Церковь?

Доли мозга разделили запах на составные части: цветы, ладан.

Прямо за входной дверью располагался зал во всю ширину дома. Я медленно провела фонариком справа налево. Луч выхватывал из темноты диваны, кресла, кое-где столы, сдвинутые вместе и накрытые скатертями. Вдоль двух стен от пола до потолка протянулись книжные полки.

Северную стену целиком занимал камин, стену напротив – зеркало в вычурной раме. В тусклых недрах зеркала отражался луч моего фонарика, скользивший среди силуэтов укрытой драпировками мебели, и наши с Кроу фигуры, которые двигались вслед за ним.

Мы продвигались медленно, тщательно исследуя каждое помещение дома. В полосе бледно-желтого света плясали пылинки, порой вспугнутая моль металась, словно животное на шоссе, которое застигли слепящие фары автомобиля. Помощник шерифа, шедший позади нас, держал ружье на изготовку. Кроу подняла пистолет к лицу, крепко сжав его обеими руками.

За залом начинался узкий коридор. Справа видна была лестница, по левую руку располагалась столовая, прямо впереди – кухня.

Всю обстановку столовой составляли прямоугольный полированный стол и стулья. Я сосчитала стулья – по восемь с каждой стороны стола и по одному с торца. Восемнадцать.

Кухня располагалась в задней части дома, дверь ее была распахнута настежь.

Фарфоровая раковина. Водяной насос. Плита и холодильник, который явно старше меня.

– Здесь должен быть генератор. – Я жестом указала на кухонные агрегаты.

– В подвале, скорее всего.

Снизу донеслись голоса – очевидно, помощники Кроу уже спустились в подвал.

Поднявшись на второй этаж, мы оказались в коридоре, который протянулся как раз посередине дома. С двух сторон к нему примыкали по четыре крохотные спальни, в каждой спальне – по две самодельные двухъярусные койки. Небольшая винтовая лестница в самом конце коридора вела на чердак. Под карнизы были задвинуты еще две походные койки.

– Иисусе! – пробормотала Кроу. – Прямо как летний лагерь Спина и Марти![94]

Мне все это напомнило резиденцию секты «Небесные врата» в Чикаго[95]. Я предпочла промолчать.

Мы уже повернули назад, чтобы спуститься, когда на парадной лестнице в дальнем конце коридора появился то ли Джордж, то ли Бобби. Он раскраснелся и взмок от испарины.

– Шериф, вам нужно глянуть на подвал.

– В чем дело, Бобби?

Капля пота проползла по его лбу и скатилась на щеку. Помощник нервно смахнул ее тыльной стороной руки.

– Будь я проклят, если сам это знаю.

Дощатая лестница вела прямо из кухни в погреб. Шериф приказала помощнику, чьего имени я так и не вспомнила, оставаться наверху, а мы все спустились вниз.

Бобби шел первым, я за ним, Кроу замыкала шествие. Джордж ожидал нас у подножия лестницы, и луч его фонарика плясал в темноте, словно маленький прожектор.

Мы спускались, и воздух, наверху просто прохладный, стал обжигающе ледяным, как в большом морозильнике, а на смену серому сумраку пришла непроглядно-черная тьма. Сзади донесся щелчок, и под ноги мне легло пятно света от фонарика Кроу.

Добравшись до подножия лестницы, мы остановились, прислушались.

Ни топота бегущих ног, ни зловещего хлопанья крыльев. Я направила луч своего фонарика в темноту.

Мы оказались в просторном помещении без окон, с потолком, обшитым досками, и цементным полом. Три стены были покрыты штукатуркой, четвертую образовывал отвесный склон примыкавшего к дому утеса. Ровно посередине этой стены была массивная деревянная дверь.

Я отступила на шаг и задела локтем какую-то ткань. Стремительно развернулась – и луч фонарика скользнул по череде крюков, на которых висели одинаковые красные балахоны. Передав фонарик Джорджу, я сняла с крюка один из них. Это было просторное одеяние с капюшоном, наподобие монашеской рясы.

– Святая Матерь Божья! – услышала я.

Бобби отер ладонью лицо. А может, перекрестился.

Я забрала фонарик, и мы с Кроу двинулись обследовать помещение, а Джордж и Бобби держали нас в перекрестье своих фонариков.

Осмотр помещения не выявил ничего обычно встречающегося в подвалах: ни рабочего стола, ни наборной панели с инструментами, ни садового инвентаря, ни раковины для стирки. Здесь не было паутины, мышиного помета, дохлых сверчков.

– Поразительная чистота. – Мой голос эхом отдавался от цемента и камня.

– Поглядите на это. – Джордж переместил луч фонарика в то место, где штукатурка доходила до потолка.

Из темноты скалилось чудовище, похожее на медведя, его туловище было покрыто разинутыми окровавленными ртами. Под ним было начертано одно только слово: «Баксбакуаланукссивэ».

– Фрэнсис Бэкон?[96] – пробормотала я, задавая этот вопрос скорее себе самой, чем своим спутникам.

– Бэкон рисовал людей и рычащих псов, – приглушенным голосом отозвалась Кроу. – Он никогда не изображал ничего подобного.

Джордж перевел луч света на другую стену – и на нас уставилось еще одно чудовище. Львиная грива, выпученные глаза, разинутая пасть готовится пожрать обезглавленного младенца, которого тварь сжимала в лапах.

– Это плохая копия одной из «черных картин» Гойи, – сказала Кроу. – Я видела ее в Мадриде, в музее Прадо.

Чем больше я узнавала шерифа округа Суэйн, тем сильней она меня впечатляла.

– Что это за урод? – спросил Джордж.

– Один из древнегреческих богов.

Третья фреска изображала плот с надувшимся парусом. Мертвые и умирающие люди валялись на палубе и свешивались с краев плота в море.

– Очаровательно, – пробормотал Джордж.

Кроу на сей раз ничего не сказала, и мы перешли к четвертой, каменной стене.

Дверь крепилась на черных чугунных петлях, которые были ввинчены в камень и зацементированы. Обрывок цепи соединял округлую ручку из кованого чугуна с вертикальным стальным штырем, примыкавшим к раме. Замок блестел как новенький, и на граните были заметны свежие царапины.

– Его повесили недавно.

– Отойдите, – приказала Кроу.

Мы отступили – и лучи наших фонариков, разойдясь шире, высветили надпись, высеченную в камне над притолокой. Я провела по ней лучом света.

«Fay ce que voudras».

– Французский? – спросила Кроу, засовывая свой фонарик за пояс.

– Думаю, средневековый…

– Узнаете горгулий?

По углам притолоки красовались две фигуры. Под мужской было написано «Гарпократ», под женской – «Ангерона»[97].

– Нечто египетское.

Пистолет в руке шерифа выпалил дважды, в воздухе запахло порохом. Кроу шагнула вперед, дернула как следует – и цепь соскользнула. Засов поднялся без малейших усилий.

Она ухватилась за дверную ручку, дверь распахнулась наружу. Волны стылого воздуха хлынули на нас: повеяло темными норами, извечно слепыми тварями и бесконечными веками под землей.

– Пора, наверное, привести пса, – сказала Люси.

Я кивнула и, прыгая через ступеньку, поднялась по лестнице.

Обнаружив, что о нем вспомнили, Бойд пришел, как обычно, в буйный восторг и неистово запрыгал, хватая зубами воздух. Лизнул мне руку и, приплясывая от возбуждения рядом со мной, ринулся в дом. Атмосфера первого этажа не остудила его пыл.

Потом мы начали спускаться в подвал – и я почувствовала, как пес напрягся всем телом, прижимаясь к моей ноге.

Я намотала на запястье еще один виток поводка и позволила Бойду бесцеремонно тащить меня по лестнице, а затем к каменной стене подвала, у которой ждала Кроу.

В трех футах от двери пес взорвался лаем, бросаясь вперед, как тогда у стены дома. Волосы у меня встали дыбом, по спине прошел холодок.

– Ладно, придержите его, – сказала шериф.

Вцепившись обеими руками в ошейник, я оттащила Бойда на пару шагов назад и вручила поводок Бобби. Бойд продолжал громко рычать и рваться вперед, пытаясь сдвинуть с места помощника шерифа. Я присоединилась к Кроу.