Ну ладно, стоит прекрасное сооружение из красного кирпича с белыми наличниками на многочисленных окнах, а что внутри-то? А внутри царь Петр обосновал Школу математических и навигационных наук. Когда школу перевели в Петербург, здесь находилась Московская контора Адмиралтейской коллегии. Позже в верхнем ярусе обустроили астрономическую обсерваторию, где Брюс творил свои небесные волшебства и, как поговаривали, тайком воскрешал убиенных. А еще какое-то время спустя во втором ярусе башни поставили чугунный резервуар на семь тысяч ведер водопроводной воды, которая отсюда по всему центру Москвы расходилась.

Царь Петр часто сюда приезжал и подолгу тут пропадал. Здесь, в своей токарной мастерской, молодой мастер Андрей Нартов создавал удивительные станки. Петр в восхищении перенимал все, что можно, из изумительного его мастерства. У Нартова и библиотека составилась — по кораблестроению, военно-инженерному строительству, артиллерийскому делу, архитектуре. В чреве этой башни Нартов решает задачу, которую считал главной в инструментальном деле: полностью освободить резец от рук мастера, и блестяще расправляется с нею. В общем, стала Сухарева башня еще и средоточением инженерной науки, только-только в России рождающейся. Не случайно же Андрей Константинович Нартов впоследствии всей Российской академией руководил, пусть и недолгое время. Всегда при этом стремился к ее укреплению и, находясь по поручению Петра за границей, ему докладывал: «А мы видим в Париже многие машины и надеемся мы оных секреты достать ради пользы государственной…»

В истории Москвы Сухарева башня сыграла и другую, совсем неожиданную роль. У подножия ее разметался знаменитейший рынок — целый город, где можно было встретить и обер-полицмейстера, и именитого дворянина, и миллионщика, приходивших пополнить свои коллекции. Ибо на Сухаревке, помимо обносков всяких, краденого барахла, сплошь да рядом продавались и подлинные произведения искусства, путь которых на этот рынок, конечно же, всяким бывал.

Возникла Сухаревка едва ли не в одночасье. Как только в 1812 году французы оставили горящую Москву, прихватив с собой все ценное, что смогли унести, город самозабвенно принялись грабить свои. Что було совсем уж обидно. Вернувшиеся в свои дома москвичи застали их вконец разоренными. Кинулись искать по разным местам и, трудно представить, кое-что находили — по рынкам. И тут генерал-губернатор Москвы Растопчин издал указ, согласно которому объявлялось, что «все вещи, откуда бы они взяты ни были, являются неотъемлемой частью того, кто в данный момент ими владеет». Что говорить — мудрый указ! Но далее губернатор предписывал торговать сими вещами лишь в воскресенье и в одном только месте — подле Сухаревой башни. И пошло-поехало!

Горы награбленного в первое же воскресенье выросли в центре Москвы. Бери — не хочу! И все по дешевке. Как на праздник стали съезжаться сюда не только со всей Москвы, но и из других городов, поскольку зрелище новый рынок представлял необычайное. Тут могли мигом побрить, зачерпнув водицы прямо из лужи, могли всучить новые сапоги и втихаря помазаться — дойдет до ближайшего угла покупатель или ранее того покупка развалится, могли продать золотые часы из чистой меди и вовсе без механизма, могли обчистить карманы с ловкостью, которая волшебством или цирковым искусством, по крайней мере, казалась.

Однако главной достопримечательностью Сухаревки стали книжные развалы букинистов и множество антикварных лавочек. Московский обер-полицмейстер Н. И. Огарев постоянно здесь появлялся, скупая всяческие диковинные часы. И только стенные.

Стены его квартиры трезвонили, били в колокольцы, играли всевозможные мелодии и кукарекали. Говорят, коллекция была замечательная.

Уникальнейшие вещицы попадались на Сухаревке. Гиляровский о некоторых из них рассказывал. Вот портрет Екатерины II, составленный из слов на немецком языке, которые лишь в лупу и прочитаешь. А прочтешь — и вся история ее царствования перед тобой. Вот серебряное блюдо XI века, вот фигурка Ермака Тимофеевича, грудь которого сделана из огромной цельной жемчужины, вот Будда литой из чистого золота, вот картины известнейших европейских мастеров минувших столетий — и ведь подлинное… Хотя и подделок подсовывалось великое множество.

Древние книги — дело особое. Гиляровский видел громадную рукописную книгу на пергаменте с многочисленными рисунками из рельефного золота: «Декамерон» Боккаччо, переписанную в 1414 году.

Здесь можно было заказать любую книгу и через неделю ее получить; встречались книги с автографами великих людей. Нередко студенты в складчину покупали необходимую книгу или брали ее напрокат на время сессии и непременно возвращали. Книжным раем считалась Сухаревка и необыкновенным изобилием антиквариата, книжными развалами не походила ни на какой другой московский рынок. По всей России похожего не было.

И вот еще какая слава о Сухаревке распространялась: она считалась местом, где, помимо основного своего назначения — торговли и воровства, повально занимались сочинением небылиц. Это просто мода сложилась такая. Ну к примеру: «У Каменного моста кит на мель напоролся! Так и лежит!» — или: «Спасская башня провалилась сквозь землю вместе с часами, только верхушка торчит!» И ведь верили, бежали смотреть, проверять…

А сама знаменитая башня, царившая над всей Москвой и бывшая символом города, исчезла бесследно. Как и в самом деле провалилась сквозь землю. В 1934 году сломали ее. Гиляровский, узнав о том, очень расстроился.

И что же? Раз сломали, значит, через какое-то время надо снова восстановить. В середине 50-х годов даже и конкурс был объявлен на лучший проект… восстановления Сухаревой башни. Мой старый добрый знакомый Григорий Григорьевич Савинов, заслуженный архитектор России, рассказывает, что было несколько проектов интересных, по которым башню-дворец предполагалось поставить в стороне от старого места, почти напротив Института Склифосовского — так, чтобы она не перекрывала движения по Садовому кольцу. Под ней проектировались обширные выставочные площади, магазины, музей. Похоже на то, что сделано на Манежной площади. Но видно, не пришло еще время. Лежат проекты в Музее русской архитектуры, и макет там стоит. Ждет своего часа?

А в памяти человеческой башня осталась.

О чем рассказывают деньги

Как-то мы с товарищем надумали найти клад. После Великой Отечественной войны повальное увлечение одолевало нас всех: то ли начитались мы чего-то такого, то ли с голодухи и от вечной нехватки денег в родительском доме. Возле метро и под деревянными, сплошь в щелях платформами подмосковных станций электричек мы еще находили монеты, особенно возле касс, и чувствовали себя тогда почти счастливыми. Но этим наша удача и ограничивалась. А вот в деревне, куда меня на лето отправляли к дальним родственникам… Просто быть не могло, чтобы не откопали мы клада!

Первым делом обзавелись соответствующим инструментом: заточили кусок толстой проволоки, чтобы землю протыкивать, и выпросили у дяди Шуры Шарова, раненным и с пустым вещмешком, но с медалями с войны вернувшегося, прихваченную им по-хозяйски немецкую саперную лопатку. «Есть место, — сказал мой товарищ, он был на целый год меня старше, и потому я считал его человеком, пообтершимся в жизни, — вон под той березой у церкви». Береза была стара настолько, что кора на ней сама от тяжести своей обваливалась.

Представьте, нашли! У той березы. Между корней щуп уперся во что-то и это «что-то» с треском сломал. Лихорадочно, отталкивая друг друга, раскопали мягкую землю и извлекли небольшой черный горшок с обломанным краем. А в нем, под деревянной пробкой и тряпицей… Бог знает, что это было такое. Малюсенькие, размером с ноготь мизинца серо-черные чешуйки — неровные и разные. На всех — кусочек какой-то чеканки и оборванные слова можно было прочесть. Потом оказалось, что это серебряные монеты — гривны. Древние-предревние.