Под ближайшей лиственницей она увидела кожаную сумку. Она невольно оглянулась, будто рассчитывая найти поблизости владельца, но тут же отогнала эту мысль. Налет плесени на коже сказал ей, что сумка лежит здесь давно. «Странно, — думала она. — Кости зверей, а рядом чья-то сумка. А подо всем этим алмазный клад. Прямо какой-то Остров сокровищ.»

Она подняла сумку и вздрогнула, потому что внутри что-то звякнуло. Сумка открылась, на Ларису пахнуло плесенью. Она заглянула внутрь: какие-то мешочки, помятая алюминиевая фляжка… Она вытряхнула содержимое сумки. Кроме мешочков и фляжки, на мох упала трубка, какие курят якуты, кошелек и… золотой самородок. Лариса взвесила его на ладони: граммов двести. Потом начала исследовать кошелек. С помощью ножа открыла заржавевший запор, из кошелька высыпались алмазы. Восемь кристаллов, все одни к одному, с ясно выраженными, чистыми гранями. Один из них, чистой воды, довольно крупный, не менее пятнадцати каратов, был особенно красив.

Так вот что искал неизвестный старатель в районе косы! Сумка, несомненно, принадлежала ему. Но что его заставило бросить свои сокровища? Вероятно, Васильев, бывалый таежник, сумеет ответить на этот вопрос, а заодно и разгадать тайну звериного кладбища.

Увидев в руках девушки сумку, Александр сразу заинтересовался.

— Где вы ее взяли?

— Вам знакома эта вещь?

— Сумка Павлова. Ее знают все, кто в пришлом году летал к Сарыну.

— Я нашла ее неподалеку.

— Все ясно, — сказал Александр. — Лоток и лопата принадлежали Павлову. Он копал около косы. Я так и думал. Были в сумке алмазы?

— Да. Вот они.

На ладони Ларисы тысячами горячих искр вспыхивали прозрачные кристаллы.

— Ух, какая красота! — залюбовался алмазами Александр.

Буров от восхищения даже причмокнул языком, точно в рот ему попало что-то невыразимо вкусное.

— Старый бандит добился своего, — в раздумье проговорил Александр. — Узнал, где находится трубка, завел нас на Марху, а сам пришел сюда взять алмазы. Но куда он подевался? И почему бросил сумку?

Осмотр «звериного кладбища» открыл Александру многое. Скелеты оказались волчьими. Неподалеку во мху был найден ржавый маузер без единого патрона, чуть подальше — кусок оленьей дохи. Александр отчетливо представил себе всю картину. В начале прошлой зимы здесь произошла последняя схватка между волчьей стаей и человеком. Волки напали на него где-то в районе косы. Человек отбивался отчаянно, пытаясь уйти. Голодная стая, оставляя убитых, упорно преследовала его. Волки считали его своей законной добычей. У человека кончились патроны. Вероятно, он забрался на дерево. Возможно, сидел там не одни сутки и, изнемогая от голода, уронил или бросил сумку. А потом наступила развязка. Потеряв сознание, он свалился с дерева и был разорван стаей.

Странно только, что нигде не видно его останков. Возможно, что-то спугнуло волков, и они уволокли труп, а возможно, растащили по частям. Заодно с человеком, они пожрали и своих убитых соплеменников.

Да, черная была жизнь тойона Алексея Павлова. Волчья жизнь И оборвалась она по-волчьи…

Через пять дней самолет доставил Ларису в Нюрбу, куда недавно перебралась Амакинская экспедиция. Прямо с аэродрома девушка направилась в контору. С мешком за плечами, похудевшая, загорелая, она вошла в кабинет Семенова. Просторный кабинет почему-то показался ей очень тесным. Она боялась опрокинуть стулья и потому обходила их с оглядкой. Под крышей она чувствовала себя стесненно, и это казалось странным. И только потом она поняла, что ей привилась привычка жить в пространстве, не ограниченном стенами.

Федул Николаевич, как ей показалось, встретил ее холодно, настороженно.

— Товарищ Сорокина? Прошу садиться Вы получили мой вызов?

— Да.

Лариса освободилась от мешка и села, устало откинувшись на спинку стула. Она догадывалась, зачем ее вызвали, и все же то, что она услышала, поразило ее неожиданностью.

— Рабочий Симаков прислал мне копию заявления, оригинал которого находится у прокурора. В нем… словом, он… — Федул Николаевич нахмурился. Он подыскивал более мягкие, обтекаемые слова, но таковых не находилось. И вообще вся эта история, рассказанная Симаковым, была ужасно неприятна. Федул Николаевич резко, со стуком выдвинул ящик, достал несколько листков, исписанных крупным почерком. — Вот. Симаков предъявляет вам ряд серьезных обвинений, он: пишет, что вы намеренно обходили алмазоносные районы с целью скрыть их от государства. А когда он указал вам на это, ваш приспешник и помощник Васильев совершил покушение на его жизнь. Он заявляет, что вы якобы связаны с иностранной разведкой.

Федул Николаевич брезгливо скривил губы, и Лариса не поняла, к кому относится эта гримаса: к ней или к заявлению Симакова.

— Я, разумеется, не верю этому, — сказал Федул Николаевич, — но согласитесь, заявление… и потом… у него на лице действительно синяки.

Он молчал, ожидая объяснений. Но Лариса не произнесла ни слова. Все сказанное Семеновым ошеломило ее и еще не дошло целиком до сознания. Казалось, речь идет не о ней. Не могут же, в самом деле, нормальные люди обвинить ее в столь чудовищных преступлениях!

— Что вы скажете? Я жду, — чувствуя что-то невообразимо гадкое в душе, проговорил Федул Николаевич.

— Ничего!

Она порывисто встала. Она готова была наговорить начальнику целый короб резких, ядовитых, обличающих слов, но сдержалась. Она рывком поставила мешок на стол, развязала и вывалила содержимое мешка перед Семеновым. Изумление, отразившееся на его лице, на миг доставило ей острое удовольствие. Голубовато-зеленые куски кимберлита покатились по столу, подмяли листки заявления.

— Это… что?

Вопрос был вызван растерянностью, так как Федул Николаевич отлично видел, что это.

— Кимберлит! — воинственно сказала Лариса. — Из найденной нами на Далдыне трубки. Диаметр около пятисот метров!

— Вы нашли трубку?!

— Да!

Федул Николаевич схватил кусок кимберлита, повертел, зачем-то прикинул на вес, потянулся к телефону и вдруг, отдернул от него пуку, словно от горячего утюга, выскочил из кабинета. Где-то в коридорах гремел его голос: «Соедините с Москвой! Белкина ко мне! Немедленно!»

Через полчаса вокруг стола толпилось не меньше десяти человек. Все были возбуждены, говорили каждый свое, не слушая друг друга. Жали Ларисе руки, поздравляли. Тысячи километров, пройденных по тайге, голод, лишения, борьба с таежным пожаром — все это принесло плоды. Успехом увенчался титанический труд людей. И каждый из тех, кто находился сейчас r кабинете, чувствовал себя именинником. Когда первый восторг приутих, Лариса рассказала, как была найдена трубка. Она умолчала о своих переживаниях, неудачах, разочарованиях. По ее словам выходило, что найти трубку — дело весьма несложное.

Кто-то спросил:

— Какое имя вы дали трубке?

— Имя? Я не думала об этом.

— Что же, товарищи, подумаем вместе.

— Что тут думать? Трубка обнаружена при вечерней заре. Значит, «Вечерняя заря».

— Ну вот, еще скажете «Вечерний звон»! Претенциозно, знаете ли…

— Назвать «Зарницей».

— «Зарница…» Как, товарищи?

— Вы спросите в первую очередь автора.

— Что скажете, Лариса Александровна?

— По-моему, неплохо.

— Ну хорошо, «Зарница» так «Зарница».

Первая в стране кимберлитовая трубка получила имя: «Зарница».

Разошлись поздно, и кабинет сразу же поступил в распоряжение уборщицы. Под столом она нашла несколько мелко исписанных листов бумаги. Они были смяты, грязны, да некоторых страницах, подобно печатям, виднелись рубчатые следы каблуков. Уборщица подумала и бросила находку в ведро для мусора.

Шел митинг, посвященный открытию первого в Якутии алмазного прииска. Падал снег. Он припорошил отвалы породы, скрыл хаос развертывающегося строительства. На трибуну, сложенную из ящиков, поднялся академик Великанов. Час назад он прилетел из Москвы.