— Я очень вам благодарна, но будет лучше, если я забегу его с собой.

— Я пойду к родителям, чтобы они не увидели, как вы уезжаете. Через пятнадцать минут встречаемся в Монтонуаре, где я оставил машину.

Матиас вышел через кухню.

Две молодые женщины и ребенок, наскоро перекусив, вышли в ночь, напоследок обнявшись с Руфью и Бернадеттой Бушардо.

Около двадцати минут они ждали Матиаса, укрывшись за черной машиной.

— Он не придет. Говорю тебе, он не придет!

— Нет, придет. Тихо! Слушай!.. Кто-то идет по дороге.

Камилла, пригнувшись около автомобиля, прижимала к себе своего малыша.

Было так темно, что силуэт человека был едва различим.

— Леа, это я.

— Долго же ты!

— Я едва смог утихомирить родителей, они не хотели меня отпускать. Пришлось сбежать. Садитесь быстрее.

Шарль прижимал к себе старого плюшевого медвежонка Леа. Он со смехом забрался в машину. Только он находил происходящее забавным.

Никогда улочки маленького Сен-Макера не казались им такими узкими и темными. Голубоватого света маскировочных фар не хватало для ориентировки. Наконец они добрались до дома мясника. Матиас выключил мотор. Ни огонька, ни звука… Угнетающее молчание черной ночи, которая, казалось, никогда не кончится… Все затаили дыхание, насторожившись, даже Шарль, уткнувшийся лицом в шею своей матери. Щелчок заставил Леа вздрогнуть. Матиас приготовил свой пистолет.

— Лучше тебе пойти посмотреть, — прошептал он.

Леа ловко выбралась из машины и постучала в дверь; после пятого удара отозвался глухой голос:

— Что такое?

— Это я, Леа.

— Кто?

— Леа Дельмас.

За открывшейся дверью стояла жена мясника в ночной рубашке, с электрическим фонариком в руке.

— Заходите скорее, милая. Вы меня напугали, я подумала, не случилось ли что-нибудь с Альбером.

— Его нет дома?..

— Нет, он в Сен-Жан де Бленьяке… Но с кем вы приехали?

— С гестапо… Я с Камиллой д'Аржила и ее сыном. Нас привез сюда Матиас Файяр.

— Матиас Файяр?.. Здесь?.. Мы пропали!

Втолкнув в прихожую Камиллу и Шарля, Матиас запер дверь.

— Не бойтесь ничего, Мирей. Если бы я хотел выдать вас, то сделал бы это давно. Я только хочу попросить у Альбера и его товарищей спрятать их. Потом я найду другое решение.

— Я не верю. Всем известно, что ты работаешь с ними.

— Мне наплевать, что вы знаете. Речь не обо мне, а о них. Если надо убедить Альбера и других, пусть возьмут моих родителей в заложники.

— Каков подонок! — с презрением процедила Мирей.

Матиас пожал плечами.

— Мне все равно, что вы думаете обо мне. Важно, чтобы гестапо не арестовало их. Если Альберу нужно связаться со мной, пусть оставит записку в «Золотом Льве» в Лангоне. Я явлюсь, куда он скажет. А теперь мне нужно уезжать.

Когда он приблизился к Леа, она отвернулась. Только в Камилле шевельнулась жалость при виде его мучений.

— Спасибо, Матиас.

Три женщины оставались неподвижными у входа на кухню, пока шум мотора не затих. На стуле у погасшей плиты заснул маленький Шарль, не выпуская из рук свою игрушку.

Было три часа утра, когда Альбер вернулся с места приема парашютистов вместе с жандармом Рири, владельцем гаража Дюпейроном и путейцем Казновом. У всех четверых на плечах висели автоматы.

— Леа… мадам Камилла., что происходит?

— Их разыскивает гестапо, — сказала Мирей.

Мужчины замерли.

— Это еще не все, — продолжала Мирей. — Сидони убита, сам Файяр привез их сюда, чтобы ты их спрятал.

— Мразь, — проворчал владелец гаража.

— Нам будет работенка, — пробормотал жандарм.

— Мне не верится, — задумчиво произнес мясник.

— Он сказал, что если ему не верят, пусть возьмут в заложники его родителей, — сказала Мирей.

Камилла почувствовала, что должна вмешаться.

— Я уверена, что он никого не выдаст.

— Вполне возможно, мадам Камилла, но нельзя допускать никакого риска. Я думаю, моя добрая Мирей, что нужно будет уйти к маки.

— И не думай об этом! А торговля? А малыш, если он захочет к нам присоединиться, если мы ему понадобимся? Уходи, если хочешь, я же останусь.

— Но Ми…

— Не настаивай, это решено.

— Тогда я останусь тоже.

Супруга бросилась мяснику на шею, он прижал ее к себе, пытаясь скрыть волнение.

— Э! Скажи, ты видишь меня забивающим быка матушки Лекюйе?

Все улыбнулись.

— А что делать с ними? — спросил жандарм, указывая на Камиллу и Леа.

Альбер увлек своих товарищей в другой угол кухни. Они шептались несколько минут. Рири и Дюпейрон вышли.

— Когда они вернутся, если все будет хорошо, мы уйдем. Сейчас мы проводим вас к надежным друзьям, где вы останетесь на несколько дней. А потом посмотрим. Многое зависит от того, что мне скажет Матиас, когда я его увижу.

Он повернулся к жене.

— Мирей, приготовь корзину со всем необходимым.

— Не стоит трудиться, у нас есть все, что нужно, — сказала Камилла.

— Оставьте, оставьте. Вы не знаете, сколько времени вам придется скрываться.

Владелец гаража вернулся.

— Можно идти. Все спокойно. Рири на стреме.

— Хорошо, пошли. Мирей, не беспокойся, если я не вернусь до конца ночи… Я беру маленькую корзинку, Казнов возьмет большую. Ну прощайтесь.

Грузовичок не отличался комфортабельностью и отчаянно трясся на дорожных ухабах.

— Далеко еще? — проворчала Леа.

— Не очень, немного не доезжая до Вилландро. Район спокойный. Там в маки свои ребята. Ваш дядюшка их хорошо знает.

— Вы думаете, нам долго придется там оставаться?

— Пока не знаю. Это будет ясно, когда я увижу Матиаса. Подъезжаем.

Быстро миновав низкие строения, они остановились перед домом, стоящим немного в стороне от дороги. Залаяла собака. Из двери вышел человек с ружьем.

— Это ты, Альбер? — тихо спросил он.

— Да, я привез наших женщин, их преследует гестапо.

— Ты мог бы меня предупредить.

— Это было невозможно. Сейчас у тебя есть место?

— Тебе повезло, англичане ушли прошлой ночью. Это надолго?

— Пока не знаю.

— Женщины и парнишка, — пробурчал человек с ружьем, — мне это не нравится. С этими паршивыми бабами всегда неприятности.

— Очень любезно! — произнесла Леа сквозь зубы.

— Не обращайте внимания, — сказал Альбер. — Дядюшка Леон все время ворчит, но нет в Ландах лучшего стрелка и более смелого сердца.

— Пойдемте в дом. Соседи — все наши люди, но сейчас паршивая овца легко попадает в стадо.

Комната, в которую они вошли, была длинная, с низким потолком и с утрамбованным земляным полом. Три большие высокие кровати за выцветшими занавесками, сундуки, широкий стол, заваленный всякой всячиной, разрозненные стулья, плита, черная от долгого употребления, камин внушительных размеров с неизбежными снарядными гильзами последней войны, старый каменный желоб, над которым висели пожелтевшие календари со следами мух, составляли обстановку. С потолка спускалась керосиновая лампа, на ферме еще не было электричества.

Вид этой убогой комнаты заставил обеих молодых женщин остановиться на пороге.

— Я не ждал новых гостей так рано и не успел приготовить постели, — сказал Леон, вытаскивая одеяла из одного сундука.

— Другой комнаты нет? — тихо спросила Леа у Альбера.

— Нет, — откликнулся хозяин, у которого был хороший слух. — Другой комнаты нет. Это все, что я могу вам предложить, любезная дамочка. Идите, помогите мне приготовить постели. Вы увидите: они хороши, из настоящего утиного пуха. Забравшись на них, не захотите вылезать.

Одеяла были жесткие, но приятно пахли травой.

— Все удобства за домом, там много места, — добавил хозяин с лукавым видом.

— А где умываться?

— Снаружи есть умывальник, и колодец недалеко.

Выражение лица Леа было, вероятно, забавным, потому что Камилла фыркнула.

— Увидишь, нам будет очень хорошо. Позволь помочь тебе.

Шарль не проснулся даже тогда, когда мать раздела его и положила в постель.