Официальное прикрытие обеспечивает надежную защиту разведчиков в случае провалов, расшифровки и прочих неприятностей, без которых не обходится самая совершенная разведывательная работа. Иногда, правда, эта защита превращается в иллюзию. В той же Африке, например, особенно в первые годы после достижения независимости, многие страны не подписали Женевскую конвенцию и потому имели все основания не соблюдать правило о дипломатическом иммунитете.

Осуществив какую-то акцию против иностранного дипломатического представителя, они давали обычно стандартное объяснение: «Мы де-факто признаем Женевскую конвенцию, но до тех пор, пока ее соблюдает иностранный дипломат. Если он совершил поступок, не совместимый с его статусом, мы считаем возможным поступить с ним, как нам вздумается!» И апеллировать в таких случаях к международному праву было бессмысленно и бесполезно!

Недаром в те годы родилась и долго бродила по свету байка про то, как в какой-то африканской стране (при этом, конечно, давалось точное название!) съели чужого посла. Когда правительство пострадавшей страны заявило по этому поводу решительный протест, президент недоуменно сказал:

— Какие проблемы? Съешьте нашего посла, и будем считать инцидент исчерпанным!

Но у официального прикрытия есть и один существенный недостаток: спецслужбы страны заведомо подозревают всех официальных представителей иностранного государства (особенно недружественного!) в том, что они занимаются разведывательной или иной подрывной деятельностью, и потому, независимо от обоснованности этих подозрений, контролирует их деятельность и даже личную жизнь.

Чтобы вывести своих разведчиков из-под контроля спецслужб, и придумали неофициальное прикрытие.

И вот тут в методах работы различных разведок наблюдается большой разнобой, потому что каждая разведка использует наиболее доступные ей возможности.

Так, советская разведка, имея весьма ограниченные возможности упрятать своих сотрудников в каких-то неправительственных учреждениях (за малым количеством таковых в СССР), стала широко использовать нелегалов, превращая в иностранцев рязанских и воронежских парней и девчат и направляя их с чужими документами в самые труднодоступные места, куда не может ступить нога официального советского представителя.

В отличие от советской разведки, у ЦРУ возможности в этом плане всегда были значительно шире, потому что в капиталистических странах существует гораздо больше форм собственности, и американская разведка, помимо правительственных учреждений, могла использовать для прикрытия своих сотрудников всевозможные частные компании и фирмы. И притом, что очень ценно, не только американские, а компании и фирмы любой другой страны, а также многонациональные, в которых дружно работают граждане любых государств.

К тому же американцы могут в интересах разведки использовать паспорта других стран, маскируя свое американское происхождение и отводя от себя возможные подозрения.

Иногда ЦРУ на свои деньги создает частные фирмы-прикрытия, причем определить их национальную принадлежность порой бывает так же сложно, как без соответствующих анализов установить отца ребенка, мать которого не отличалась особой разборчивостью в связях с мужчинами!

Вот такую форму маскировки своих сотрудников в ЦРУ и назвали «глубоким прикрытием».

Конечно, все эти организационные особенности американской разведки были нам хорошо известны. Более того, мы давно подозревали, что в стране действует секция «глубокого прикрытия» и именно она ведет основную работу в сопредельной стране, однако точных доказательств этого у нас не было. Теперь, когда мы их получили, дело оставалось за «малым»: выявить сотрудников этой секции и зафиксировать конкретные факты их деятельности!

И тут, как иногда бывает в нашем деле, сама жизнь пошла нам навстречу.

После неожиданной и такой странной смерти Рэнскипа «Мек» какое-то время оставался без оперативного руководства, и нам уже стало казаться, что американцы о нем забыли.

Капитан Соу также не предпринимал попыток возобновить работу с «Меком», то ли не зная, что случилось с Рэнскипом, то ли имея на этот счет соответствующие указания со стороны американцев.

Но долго так продолжаться не могло, и потому мы терпеливо ждали, резонно полагая, что рано или поздно резидентура ЦРУ каким-то образом перегруппирует силы и заткнет брешь, образовавшуюся после смерти своего сотрудника.

Так оно в конце концов и случилось: капитан Соу снова взял на себя функции посредника и свел «Мека» с каким-то смуглым субъектом, говорившим по-французски с заметным акцентом и назвавшимся Максом. Не зная доподлинно, с кем имеем дело, мы назвали его «Ринго», и Базиленко занялся установлением его личности.

И вот тут начались чудеса!

На предъявленных ему фотографиях всех сотрудников американского посольства «Мек» никого не опознал.

Тогда Базиленко уцепился за автомашину «Ринго» (первую встречу с «Меком» он провел именно в автомашине), но и здесь нас поджидала неудача: «Артур» добыл в дорожной полиции регистрационную карточку на автомашину с нужным номером, однако попытка установить ее владельца — бельгийца по имени Клод Вервье — ничего нам не дала. По указанному в карточке адресу располагалась мастерская по ремонту автомашин, но там понятия не имели об этом бельгийце.

Провести опознание «Артур» также не смог, поскольку на регистрационных карточках не было фотографий владельцев автомашин.

Тогда «Артур» направился в иммиграционную службу и разыскал досье на Клода Вервье. Оказалось, что такой человек действительно какое-то время находился в стране, однако выехал еще два года назад. Но самое удивительное состояло в том, что машина была зарегистрирована на бельгийца уже после его отъезда!

Когда Базиленко показал фотографию Вервье «Меку», тот уверенно заявил, что это не «Ринго».

Вот тут нам впервые пришла в голову мысль, что на связь с «Меком» вышел сотрудник секции «глубокого прикрытия».

— Может, договориться с «Артуром», чтобы он проследил за этим типом после его встречи с «Меком»? — предложил Базиленко.

— Ни в коем случае! — сходу отверг я это предложение. — Так мы можем провалить все дело!

Мы перебрали множество различных вариантов, пока не остановились на том, который с нашей точки зрения был наименее рискованным: проинструктированный Базиленко, «Мек» на каждой встрече стал высказывать своему новому шефу опасения, что их может застукать кто-нибудь из сотрудников советского посольства, и он потеряет работу.

Такие опасения не были беспочвенными, потому что, в отличие от нас, «Ринго» предпочитал встречаться с «Меком» в обеденный перерыв, то есть в светлое время суток, потому что в темное занимался какими-то другими делами, и рано или поздно их и в самом деле могли увидеть вдвоем в одной автомашине. А поскольку предоставить «Меку» равноценную работу в случае его увольнения было сложно, да «Ринго» никогда и не стал бы этим заниматься, он был вынужден серьезно подумать о безопасности своего «ценного агента» и поискать какое-то приемлемое решение.

«Мек» ныл о своих страхах на каждой встрече, и в конце концов наш замысел оправдался: не выдержав его причитаний, «Ринго» перенес встречи с «Меком» на квартиру.

Однако наша радость по этому поводу оказалась недолгой.

«Артур» провел проверку по указанному ему адресу и очень быстро выяснил, что «Ринго» на квартире постоянно не проживает, а только использует ее для проведения встреч со своими оперативными связями. К тому же, как оказалось, контракт на эту квартиру был заключен на вымышленное лицо!

Теперь можно было с полным основанием предположить, что «Ринго» является сотрудником секции «глубокого прикрытия» резидентуры ЦРУ!

Нас и без того раззадорили все эти установочные мероприятия, а сделав такой вывод, мы с еще большим азартом принялись за дело.

И тут нам (в который раз!) помогло одно обстоятельство.