— Ты можешь быть под наблюдением, — возразил я, — поэтому от проведения каких-либо оперативных мероприятий и встреч с агентами тебе придется воздержаться. Занимайся делами по прикрытию и всеми своими действиями демонстрируй, что ты чист, как стеклышко для анализа крови на малярию!
— А «Люси»? — удивился Лавренов. — Ее же нельзя оставлять без связи. Это приведет к задержкам с получением корреспонденции от нелегалов.
— «Люси» придется передать… — я на мгновение задумался, перебирая в уме имевшихся в моем распоряжении сотрудников. — «Люси» мы передадим Выжулу.
— Кому? — воскликнул Хачикян. — Уж лучше мне или Базиленко.
— Вам нельзя, вы сотрудники посольства. А Выжул по линии торгпредства отвечает за «Международную книгу». У него хорошая легенда для посещения магазина.
— А что, дипломат не может покупать книги? — не сдавался Хачикян, которому явно не хотелось, чтобы с «Люси» работал Выжул, у которого, что ни день, происходили всевозможные накладки.
— Я понимаю твое беспокойство, Гагик Артаваздович, но другого выхода у нас нет, — твердо сказал я. — В конце концов не такое уж это сложное мероприятие — зайти в книжный магазин, получить корреспонденцию и доставить ее в посольство.
— Но «Люси» занимается Сервэном, — напомнил Хачикян. — Зачем Выжулу знать, что мы его разрабатываем?
— У тебя что, есть основания не доверять своему товарищу? — спросил я.
— Никаких оснований у меня нет, — недовольно сказал Хачикян. — Но если он загубит агента и провалит ценную разработку, отвечать-то придется вам!
— Вот потому, что отвечать придется мне, я и решаю! — сказал я и подумал, что Хачикян прав, но от его правоты мне нисколько не легче: как ни крути, а другого подходящего работника для этого дела в резидентуре не было.
Пока мы обсуждали вопрос о консервации «Дожа», Колповский закончил фотографирование документов и принес их в мой кабинет. Вместе с ним зашел приглашенный мной Базиленко.
— Теперь давайте думать, как будем возвращать документы, — напомнил Хачикян. — Возврат по месту работы исключается!
— Это и так ясно, — согласился Лавренов. — А что, если перехватить «Дожа», когда он пойдет домой обедать?
— Кто это может сделать? — спросил я. — Тебе нельзя, а больше никого из нас он не знает. Примет за провокатора, что будем делать? Да и вполне может так случиться, что он уже взят под наблюдение. Мы же не знаем, какие распоряжения отдал Сервэн, придя утром на работу.
— А где он живет? — спросил Базиленко, который явно хотел загладить свою оплошность и потому проявлял большую активность.
— Рядом с площадью Независимости. В том доме, где находится дирекция таможни, — объяснил Лавренов.
— А, знаю, — сразу сориентировался Базиленко. — Там еще страховая компания, где мы страхуем посольские автомашины. И несколько авиакомпаний.
— Можно опустить конверт с документами в его почтовый ящик, — не слишком уверенно предложил Лавренов.
— Это рискованно, — сразу отверг я это предложение. — Квартира может быть под наблюдением. Надо найти возможность передать документы ему лично. Только в этом случае мы будем уверены, что они попали к нему в руки.
— А кто с ним живет? — снова обратился к Лавренову Базиленко.
— Жена, трое детей, ну и, наверное, еще кто-то из его родственников, — подумав немного, ответил Лавренов, который, видимо, не придавал большого значения семейному положению агента.
— Кто конкретно? — не отставал от него Базиленко.
— Да какое теперь это имеет значение? — удивился Лавренов. — Точно знаю, что семья у него большая.
— А что, если отнести документы прямо к нему домой? — неожиданно предложил Базиленко.
— Ничего себе — прямо на квартиру! — воскликнул Лавренов, который теперь, обжегшись, как говорится, на молоке, похоже, стал дуть на воду. — А если там засада?
— А откуда им знать, что мы наберемся такого нахальства и заявимся к агенту домой? — поддержал предложение своего молодого коллеги Хачикян. — Да и какие у нас основания считать, что «Дож» уже арестован, а в его квартире засада?
— А если мы не застанем его дома? — задал Лавренов каверзный вопрос.
— Ну и что? — парировал Базиленко. — Отдадим документы родственникам.
— Я тоже думаю, — сказал Хачикян, — что в нашем положении это самый надежный способ. Да и родственники никогда не предадут — таковы африканские обычаи! По крайней мере, до тех пор, пока их не станут пытать!
Хачикян не заблуждался: у всех народов, населяющих Африку, самыми прочными являются родственные узы. Поэтому использование родственника в таком деликатном и опасном деле, как возврат секретных документов канцелярии премьер-министра, было вполне допустимо.
— Матвеев или ты когда-нибудь посещали квартиру «Дожа»? — поинтересовался я у Лавренова.
— Никогда! — уверенно ответил Лавренов.
— Тем более, — обрадовался Базиленко. — Михаил Иванович, поручите мне это дело, и я сделаю все в лучшем виде!
— Нет, на квартиру должен идти я, — выдвинул свою кандидатуру Хачикян.
— Это почему? — спросил Базиленко, который, предложив идею, вполне резонно рассчитывал, что у него больше прав на участие в этом мероприятии.
— Потому, что я не похож на тебя, — улыбнулся Хачикян. — Если «Дожа» подозревают, и контрразведка узнает о визите человека, похожего на русского, он сгорит, как свечка! А на меня могут и не подумать.
И в самом деле, Хачикяна можно было принять за кого угодно: за араба, за ливанца, которых в стране было очень много, за испанца или француза, но только не за русского! К тому же на его стороне был опыт, тот самый драгоценный опыт, которого пока так недоставало Базиленко и отсутствие которого я принимал во внимание, решая вопрос, кому вербовать «Рокки».
Базиленко можно было поблагодарить за идею, однако и на этот раз он должен был уступить дорогу старшему по званию и должности!
Вот только одна тонкость: не в моих правилах было перекладывать бремя ответственности на подчиненных! И хотя резидентам не рекомендуется самим влезать во все подобные дела, как не рекомендуется делать кое-что еще, я решил и на этот раз не менять своих привычек. Отвечать, так сразу за все!
— Поедем к «Дожу» вдвоем, — сказал я, посмотрев на Хачикяна. — Ты извини меня, Павел Игнатьевич, но, как говорилось в одном популярном кинофильме, на это дело пойдут одни старики!
Базиленко заметно погрустнел, но я все же немного поднял ему настроение, сказав:
— Я прикрою Гагика Артаваздовича в подъезде, а ты прикроешь нас на площади. А по дороге поставим сигнал о временном прекращении связи. И будем надеяться, что все обойдется, «Дож» догадается, что к чему, и не будет искать нас, пока мы сами не вызовем его на встречу…
17
Этот день, как и вся наша проклятая, но оттого не менее любимая работа, состоял из невероятных везений и таких же невероятных невезений! Впрочем, невезения начались еще вчера, когда специальная бригада «Флеш» выследила Лавренова.
И все же нам повезло, что Сервэн отложил оперативное совещание на вторую половину рабочего дня, что «Дож» жил не в африканском квартале, а в многоквартирном доме в самом центре города, где без особых проблем можно было появляться европейцам и были хорошие предлоги для посещений.
Наконец, нам повезло, что канцелярия премьер-министра находилась неподалеку, и поэтому «Дож», пользуясь трехчасовым перерывом, приходил домой обедать и отдыхать.
Одно из невезений состояло в том, что мы не могла позвонить «Дожу», условиться с ним об экстренной встрече или хотя бы предупредить, чтобы он проявлял осмотрительность и не поддавался на возможные провокации спецслужб. И вообще, телефон одно из самых нежелательных и даже запретных средств связи в разведке!
У меня возникло было желание вложить в конверт с документами записку, однако я сразу же отверг его, опасаясь, что конверт попадет в руки контрразведки, «эта записка в несколько строчек» усугубит и без того незавидное положение нашего агента.