомъ и для этого покупаютъ себѣ на кладбищѣ мѣсто, или оставляютъ въ подобномъ смыслѣ завѣщанія своимъ наслѣдникамъ, и такъ какъ на монастырскую землю нѣтъ опредѣленной таксы, то это каждый разъ зависитъ отъ взаимнаго соглашенія, причемъ шейхи, разумѣется, не упускаютъ случая сорвать какъ можно больше въ свою пользу. Превыгодное дѣло быть родственникомъ такого святаго!
Но эксплуатируя память своего предка, эти шейхи знаютъ о немъ очень мало. Не только никто изъ нихъ не позаботился составить его «житіе», но и устныя преданія о немъ весьма скудны и сбивчивы. Извѣстно только, что жилъ онъ и подвизался при ханѣ Тимурѣ, основалъ и донынѣ здравствующій монашескій орденъ Накшбенди и умеръ семнадцати лѣтъ отъ роду, оставивъ по себѣ нѣсколько послѣдователей, въ числѣ которыхъ былъ и ходжа Обейдуллахъ-Ахраръ, самый ревностный распространитель его ученія, пользовавшійся такимъ почетомъ, какъ ученый и писатель, что современные ему ханы и члены дарственныхъ домовъ наперерывъ другъ предъ другомъ заискивали его расположенія. Самъ же Богуеддинъ не оставилъ по себѣ никакого написаннаго имъ самимъ сочиненія, онъ училъ только устно, и ученіе его записано было уже ходжей Обейдуллахомъ. Шейхи увѣряютъ, что жилъ онъ 514 лѣтъ тому назадъ, стало быть въ 1369 году, но былъ ли то годъ его рожденія или кончины, неизвѣстно. Вообще, относительно года его смерти показанія не отличаются точностью. Такъ, Ханыковъ говоритъ, что умеръ онъ въ 1303 (703), а Вамбери относитъ время его смерти къ 1388 (791) году.
Каждый мусульманинъ, приблизясь въ южному фасу гробницы, непремѣнно останавливается, благоговѣйно прикладываетъ ладони къ сянги-мураду и третъ ихъ о камень, а затѣмъ обтираетъ ими себѣ лицо и бороду. Вслѣдствіе этихъ прикладываній, поверхность сянги-мурада лоснится какъ полированная. Мои спутники-мусульмане также исполнили этотъ обычай, въ результатѣ чего на ихъ физіономіяхъ остались черные слѣды, какъ отъ карандашной пыли. Муллы и шейхи увѣряютъ, что сянги-мурадъ совсѣмъ особенный камень, чуть ли не небеснаго происхожденія и чудодѣйственнаго свойства, и что поэтому одно уже прикосновеніе къ нему производитъ на душу и тѣло пріятное впечатлѣніе.
Зная, что по осмотрѣ гробницы придется сдѣлать приношеніе «въ пользу святаго», я еще въ Бухарѣ отложилъ въ особый мѣшечекъ пятьдесятъ новенькихъ четвертаковъ, изъ числа отпущенныхъ мнѣ при отъѣздѣ изъ ташкентскаго казначейства. Теперь я положилъ этотъ мѣшечекъ предъ старшимъ шейхомъ, занимавшимъ первое, ближайшее ко гробницѣ мѣсто. Онъ неторопливо развязалъ его и принялся пересчитывать монеты. Остальные внимательно слѣдили за нимъ глазами, словно опасаясь, какъ бы онъ не скралъ чего либо въ свою пользу. Пересчиталъ шейхъ деньги и вдругъ не совсѣмъ-то довольнымъ тономъ обращается къ нашему эсаулъ-баши съ какими-то объясненіями, словно тутъ недоразумѣніе какое вышло и онѣ заявляетъ претензію на что-то. Спрашиваю у эсаулъ-баши черезъ переводчика въ чемъ дѣло.
