Въ 10 с половиною часовъ утра, по выѣздѣ изъ Чимъ-кургана, туманъ нѣсколько порѣдѣлъ, такъ что явилась возможность разглядѣть кое-что на разстояніи шаговъ трехсотъ. Тутъ мы замѣтили одну особенность въ устройствѣ владѣльческихъ хозяйствъ, или дворовъ, расположенныхъ на степи, нѣсколько въ сторонѣ отъ дороги. Они не составляютъ сплошнаго селенія, не ютятся хозяйство къ хозяйству, какъ тѣ, что тянутся вдоль самой рѣки, а раскинуты по окрестности, каждый дворъ самъ по себѣ, отдѣльно отъ прочихъ, на извѣстномъ разстояніи, такъ что представляются чѣмъ-то въ родѣ нашихъ хуторовъ, почему и самое названіе ихъ «чарбахъ» соотвѣтствуетъ хутору. Каждый изъ такихъ дворовъ непремѣнно обнесенъ стѣной, и даже довольно высокою, нерѣдко съ зубцами, въ томъ же родѣ, какъ и караванъ-сараи, такъ что издали они имѣютъ видъ какъ бы отдѣльныхъ фортовъ, взаимно другъ друга обороняющихъ; но это не караванъ-сараи, а именно обширные, степные хозяйственные дворы, чарбахи.
Прирѣчная мѣстность заселена очень густо. Въ продолженіе всего пути, почти вплоть до Карши, справа виднѣются непрерывною лентой сады, среди которыхъ тянется непрерывный рядъ селеній вдоль по теченію Кашка-Дарьи, составляющихъ въ сущности одинъ безконечный кишлакъ, лишь подраздѣленный на различныя наименованія. Селенія эти, слѣдуя изгибамъ рѣки, теряются подъ конецъ пути изъ виду, но нѣсколько времени спустя, темная полоса ихъ садовъ снова выступаетъ на горизонтѣ, подходитъ все ближе и ближе и, наконецъ, сливается непосредственно съ самимъ городомъ. Дорога отъ самаго Шаара идетъ не сквозь прибрежные кишлаки, а пролегаетъ по возвышенной степной, плоскости (чуль), за воздѣланною полосой, или, лучше сказать, по задамъ земельныхъ участковъ, огороженныхъ глинобитными стѣнками, а каждый изъ такихъ участковъ занимаетъ въ длину, считая отъ рѣки къ чулю, протяженіе версты въ три (такъ по крайней мѣрѣ казалось на глазъ). Въ лѣвую сторону отъ дороги идетъ уже голая степь, служащая пастбищемъ для овечьихъ отаръ, кое-гдѣ прорѣзанная съ сѣвера на югъ большими арыками, которые пересѣкаютъ дорогу крайне неудобно для проѣзда, потому что окопаны съ обѣихъ сторонъ высокими земляными насыпями, образующимися постепенно при ежегодной чисткѣ арыковъ, когда весь илъ и наносный песокъ, выгребаемый со дна, сбрасывается тутъ же на насыпь, и такимъ образомъ по величинѣ этой послѣдней всегда можно приблизительно опредѣлить, какъ давно арыкъ существуетъ. Эти степные арыки несутъ воду къ дальнимъ кишлакамъ, что виднѣются южнѣе, у подножія незначительной пологой гряды, составляющей послѣдній изъ отроговъ Ярчаклыйскаго хребта.
Чѣмъ ближе къ Карши, тѣмъ все болѣе степная мѣстность перерѣзывается подобными арыками, но тутъ уже они идутъ и вдоль и поперекъ степнаго пространства, и встрѣчаются между ними какъ большіе, такъ и малые, и глубокіе, и мелкіе; на нѣкоторыхъ настланы прочные, хорошо содержимые мостики, безъ перилъ, но достаточной ширины, такъ что широкоходная арба можетъ по нимъ пройти совершенно свободно.
Проѣхали еще 2 с половиною таша и остановились на нѣсколько минутъ у селенія Каратегинъ, чтобы дать вздохнуть лошадямъ. Караулъ-беги тотчасъ же подъѣхалъ съ предложеніемъ остановиться и здѣсь для отдыха и достархана, но мы предпочли немедленно же ѣхать далѣе. Поѣхали; но поѣхали къ видимому удивленію и даже неудовольствію нашихъ провожатыхъ и мѣстнаго аксакала: «Какъ, такой длинный путь и вдругъ не желаютъ отдохнуть и подкрѣпиться! Совсѣмъ ни на что не похоже!»
Но вотъ сдѣлали еще около двухъ ташей; подъѣзжаемъ къ селенію Чаукай, куда выѣхали двое какихъ-то чиновниковъ, высланныхъ изъ Карши для встрѣчи посольства. Здѣсь опять то же самое предложеніе остановиться, закусить и отдохнуть. Но когда и на этотъ разъ, не внявъ любезнымъ приглашеніямъ, мы велѣли везти себя дальше, то и караулъ-беги, и чиновники, и аксакалы окончательно уже «поверглись въ пучину недоумѣнія» и стали между собою переговариваться: «Да что-жъ молъ это наконецъ такое?!.. Какіе же это важные люди! Гдѣ такіе виданы?..» Въ Бухарѣ важные люди путешествуютъ медленно, съ роздыхомъ, съ остановкой, и чѣмъ важнѣе лицо, тѣмъ медлительнѣе должно оно ѣхать. Да и куда спѣшить въ самомъ дѣлѣ? и зачѣмъ… Для спѣху существуютъ молъ джигиты, — ну ужь у тѣхъ и назначеніе такое, — а то вдругъ важные люди, и тоже по-джигитски! «Ай-ай, яманъ, яманъ! не хорошо!..»
Конечно, эти добрые люди мѣрятъ на свой аршинъ: такъ напримѣръ, эмиръ никогда не проѣзжаетъ въ сутки болѣе одного таша, но для насъ, въ виду экстренности поѣздки, а главное въ виду заранѣе заявленнаго нами желанія, количество ташей было болѣе, чѣмъ удвоено и именно накинуто на каждую станцію по полтора таша (12 верстъ), но когда и при этомъ мы отказались отъ предлагаемыхъ остановокъ и сопряженныхъ съ ними кормленій жирными и сладкими снѣдями, то понятно, что бухарцы наши должны были наконецъ «положить въ ротъ палецъ изумленія». Шутка ли сказать, пропустить вдругъ цѣлыя двѣ остановки и двѣ кормежки! Но еслибы слѣдовать желанію этихъ добряковъ, то намъ отъ Шаара до Карши, вмѣсто двухъ перегоновъ, понадобилось бы пять, а если ѣхать по-эмирски, то разстояніе отъ Шаара до Бухары въ 31 ташъ (248 верстъ) пришлось бы проѣзжать цѣлый мѣсяцъ. Разумѣется, бухарскіе чиновники должны были наконецъ безнадежно махнуть на насъ рукой, какъ на людей окончательно не умѣющихъ путешествовать съ надлежащею важностію.
Послѣ каждаго отказа въ остановкѣ насъ, на дальнѣйшемъ пути, нагоняли и опережали джигиты, мчавшіеся бѣшенымъ карьеромъ съ надѣтыми на руки зелеными стульями, сидя безъ стремянъ на вьючныхъ кожаныхъ коробкахъ, наполненныхъ столовыми приборами и достарханомъ. А замѣчательно въ самомъ дѣлѣ, какъ ѣздятъ въ Средней Азіи верхомъ на вьюкахъ: чѣмъ тяжелѣе до извѣстной степени вьюкъ, тѣмъ считается лучше; меньше будетъ ерзать и стало быть для лошади менѣе риску набить себѣ спину. Человѣкъ же садится между двумя коробами и кладетъ на нихъ ноги, вытянувъ ихъ горизонтально впередъ, причемъ нижняя часть ноги, начиная отъ колѣна, болтается у него безъ опоры на воздухѣ, около лошадиной шеи. Такая поза безъ привычки крайне неудобна, но говорятъ, что именно она-то тутъ и требуется, потому что человѣкъ будто бы становится отъ этого увѣсистѣе и тѣмъ дополняетъ усидчивость вьючной поклажи.
На пути отъ Чаукая къ Карши не обошлось-таки безъ приключенія. Протекаетъ тутъ какая-то рѣчонка, сама по себѣ вполнѣ ничтожная, особенно въ эту пору года; но течетъ она въ довольно глубокихъ и большею частію круто обрывистыхъ берегахъ. Рѣчка затянулась тонкимъ льдомъ, по которому двинулся было вьючный джигитъ съ цѣлью проложить дорогу поѣзду; но едва выѣхалъ на середину, какъ ледъ подъ нимъ рухнулъ и джигитъ провалился, растерявъ свою поклажу. Кое-какъ однако удалось ему выкарабкаться на ледъ и вытянуть свою лошадь; но подходя къ противоположному берегу бѣдняга провалился снова, и на этотъ разъ даже серьезнѣе перваго, потому что лошадь упала подъ нимъ на бокъ и окунула его съ головой. Впрочемъ, все обошлось благополучно, безъ ранъ и ушибовъ, а упавшій вьюкъ былъ пойманъ другими джигитами. Освободясь изъ-подъ лошади, узбекъ поднялъ ее на ноги и вытянулъ за поводъ на берегъ, гдѣ, раза два встряхнувшись, легъ на спину и задралъ кверху ноги, чтобы вылить изъ сапогъ воду, а затѣмъ вскочилъ въ сѣдло, влѣпилъ пару горячихъ нагаекъ своему скакуну и минуту спустя уже пропалъ изъ виду, умчавшись по направленію къ городу. По пути, проложенному, или вѣрнѣе проломленному джигитомъ перешла наша казачья команда справа по три, чтобъ еще болѣе разбить ледъ и уширить проѣздъ, а затѣмъ была пущена арба, которая впрочемъ такъ въ водѣ и застряла, ни впередъ, ни назадъ. Русло рѣченки было изборождено глубокими и крутыми рытвинами, благодаря которымъ переправа въ этомъ мѣстѣ оказалась окончательно невозможною. Нечего дѣлать, пришлось поворачивать оглобли и ѣхать назадъ, въ обходъ, въ какому-то другому броду, у котораго спускъ хотя и гораздо круче перваго, но за то русло мелкое и ровное. Здѣсь перебрались мы уже безъ всякихъ приключеній, и карауль-беги объявилъ, что отъ этого мѣста до Карши остается всего одинъ ташъ.
