Выехав на шоссе 19, я повернула назад, к Брайсон-Сити. Через две мили к югу от города я заметила небольшую дощатую табличку и свернула на присыпанную гравием дорогу.

Гостиница «Ривербэнк инн» располагалась в четверти мили дальше по дороге, на берегу реки Тукасиджи. Одноэтажное, покрытое желтой штукатуркой здание в стиле ранчо, популярном в пятидесятых. Шестнадцать номеров гостиницы протянулись по обе стороны от входа в центральный офис, у каждого номера имелся отдельный вход с крыльцом. На всех верандах ухмылялись пластиковые фонари из тыквы, а на дереве у главного входа болтался мерцавший электрическими огоньками скелет.

Очевидно, главное достоинство гостиницы заключалось в ее местоположении, а не в художественном оформлении или архитектурном стиле.

Подъезжая к главному входу, я заметила снаружи только две машины: красный «понтиак-гранд-ам» с алабамскими номерами и синий «форд-таурус» с номерами Северной Каролины. Машины были припаркованы перед номерами два и семь.

Когда я прошла мимо скелета, он издал протяжный стон, а потом – визгливый механический хохот. Я могла лишь гадать, как часто Примроуз приходилось терпеть это представление.

Вестибюль гостиницы выглядел точно так же, как в «Доме на холме». Колокольчики, подвешенные на входной двери, цветастые ситцевые занавески, отделка из узловатой сосны. Табличка на стене уведомляла, что владельцы гостиницы – Ральф и Бренда Стовер. С регистрационной стойки ухмылялся еще один фонарь-тыква.

По соседству с тыквой сидел мужчина в футболке с логотипом «Редскинс»[71] и лениво листал журнал «Мир компьютеров». Когда звон колокольчиков возвестил о моем прибытии, он поднял голову и издалека приветствовал меня улыбкой. Я заключила, что это и есть Ральф.

– Чем могу помочь?

Волосы у Ральфа светлые, редеющие, а розовое лицо лоснилось, точно натертое воском.

– Доктор Темпе Бреннан, – представилась я, протягивая руку.

– Ральф Стовер.

Мы обменялись рукопожатием, и медицинский браслет на его руке зазвенел не хуже дверных колокольчиков.

– Друг Примроуз Хоббс, – добавила я.

– Вот как?

– Последние две недели миссис Хоббс живет в вашей гостинице.

– Совершенно верно.

– Она участвует в расследовании крушения самолета.

– Я знаю миссис Хоббс. – Улыбка Ральфа не изменилась.

– Она сейчас у себя?

– Могу позвонить ей в номер, если желаете.

– Да, будьте добры.

Он набрал цифры, послушал гудки и положил трубку.

– Миссис Хоббс не отвечает. Хотите ей что-нибудь передать?

– Насколько я понимаю, она не выехала из гостиницы?

– Да, номер по-прежнему за ней.

– Вы сегодня видели ее?

– Нет.

– Когда вы видели ее в последний раз?

– Я не в состоянии отслеживать перемещения всех наших постояльцев.

– Миссис Хоббс с понедельника не появлялась на работе, и я беспокоюсь за нее. Не могли бы вы сказать, в каком номере она живет?

– Сожалею, но нет. – Он улыбнулся еще шире. – Такова политика гостиницы.

– Она могла заболеть.

– Об этом сообщила бы горничная.

Ральф был вежлив, как полицейский, остановивший машину для проверки. Что ж, ладно. Я могу быть сверхвежлива.

– Это в самом деле очень важно. – Я легонько положила руку на запястье Ральфа и заглянула ему в глаза. – Можете сказать, на какой машине ездит миссис Хоббс, чтобы я проверила, стоит ли ее машина у вас на стоянке?

– Не могу.

– Можем мы подняться к ней в номер вместе?

– Нет.

– Может быть, вы подниметесь, а я подожду здесь?

– Нет, мэм.

Я убрала руку и попробовала другую тактику.

– Быть может, миссис Стовер припомнит, когда она в последний раз видела миссис Хоббс?

Ральф сцепил пальцы и положил руки поверх журнала. На ярко-розовой, точно крем от ожогов, коже отчетливо выделялись светлые жесткие волоски.

– Вы задаете те же вопросы, которые уже задавали другие, и мы с женой дадим вам те же ответы. Без официального ордера мы не допускаем посторонних в номера и не разглашаем информации о постояльцах. – Голос его звучал гладко, словно смазанный маслом.

– Кто эти другие?

Ральф издал долгий терпеливый вздох.

– Могу я еще чем-нибудь вам помочь?

В моем голосе зазвенела сталь отточенного скальпеля.

– Если с Примроуз Хоббс из-за вашей политики случится беда, вы пожалеете о том дне, когда отправились на курсы управления гостиницей.

Глаза Ральфа Стовера сузились, но улыбка держалась стойко.

Я достала из сумочки визитку и нацарапала внизу номер своего мобильника.

– Если вдруг передумаете – звоните.

А потом развернулась и зашагала к двери.

– Хорошего дня, мэм.

За моей спиной зашуршали страницы журнала, звякнул медицинский браслет.

Дав полный газ, я вылетела с парковки, помчалась по шоссе и через полсотни ярдов к северу свернула на обочину. Если я хоть что-нибудь понимаю в людях, любопытство погонит Стовера в номер Примроуз. И он наверняка отправится туда немедленно.

Торопливо заперев машину, я сломя голову рванула назад и, домчавшись до поворота к «Ривербэнк инн», нырнула в лес. А после пробиралась вперед параллельно гравийной дороге до того места, откуда хорошо была видна гостиница.

Интуиция не подвела. Ральф как раз подходил к двери номера четыре. Он огляделся по сторонам, отпер дверь и проскользнул внутрь.

Время тянулось. Пять минут. Десять. Я успела отдышаться. Небо потемнело, поднялся ветер. Сосны над головой выгибались и приседали, словно балерины, исполняющие экзерсис на пуантах.

Я думала о Примроуз. Мы знакомы уже много лет, но я почти ничего не знала о ней самой. Только что она была замужем, развелась, что у нее есть сын. Помимо этого, личная жизнь Примроуз была для меня тайной за семью печатями. Отчего так вышло? Сама она не хотела рассказывать о себе или у меня никогда не возникало желания расспрашивать? Быть может, я видела в Примроуз лишь «обслуживающий персонал» – одного из тех, кто постоянно трудится рядом, отправляет нашу почту, печатает наши отчеты, убирает до блеска наши дома, между тем как мы живем собственной жизнью и даже не подозреваем, что у них тоже есть своя?

Может, и так. И все же я знала Примроуз Хоббс достаточно хорошо, чтобы быть уверенной в одном: никогда и ни за что она по собственной воле не бросила бы незаконченную работу.

Я ждала. Из лиловой, как баклажан, тучи хлестнула молния, озарив ее грозовое нутро слепящей плетью мощностью в миллион ватт. Зарокотал гром. Буря неумолимо приближалась.

Наконец Стовер вышел, захлопнул дверь, повернул ручку и поспешил по дорожке к главному входу. Едва он благополучно скрылся в вестибюле, я двинулась к номеру – кружным путем, с оглядкой, то и дело прячась за деревья. С одной стороны протянулась задняя стена гостиницы, с другой – река, в просвете между ним росли деревья. Я пробралась к месту, которое, по моим прикидкам, было как раз напротив номера четыре, остановилась и прислушалась.

Бурлила на камнях вода. Под порывами ветра шумел кустарник. Вдали свистел поезд. Неистово стучало сердце в моей груди. Все громче, все лихорадочней.

Я подкралась к самому краю полосы деревьев и выглянула наружу.

Череда дощатых крылечек вдоль задней стены, к перилам прибиты гвоздями номера из кованого чугуна. И снова мое чутье не подкачало. Каких-то пять ярдов травы до номера четыре.

Я сделала глубокий вдох, рывком преодолела эти пять ярдов и в два шага перемахнула четыре ступеньки. Проскочив крыльцо, дернула раздвижную дверь. Она открылась с пронзительным скрежетом. Как раз в эту секунду ветер внезапно стих, и в неподвижном воздухе скрежет прозвучал душераздирающе. Я застыла.

Тишина.

Проскользнув между раздвижной и внутренней дверью, я прижалась к стеклу и заглянула внутрь. Обзор заслоняли полосатые бело-зеленые занавески. Я подергала ручку – заперто.

Я аккуратно прикрыла раздвижную дверь, перебралась к окну и повторила попытку. Безуспешно – точно такие же занавески.