Этот медведь никогда не видел людей, не испытывал от них неприятностей, поэтому вид спящего не пробудил в нем ни страха, ни злости. Им руководило одно лишь любопытство. Шевеля носом и верхней губой, он тщательно обнюхивал ноги пришельца. Запах сапог ему не понравился. Он зашел с другой стороны, стал обнюхивать лицо, едва не касаясь его носом; тронул спящего лапой, ибо ему не терпелось узнать, что из этого получится. Александр открыл глаза и спросонок вскрикнул. Видимо, по медвежьим понятиям это был весьма грозный голос. От неожиданности зверь отпрянул, круто, словно падая навзничь, повернулся и со всех ног бросился в тайгу. Сухие ветки, свитки сухой коры затрещали под круглыми пятками мохнатого пустынника. Александр сел, протер глаза. «Приснился мне медведь, что ли?» Но нет, до ушей еще доносился треск валежника. Сонливость с Александра как рукой сняло. Он вскочил, зачем-то выхватил нож, усмехнулся, сунул его обратно в ножны. «Однако, спасибо мишке, разбудил меня». Взглянул на солнце — нет, спал он совсем недолго. И снова в путь.

…Ранним утром следующего дня сторож правления колхоза «Улуу тогой» не сразу узнал в осунувшемся, почерневшем, ободранном, выпачканном глиной, едва передвигавшем ноги человеке Александра Васильева. А когда узнал, побежал будить председателя.

Александр подошел к телефону, покрутил ручку, послушал: молчание. Только в ушах шумит кровь. Опять начал крутить ручку. Это простое дело требовало сейчас неимоверных усилий. У Александра слипались глаза, он боялся одного: упасть и заснуть мертвым сном раньше времени. Он долго, с какой-то отчаянной настойчивостью крутил ручку, пока, наконец, не соединился с Сунтаром. Теперь не отвечала телефонистка из Сунтара. Ждал он не больше минуты, но ему казалось, что проходили часы. Несколько раз он едва не упал с телефонной трубкой в руках, потом догадался придвинуть стул и стал ждать ответа сидя.

Когда у него уже пропала всякая надежда, в трубке раздался голос телефонистки. Александр попросил соединить его с экспедицией. После продолжительной паузы телефонистка сказала:

— В конторе никого нет, еще рано. Звоните после девяти часов.

Александр испугался, что она сейчас бросит трубку, и торопливо попросил соединить его с домашним телефоном главного инженера экспедиции Белкина. Вскоре трубка басовито зарокотала:

— Алло! Главный инженер экспедиции Белкин слушает.

— Товарищ Белкин?! Степан Владимирович?! — обрадованно, еще не совсем доверяя своему слуху, закричал Александр.

— Да, да! В чем дело?

— У Далдынского отряда пять дней назад кончились продукты. Почему не посылаете самолет?!

— Как так?.. У них вдоволь лосиного мяса, и они просили не посылать!..

Александр терял волю к сопротивлению. Сов обволакивал его мягким сладковатым облаком. В мозгу что-то поскрипывало, словно закрывались крошечные дверцы. Собрав последние силы, он крикнул:

— Срочно пришлите самолет к горе Сарын!.. Продуктов!..

Трубка выскользнула из рук. Александра мотнуло в сторону, и он свалился со стула без сознания.

— Алло! Кто говорит? Откуда?! — Белкин кричал, дул в трубку, стучал по аппарату, но тщетно, никто не отвечал. Положил трубку, начал одеваться. Ясно было: в отряде что-то стряслось, и медлить нельзя. Он поехал на аэродром, вызвал командира летного отряда и приказал немедленно послать к Сарыну самолет. Через час самолет поднялся в воздух, взял курс на северо-запад. А еще часа через четыре он вновь приземлился на Сунтарском аэродроме. Тут уже стояли автомашины, готовые забрать изголодавшихся, обессилевших людей. Они выходили из самолета, пошатываясь от слабости. Лица темные, заострившиеся, лихорадочно блестели глаза. Трое суток они почти не спали. Трое суток они с надеждой смотрели в небо, напрягали слух, и это измотало их не меньше, чем голод. Вынесли на носилках Великанова. Он не мог ходить, у него разболелась нога. К нему подошел Белкин.

— Как чувствуете себя, Владимир Иванович?

— Благодарю вас, не хуже других.

Великанов приподнялся, попросил санитаров поставить носилки на землю и отойти.

— Меня, вероятно, сейчас увезут в больницу. Нам необходимо поговорить. Был у вас наш новый проводник Павлов?

— Да, дней восемь назад.

— Вы получили записку Семенова?

— Насчет зарплаты получил.

— А другую?

— Павлов сказал, что другая записка размокла в пути и передал на словах: задержать самолет дней на десять, так как вы убили лося и пищи у вас достаточно.

Владимир Иванович болезненно поморщился.

— Мерзавец! Вот что, Степан Владимирович. Мы установили: Павлов — враг, бывший белогвардеец, каратель. Немедленно свяжитесь с органами безопасности: его следует арестовать.

Белкин стоял как громом пораженный.

— А ведь он ушел в тайгу, сказал что обратно, к вам.

— Ладно, не сокрушайтесь, далеко не уйдет. Кстати, Васильев здоров?

— Васильев? Сюда он не приходил.

— Но как же вы узнали о нашем бедственном положении?

— Сегодня рано утром кто-то позвонил по телефону ко мне на квартиру и сообщил. Кто, откуда — неизвестно.

— Это был Васильев. Обязательно позвоните в колхоз «Улуу тогой», справьтесь о его здоровье.

Великанов кивнул санитарам, и носилки скрылись в машине с красным крестом на кузове.

А самолет уже заправлялся горючим для вторичного рейса. У горы Сарын его ждали Семенов, Фанин и несколько рабочих, менее других ослабевших от голодовки.

Прошло десять месяцев. После долгой зимы опять зазвенела птичьими голосами тайга. Упругий южный ветер зашумел в молодой зелени лиственниц. Реки вошли в берега, развесив на прибрежных ивовых зарослях отметки ила, сквозь которые пробивались клейкие глянцевитые листочки. Наступило короткое и потому особенно желанное лето северной Сибири.

Однажды, в солнечный июньский полдень, на берегу реки Далдын появилась группа людей. Это была часть одного из трех отрядов Амакинской экспедиции. Александр Васильев, совмещавший теперь должности рабочего и проводника, сбросил с плеч мешок, сбежал к воде, напился, умыл лицо. Вода была прозрачная и холодная. Александр подтянул голенища сапог и вошел в реку. Даже на середине вода не доходила до коле». Обернулся, призывно махнул рукой.

От группы отделилась девушка. Одетая в мужское платье, она отличалась от мужчин тонкой фигуркой да пышными белокурыми волосами до плеч. Она подошла к воде, сняла накомарник. У нее было круглое лицо с большими, широко расставленными глазами цвета северного неба. Она часто щурилась от солнца, и поэтому от глаз к вискам пролегли ясно различимые на слегка загоревшем лице морщинки. От этой привычки щуриться глаза ее, обрамленные длинными ресницами, казались мохнатыми.

— Это и есть те места, которые в прошлом году искал академик Великанов? — спросила она выходившего на берег Александра.

— Точно, Лариса Александровна. В прошлом году мы сюда не попали, потому что нас вел очень плохой, подлый человек.

— Да, я слышала эту историю. Его, кажется, не поймали?

— Нет. В тайгу ушел. А в тайге искать человека все равно что иголку в сене.

Девушка подняла плоский мокрый голыш, осмотрела его профессионально-внимательным взглядом и, видимо не найдя ничего интересного, бросила в воду.

— Будем переправляться здесь?

В ее голосе послышалась вопросительная интонация. Она еще не привыкла командовать людьми, самостоятельно принимать решения. Лариса Сорокина только в прошлом году окончила Ленинградский горный институт. В Сибири, в такой невероятной отдаленности от населенных пунктов, да еще в качестве руководителя целой группы из четырех человек, она оказалась впервые.

Александр понимал ее состояние, ее растерянность и старался помогать девушке.

— Эй, сюда! — крикнул он рабочим, стоявшим на береговом откосе. — Начальник приказал переправляться здесь!

Губы Ларисы дрогнули в усмешке: она видела ухищрения Александра. Этот славный парень все двое суток пути от базы отряда из кожи лез для того, чтобы доказать ей, что она начальство. Обращался с подчеркнутой почтительностью, причем называл не иначе, как «товарищ начальник», все ее нерешительно высказанные пожелания воспринимал как приказания и немедленно исполнял. Глядя на него, так же поступали и другие участники группы. И только рабочий Симаков, заросший до самых глаз бородой человек лет сорока, старательно пропускал мимо ушей ее распоряжения.