Во всех более или менее цивилизованных странах, где деятельность специальных служб находится под президентским, парламентским, правительственным или партийным контролем, ни один оперативный работник не имеет права вербовать людей без письменной санкции своего начальника, составления соответствующих рапортов, заполнения карточек и постановки завербованного агента на специальный учет в органе, осуществившем его вербовку.

Напротив, в некоторых развивающихся странах вербовка осведомителей обставлена не так строго, и потому эта процедура обходится без выполнения многих формальностей. В частности, санкция на вербовку может быть устной, а может и вообще отсутствовать; оформление документов может носить упрощенный характер, а завербованный осведомитель — регистрироваться в учетном журнале или заноситься в картотеку оперативного отдела. И то в лучшем случае по псевдониму, а иногда и вообще ни на какой учет не ставиться, и тогда его данные остаются только в памяти оперативного работника, осуществившего вербовку.

Иногда такая практика является следствием неразберихи и разгильдяйства, но гораздо чаще это осознанная и узаконенная мера обеспечения безопасности людей, оказывающих спецслужбам негласную помощь.

Представьте себе, что в стране с нестабильной политической обстановкой (чем как раз и отличаются африканские страны), где в любой момент может произойти государственный переворот и поменяться власть, какой-то не в меру верноподданный гражданин все свое свободное время отдает борьбе с оппозицией и прочими противниками режима. А если завтра к власти придет эта самая оппозиция и начнет сводить счеты с теми, кто в течение многих лет душил ее всеми дозволенными и недозволенными методами? Как она поступит с пособниками режима, особенно теми, кто находился в ее рядах и выдавал спецслужбам все ее тайные планы и намерения?

И разве будут сотрудничать со спецслужбами верноподданные граждане, зная, что их имена и клички заносятся в специальные картотеки, где могут быть обнаружены победившими оппозиционерами, а уж те найдут возможности свести с ними счеты? Они же не идиоты!

И вот, чтобы гарантировать безопасность людей, верно служивших правящему режиму, не допустить расправы над ними в случае поражения или временной утраты власти, а, снова взяв ее в руки, быстренько наладить оперативную работу, многие африканские спецслужбы отказались от принятых в цивилизованных странах форм учета агентурного аппарата и ввели такое понятие, как «личная агентура».

У подобной практики есть и еще одна сторона.

Во всех спецслужбах более других ценится тот оперативный работник, который добывает много полезной информации, которая в свою очередь поступает от агентов. Чем лучше агент, тем ценнее поступающая от него информация, и тем больше почета и уважения оперативному работнику, у которого он находится на связи. А где почет и уважение, там стабильность положения, продвижение по служебной лестнице, успешная карьера!

Вот и стремятся оперативные работники обзавестись собственными источниками информации и держать их при себе, никому не называя их имен и не передавая на связь.

Но, помимо достоинств, у этой практики, как и во всяком деле, есть и недостатки. К их числу относится возможность заниматься фантазированием и, не выходя из кабинета, сочинять «ценную» информацию, приписывая ее любому из существующих, а то и несуществующих агентов.

Все равно ни один начальник не сможет проверить ее достоверность! Агента-то он не знает!

Наличие на связи у сотрудников африканских спецслужб «личной агентуры» создавало советской разведке благоприятные возможности (в случае вербовки таких сотрудников) активно использовать их оперативные возможности в своих интересах. Прикрываясь своей работой в местных спецслужбах, под их, так сказать, флагом, они могли вербовать агентов для выполнения заданий советской разведки и направлять их на изучение тех людей или объектов, которыми никогда не стала бы заниматься местная спецслужба.

Вот и «Рокки» без особых премудростей сделал своим осведомителем консьержа дома, где, помимо конспиративной квартиры «Ринго», проживало несколько европейцев. Это позволило «Рокки» до поры до времени зашифровать свой интерес к конспиративной квартире, пока консьерж сам не рассказал, что за отдельную плату присматривает за ней в отсутствие хозяина и даже периодически производит ее уборку.

После такого признания «Рокки» уже ничего не стоило выяснить, что «Ринго» дал консьержу номер своего телефона, чтобы в случае необходимости он мог срочно вызвать его на квартиру.

Имея этот номер, выяснить все остальное было уже не сложно, хотя я не мог избавиться от предчувствия, что и на этот раз мы столкнемся с какой-то очередной уловкой.

К счастью, мои предчувствия не оправдались.

— Интересующего вас человека зовут Майкл Гонзалес, — на очередной встрече доложил мне «Рокки».

— Выходит, он мой тезка, — констатировал я. — Что еще тебе удалось о нем узнать?

— Ему тридцать девять лет, гражданин США, по профессии инженер-механик, работает в представительстве фирмы «Тексако». Владеет французским, испанским и португальским языками. Женат, имеет двух дочерей школьного возраста. Жена и дети находятся в Америке.

— А где он живет?

— Недалеко от вас, — ответил «Рокки» и протянул мне записку с адресом.

Я прочитал записку и сказал:

— Мне нужны все сведения, которые можно собрать по месту жительства этого Гонзалеса. Раз он живет один, у него должна быть прислуга…

— Я уже выяснил, — опережая мои дальнейшие указания, ответил «Рокки». — У него есть служанка, племянница того самого консьержа, который присматривает за его резервной квартирой.

— Ты сможешь ее завербовать? — сразу поинтересовался я.

— Зачем вербовать? С молодой девушкой можно договориться по-другому, — ответил «Рокки» и заговорщически подмигнул.

— Ну хорошо, я полагаюсь на тебя, — не стал я углубляться в эту тему и сковывать его инициативу, догадавшись, каким путем «Рокки» постарается решить поставленную перед ним задачу. — Нужно составить детальный план квартиры, выяснить, кто живет по соседству, бывают ли у Гонзалеса гости и кто именно. Ну и, конечно, подробные характеризующие данные и сведения об образе жизни.

— Стоит ли мне наводить справки о Гонзалесе в представительстве «Тексако»? — спросил «Рокки».

— Не надо, — остановил я его. — Подождем, пока не узнаем о нем побольше.

На мой запрос из Москвы поступил лаконичный ответ:

«По учетам Центра „Ринго“ не проходит. Сведениями о его принадлежности к ЦРУ не располагаем».

Алисия Рибейра была уже на шестом месяце беременности, когда в резидентуру, наконец, поступило из Центра разрешение на вербовку «Бао». Дилеммы — будет любовница «Бао» рожать или нет — к этому времени уже не существовало, и ситуация, по крайней мере для нас, несколько упростилась. Теперь мы с точностью до доллара или франка знали, с какими материальными проблемами столкнется «Бао», и могли планировать наши собственные затраты на разрешение этих самых проблем, потому что именно в этом для «Бао» и заключалась наиболее привлекательная сторона сотрудничества с иностранной спецслужбой. Все остальное являлось сплошной обузой и большим риском.

По «закону подлости» долгожданная шифртелеграмма поступила из Центра через два дня после очередной встречи с «Атосом». Терять почти три недели в ожидании следующей встречи было чертовски жаль, мало ли что могло произойти за это время, и потому я решил вызвать «Атоса» на внеочередную встречу. По условиям связи она должна была состояться в ближайшее воскресенье в туристском комплексе Кальдиана.

Однажды во французском журнале «Синемонд» я наткнулся на любопытную статью. В ней анализировалось положение дел в советском кинематографе и при этом утверждалось, что советское кино является одним из лучших в мире только на том основании, что, несмотря на всевозможные цензурные ограничения и скудный выбор тем, советским кинорежиссерам все же удается создавать один-два шедевра в год!