Бойд сидел перед будкой, задрав морду к ночному небу. Увидев меня, он вскочил и завилял всей задней половиной тела. Потом метнулся к ограде и встал на задние лапы. Упершись передними лапами в ограду, вытянул шею и несколько раз тявкнул.

Я протянула руку и почесала пса за ухом. Бойд лизнул мою ладонь, шалея от восторга.

Когда я вошла в вольер, пристегнула к ошейнику поводок, пес запрыгал и завертелся как бешеный, взметая лапами грязь.

– Будь умницей. – Я поднесла палец к его морде. – Не забудь, что это против правил.

Бойд поглядел на меня, вывалив из пасти язык, и выразительно пошевелил бровями. Мы пересекли двор и вместе вошли в дом.

Через минуту мы уже лежали в темном номере – я в постели, Бойд на коврике у кровати. Слышно было, как он вздохнул, утыкаясь мордой в передние лапы.

Я так и заснула, положив руку собаке на голову.

На следующее утро я проснулась рано, чувствуя холод и пустоту в груди, но поначалу не сознавала почему. Потом реальность обрушилась на меня душной, отвратительной волной.

Примроуз мертва.

Боль утраты, соединившись с чувством вины, точно парализовала, и я долго лежала неподвижно, не испытывая ни малейшего желания возвращаться в мир.

Затем Бойд ткнулся носом мне в бедро. Я перевернулась на бок и почесала его за ухом.

– Ты прав, дружок. Что проку жалеть себя?

Я встала, наспех оделась и крадучись, как вор, отвела собаку в вольер. За время моего отсутствия на двери «Магнолии» появилась записка. Райан сегодня тоже проведет день в обществе Макмагона, и машина ему не понадобится. Ключи, которые я оставила на бюро в его номере, лежат теперь у меня.

Включив мобильник, я обнаружила пять пропущенных вызовов. Четыре журналиста и «П/Т». Позвонила в автомастерскую, прочие номера стерла.

На ремонт понадобится больше времени, чем предполагалось вначале. Машина будет готова завтра.

Итак, от «возможно, будет» мы пришли к «будет». Это вдохновляет.

Но чем же теперь заняться?

Идея, осенившая меня, явилась из безмерно далекого прошлого. Любимое убежище огорченной или растревоженной девочки. Вреда от этого не будет, и, может, я даже сумею раскопать что-нибудь полезное.

И по крайней мере в ближайшие пару часов до меня никто не доберется.

Позавтракав тостом и хлопьями, я отправилась в публичную библиотеку имени Марианны Блэк – одноэтажное здание из красного кирпича на углу Эверетт и Академи-стрит. С обеих сторон от входа болтались картонные скелеты, у каждого в руках была книга.

За стойкой у главного входа маячил, поблескивая золотыми зубами, долговязый тощий негр. Рядом с ним трудилась пожилая дама, закрепляя над их головами гирлянду оранжевых тыковок. Когда я вошла, они разом обернулись в мою сторону.

– Доброе утро, – сказала я.

– Доброе утро.

Негр широко улыбнулся, демонстрируя все великолепие своего золотого запаса. Его сослуживица с лиловыми волосами впилась в меня подозрительным взглядом.

– Хочется взглянуть на старые номера местной газеты, – сообщила я с обезоруживающей улыбкой.

– «Смоки-Маунтинс таймс»? – уточнила Миссис Библиотекарь, откладывая степлер.

– Да.

– За какой период?

– У вас есть подшивки тридцатых и сороковых годов?

Дама с лиловыми волосами насупилась еще сильнее.

– Подборка начинается с тысяча восемьсот девяносто пятого. Тогда газета называлась «Брайсон-Сити таймс». Выходила раз в неделю. Старые выпуски, разумеется, переведены на микропленки. Оригиналы на руки не выдаем.

– Микропленки меня устроят.

Мистер Библиотекарь принялся открывать и складывать стопками книги. Я заметила, что ногти у него отполированы, а одежда блистает чистотой.

– Аппарат для чтения микрофильмов – в подсобной комнате рядом с секцией генеалогии. Кассеты для просмотра выдаются только по одной.

– Спасибо.

Миссис Библиотекарь открыла один из двух металлических шкафчиков за стойкой и достала небольшую серую кассету.

– Давайте объясню, как пользоваться аппаратом.

– Нет-нет, не утруждайтесь. Я справлюсь. У меня есть опыт работы с такими механизмами.

Дама вручила мне кассету. Я читала ее мысли по лицу, как открытую книгу. Посторонний в фондах! Наихудший кошмар.

Устроившись у аппарата, я проверила наклейку на кассете: «1931–1937».

В памяти возникло лицо Примроуз, и все поплыло перед глазами от подступивших слез.

Хватит! Не смей горевать!

Да, но зачем я здесь? Какова цель? Существует ли она вообще или я пришла отсидеться?

Нет. У меня есть цель.

Я по-прежнему была убеждена, что корень всех моих неприятностей – тот самый дом с огороженным двором, и хотела больше узнать о связанных с ним людях. Артур рассказал, что продал свою землю некоему Прентису Дэшвуду. Увы, кроме этого имени да еще списка в факсе Макмагона, я понятия не имела, что искать.

По правде говоря, я и не особо надеялась найти что-то полезное, просто идеи закончились. И еще: нужно было как-то разобраться с выдвинутыми против меня обвинениями. Я не могла вернуться в Шарлотт, пока не отремонтируют машину, а от всех остальных способов добычи информации меня надежно оградили. Да ну, к черту! Должна же и история на что-нибудь сгодиться.

Когда Пит еще носил форму, у него в офисе висел плакат – лозунг военных юристов, не ставших частью армейской системы: «Нерешительность – ключ к гибкости».

Если это изречение годилось для офицеров военно-юридической службы корпуса морской пехоты США, стало быть, оно годится и для меня. Буду искать все, что подвернется под руку.

Я вставила кассету и приступила к просмотру. Аппарат с ручкой для вращения был изготовлен, по всей вероятности, еще до того, как братья Райт поднялись в воздух на «Китти хок»[73]. Иллюстрации и текст то и дело расплывались, теряя резкость. Через несколько минут я почувствовала, что начинает болеть голова.

Я просматривала одну кассету за другой, совершая регулярные рейсы к стойке и обратно. К концу сороковых годов Миссис Библиотекарь сжалилась и позволила мне брать по полдюжины кассет за раз.

Я пробегала глазами сообщения о благотворительных вечерах и мойке машин, описания церковных мероприятий и местных драм. Преступления были в основном мелкие: дорожные происшествия, пьянство и нарушение общественного порядка, пропажа вещей и вандализм. Объявления о рождениях, смертях и свадьбах чередовались с рекламой автомастерских и аукционных залов.

Вторая мировая унесла в округе Суэйн немало жизней. С 1942 по 1945 год страницы газеты были заполнены именами и фотографиями погибших. Каждая смерть становилась темой документального очерка.

Впрочем, некоторые жители округа и тогда умирали в своих постелях. В декабре 1943 года первую полосу газеты заняло сообщение о смерти Генри Арлена Престона. Престон всю свою жизнь прожил в округе Суэйн, был прокурором, судьей и внештатным журналистом. Газета в ярких красках расписывала его карьеру, венцом которой считались пребывание на посту сенатора в Рэли (один срок), а также публикация двухтомного труда о птицах западной части штата. Престон скончался в возрасте восьмидесяти лет, оставив вдову, четверых детей, четырнадцать внуков и двадцать правнуков.

На следующей неделе после смерти Престона «Таймс» сообщила об исчезновении Такера Адамса. Две скудные колонки на шестой странице – и никакого фото.

Эта скромная маловразумительная заметка чем-то задела меня. Может быть, Адамс тайком записался в армию и погиб в Европе, как многие наши безвестные соотечественники? Или он вернулся, поразил соседей и родственников рассказами об Италии и Франции, а потом зажил обычной жизнью? Может быть, упал со скалы? Сбежал в Голливуд? Сколько я ни искала продолжения этой истории, в газете об исчезновении Адамса не было больше сказано ни слова.

В горах тоже часто происходили несчастные случаи. В 1939 году женщина по имени Хильда Майнер ушла из дому, чтобы отнести внучке земляничный пирог. У внучки она так и не появилась, а жестянку с пирогом обнаружили на берегу разлившейся реки Тукасиджи. Решили, что Хильда утонула, но ее тело так и не было найдено. Десять лет спустя те же воды отняли жизнь доктора Шелдона Броди, биолога Аппалачского государственного университета. Через день после того, как тело профессора вынесло на берег, в той же реке сгинула – подозревали – Эдна Фаррелл. Как и в случае с Хильдой Майнер, ее останки не обнаружили.