Эх, рюмочка-рюмашечка, души моей милашечка…
Здесь юных дев шаги звучали
Юное создание выпорхнуло из двери, выходящей в длинный коридор, освещенный пламенем свечей, и, подхватив развевающийся подол, поспешно скрылось в одной из соседних комнат. Потом стайка подобных существ продефилировала в противоположном направлении…
А в свете электричества здесь появились люди в кожаных тужурках и шинелях, в мундирах с красными петлицами. Другие ароматы поплыли в стенах дома графа Владимира Семеновича Салтыкова. Прелестные видения исчезли, воцарилась проза жизни. Старинный дом-дворец, претерпев на своем долгом веку множество перевоплощений, переходя из рук в руки и многократно меняя свое предназначение, стал наконец Центральным домом Советской Армии (ЦДСА), сегодня — Культурный центр Вооруженных Сил РФ имени М. В. Фрунзе.
Что и говорить, немногие москвичи бывали здесь. В дом военных штатских не особенно и тянет: надежная ограда, часовые, и что внутри там происходит — неведомо нам было. Понятно, что вряд ли красноармейские балы. Однако именно на бал, а точнее, на маскарад попал я в этот дом впервые в жизни.
Представьте только: в самом начале хрущевской оттепели расшалившийся комитет комсомола нашего института и вдобавок набравшийся неслыханной смелости устраивает здесь новогодний маскарад!
Вход только в масках, у кого нет — купить извольте, ну а если уж на самую завалящую маску денег не было, бесплатно выдавали «домино». Попав впервые в дом, буквально ошалели мы от позолоты, от зеркал едва ли не во всю стену и от бронзы канделябров. С представлением о буднях армии все это как-то не особенно вязалось…
А во второй раз привела меня сюда трагедия. Разбился при возвращении из космоса Владимир Комаров, и мне поручили написать репортаж из ЦДСА, где стояла урна с его прахом. Комаров стал первым погибшим на дороге в космос, хоть и погиб он на Земле. Тогда, в холодный апрельский день 1967 года, трое журналистов «Комсомолки» стояли у постамента с урной в почетном карауле…
И вот спустя много лет я снова здесь. Все, что угодно, но музей никак не ожидал здесь увидеть. Возник он буквально среди голых стен и на пустом месте — недавно, но, уж конечно, не сам собой, не по мановению волшебника. И что совсем удивительно — музей не оружия, не истории армии, а музей часов XVIII и XIX веков, музей светильников той же эпохи, мебели, живописи… Мне кажется, это единственный музей, созданный исключительно из того, что находилось в его стенах. Только в каком все это было виде…
Когда видишь уникальнейшие мебельные гарнитуры красного дерева и карельской березы, сделанные лет двести назад руками изумительных мастеров, великолепные каминные или настенные часы тончайшей, изысканнейшей работы, трудно поверить, что все это дряхлело на задворках: лежало в кучах по подвалам, по заброшенным помещениям, а картины украшали кабинеты, хозяева которых считали их уже почти своими. Подлинники Шишкина, Поленова, Айвазовского, Левитана, Саврасова… А на изящных столиках можно увидеть оставленный кем-то ненароком раскрытый фолиант, заложенный увядшей розой, на диване — пара брошенных перчаток… В 1742 году в этих стенах открылся Екатерининский институт благородных девиц, или, как его еще называли, — Училище Ордена Св. Екатерины.
А поначалу граф В. С. Салтыков здесь, на прудах речушки Рыбенки, что неподалеку от церкви Ивана Воина на Убогих холмах в Сущевской части, построил себе загородную усадьбу. Место было славное — тихое, со старыми ивами, склонившимися к покойной зеленой воде. И для парка лучше не сыщешь — а граф намеревался парк за усадьбой разбить. Опять же и до Москвы рукой подать.
Усадьба получилась замечательной. Нарочно ездили из Москвы и из окрестных мест ее посмотреть. Со временем переходила она от одного Салтыкова к другому, переделывалась, пока в 1777 году не приобрела ее Казна для устройства Инвалидного дома для неимущих штаб- и обер-офицеров, воевавших в Турецкой кампании. Документ об учреждении Инвалидного дома подписала сама Екатерина, предусмотрительно наказавшая: «Полагаемыя инвалидам на одежду, обувь и на все содержание на каждого 60 р. в год им самим не отдавать, дабы оныя на что-либо другое издержаны не были».
А дальше — совсем крутой зигзаг в истории: вдовствующая императрица Мария устроила в сем доме Институт благородных девиц для девочек 9–10 лет из обедневших дворянских семей.
Современный вид дом-дворец приобрел после перестройки в 1827 году по проекту Доменико Жилярди, но и потом долго еще доделывали. После революции девичий дух отсюда быстро выветрили: устроили сначала Дом коммунистического просвещения рабочих ячеек, чтобы поглядели на остатки роскоши графской жизни и тут же поняли, что так жить не надо. Потом здесь свои редуты воздвигла Красная армия, «что всех сильней» — как пелось тогда по радио. Отголоски той жизни остались: в замечательном зале с экспозицией интерьерного искусства XVIII века раньше располагался кабинет марксистско-ленинской подготовки.
Во времена Института благородных девиц вокруг дворца был разбит парк — прекрасный памятник русской садово-парковой архитектуры. Еще при советской власти он пришел в обидную ветхость, пока правительство Москвы, возжелав сохранить посыпавшееся наследство института, не приняло решение о его реконструкции. Предусмотрено восстановление насаждений, дорожек (отнюдь не асфальтовых), газонов. Появятся, как в прежние времена, гроты, мостики, ротонды. И кажется, прелестный парк снова станет для москвичей одним из любимых мест отдыха.
В его стенах творилась тайна
Смотришь на этот изумительный дом на Таганке, на Швивой горке, и удивляешься: какое чудо сохранилось неподалеку от центра. А ведь пройдешь и, не зная о нем, можешь и не заметить — на тихой улице, чуть в стороне стоит, за строем старых деревьев. Если взгляд не зацепится за старинную чугунную ограду, его от современной жизни отъединяющую, — непременно пройдешь мимо. А дом между тем великолепнейший. О нем и современники писали, и те, кто видел дом сто лет спустя, «что дом этот принадлежит к числу лучших и прекраснейших домов Москвы». И еще о нем же: «Что только может выдумать хороший зодчий, можно найти в архитектуре этого роскошного барского здания».
Но это, конечно, не просто дом. Это — дворец.
Об Иване Родионове Баташеве, хозяине дома, ходили легенды одна страшнее другой. Во времена императрицы Екатерины владел он воистину несметным богатством — обширными землями в Нижегородской, Тамбовской и Владимирской губерниях с лучшим строевым лесом в России. Незадолго до того, как надумал он построить в Москве дворец, императрица пожаловала ему дворянство за то, что замечательно наладил строительство и производство железоделательных заводов в Выксе — городе, расположенном на Оке, неподалеку от Нижнего.
Впрочем, говорили, будто вовсе не он, Иван, продумал устройство заводов, а младший брат Андрей, обладавший, по свидетельству многих, редкостным умом, железной волей и необыкновенной целеустремленностью. Сам же Иван слыл человеком алчным, с нравом необузданным, как о нем говорили. Наживался он всячески, как только мог, ни единого шанса не упускал: беглые крестьяне и мастеровые тянулись к нему, прослышав, что кормят на его заводах да еще и денег дают. Якобы. Потому что платил он на самом деле деньги ничтожнейшие. Каторжники тоже стекались к нему, вырвавшись на свободу. Более того, не таясь, Иван оказывал всякую помощь разбойникам, отсиживавшимся в муромских лесах, и драл за то с них мзду. Короче, ничем не брезговал.
Мудрено ли сказать, что и вовсе оборзел Иван Баташев, совершенно уверовав в свою безнаказанность. И в этом отношении еще более стал походить на уже знаменитого по всей России Демидова. Принялся устраивать неслыханные оргии, пытал людей ради забавы, распинал на кресте, сбрасывал в шахты, заковав в цепи, морил голодом. Жил он на редкость долго, пережив всех своих сыновей. И страшная слава о нем долго витала, даже и после смерти его.
