После этого мы провели оперативное совещание и проинформировали сотрудников резидентуры, что отныне нам придется иметь дело со специальным подразделением контрразведки, которое будет заниматься исключительно советским посольством и его сотрудниками. При этом мы не стали сообщать известные номера автомашин, чтобы каждый, выходя в город для проведения операции по связи, внимательно наблюдал за всем автотранспортом и фиксировал те автомашины, в действиях которых есть соответствующие признаки, свидетельствующие о их возможной принадлежности к службе наружного наблюдения, а не выискивал только заранее известные номера: это ограничивало масштабы поиска и могло ввести в заблуждение относительно того, есть слежка или нет. К тому же специальная бригада «Флеш» могла многократно менять номера своих машин, так что полученные от «Артура» сведения нуждались в постоянной корректировке.

Все сотрудники резидентуры восприняли эту информацию с одинаковым вниманием, а вот отреагировал на нее каждый по-своему!

Уже на следующий день произошла первая накладка: Выжулу померещилась слежка там, где ее и в помине не было! А произошло это так.

Он провел встречу с агентом из министерства экономики и финансов и получил от него копии протоколов состоявшегося в конце минувшего года совещания, на котором главы франкоязычных государств Африки обсуждали массу всевозможных политических и экономических проблем.

Агент скрутил эти копии в трубку, засунул в обычный школьный пенал китайского производства и в таком виде бросил в автомашину Выжула, когда он остановился у одного из светофоров. И вот затем, вместо того, чтобы ехать домой или в посольство и оставить там полученные документы, Выжул отправился в аэропорт встречать самолет Аэрофлота, хотя у него было достаточно времени и он вполне успел бы сделать и то, и другое.

Добрые или злые духи, курирующие специальные службы, не прощают профессионалам таких пороков, как леность, тупость и безответственное отношение к соблюдению элементарных требований безопасности. Вот и на этот раз они немедленно покарали Выжула за допущенную грубую ошибку: не успел он выехать на автостраду, ведущую в аэропорт, как увидел позади преследовавшие его две полицейские машины с мигалками!

Одна из них пристроилась сзади, а вторая пошла на обгон, прижала его к правой бровке, а затем находившийся за рулем полицейский через установленный на крыше громкоговоритель приказал Выжулу остановиться.

Все это произошло столь неожиданно и стремительно, что Выжул запаниковал и подумал, что его контакт с агентом был зафиксирован, и вот теперь полиция осуществляет его задержание.

В подобных случаях полагается любым способом избавиться от всех улик, и поэтому, прежде чем выполнить команду и затормозить, Выжул через правое окно выбросил в темноту пенал с документами.

Когда он через несколько десятков метров остановился, то, к его удивлению, полицейские машины, не снижая скорости, проследовали дальше, вслед за ними пронесся черный президентский «мерседес», а за ним еще одна полицейская машина. Посидев в полной растерянности несколько минут, Выжул сдал назад примерно до того места, где он выбросил пенал, вышел из машины и в течение четверти часа ползал на четвереньках в темноте по обочине, методично обшаривая траву, кусты и все остальное и поминутно рискуя схватиться за какую-нибудь ядовитую или кусачую живность.

Не найдя пенал, он выругался и поехал в аэропорт.

Когда утром Выжул доложил мне о случившемся, мне едва не стало дурно: если пенал попадет в контрразведку, то по документам довольно легко можно будет определить круг лиц, имевших к ним доступ, и вычислить нашего агента. Любой провал всегда неприятен, но в сложившейся обстановке он был неприятен вдвойне и даже втройне, потому что грозил нам самыми тяжелыми последствиями.

Я немедленно отправил Выжула на место происшествия, дав ему в помощь Базиленко и Колповского. Положение усугублялось тем, что, в отличие от вчерашнего вечера, когда было темно и можно было, оставаясь незамеченным, сколько угодно ползать по местности, не опасаясь привлечь к себе внимание, теперь приходилось делать это в светлое время суток, когда ярко светило тропическое солнце, под любопытными взорами проживавших вдоль шоссе людей и не менее любопытными взорами тех, кто проезжал по этому самому шоссе. А по шоссе ездил кто угодно, в том числе патрульные машины дорожной полиции и службы наружного наблюдения.

Поэтому все трое поехали на автомашине Базиленко с дипломатическим номером. Остановившись в указанном Выжулом месте, Базиленко инсценировал смену колеса, а Выжул и Колповский занялись поисками. К счастью, они оказались непродолжительными, и Базиленко не пришлось менять все колеса, потому что китайцы догадались раскрасить пенал в яркие цвета, и Колповский уже через несколько минут его нашел.

Когда они возвратились в резидентуру и извлекли из пенала в целости и сохранности копии протоколов, я ничего не сказал Выжулу, понимая его состояние, но для себя, конечно, сделал соответствующие выводы.

В отличие от Выжула, я имел более устойчивую психику, а главное, гораздо больший опыт работы в условиях, когда каждый шаг, каждый контакт фиксируется службой наружного наблюдения. А потому, даже заметив автомашину контрразведки, не видел никаких оснований для паники: настоящий профессионал испытывает гораздо большее беспокойство, когда не видит слежки, чем когда она следует за ним по пятам! Тем более что сам факт появления этой автомашины еще ничего не значил. Она могла ехать по другому контрразведывательному делу, не имевшему ко мне никакого отношения, не говоря уже о том, что она просто могла ехать, куда ей вздумается!

И то, и другое было вполне реально, потому что в автомашине находился всего один человек. В случае наблюдения за мной это было несколько необычно, потому что бригада, осуществляющая слежку, состоит, как правило, из трех-четырех человек. Конечно, наблюдение мог вести и один человек, особенно в том случае, если контрразведке было известно, что в полдень я еду домой обедать, и она решила просто сопроводить меня и убедиться, что я не отклоняюсь от своего обычного маршрута.

Когда разведчик едет по делу, не связанному с его оперативной деятельностью, он никогда специально не проверяется и тем более не делает никаких попыток оторваться от слежки. Вот и на этот раз я продолжал ехать, как ни в чем не бывало, изредка, да и то одними глазами, не поворачивая при этом головы, контролируя действия следовавшей за мной автомашины.

На развилке, где я обычно сворачивал на набережную, мне пришлось остановиться на красный свет светофора. «Симка» перестроилась в свободный левый ряд и остановилась рядом. Пока по переходу шли пешеходы, я повернул голову и как бы ненароком посмотрел в сторону водителя, чтобы на всякий случай запомнить его лицо.

Мы встретились взглядами, и вдруг совершенно неожиданно для меня он улыбнулся и жестом предложил мне следовать за ним.

Я сделал вид, что не понял его жеста, и с равнодушным видом отвернулся. Но когда зажегся зеленый свет, я пропустил «симку» вперед и поехал за ней, словно мне и в самом деле нужно было не на набережную, а прямо: мною двигало профессиональное любопытство и желание посмотреть, что же последует за этим приглашением. При этом я ничем не рисковал и в любой момент мог проигнорировать его просьбу и поехать своей дорогой.

Я проехал за «симкой» полтора квартала, после чего она свернула на бензозаправочную станцию. Я повторил и этот маневр, поскольку это тоже не означало, что я выполняю чью-то команду: мне и в самом деле не мешало заправиться, потому что бензина оставалось менее четверти бака.

«Симка» встала у колонки, водитель вышел из машины, распорядился, сколько бензина залить в бак, а потом направился прямо ко мне. Подойдя со стороны левой дверцы, он негромко, чтобы было слышно только мне, на вполне приличном русском языке сказал:

— Добрый день, господин Вдовин. Должен предупредить вас, что офицер нашего генштаба Ндоу докладывает в службу безопасности о своих встречах с сотрудником вашего посольства по фамилии Га-ма-нец. Посоветуйте ему прекратить эти встречи. После мятежа это может привести к большим неприятностям.