— Ты где всё лето был? — спросил Володька. — Я пару раз звонил, тишина, никто к телефону не подходит. И видуха у тебя подозрительная, загорел как негр.

— Я как в Крым уехал почти сразу после выпускного, так весь отпуск и просидел, пять дней как вернулся.

— Невесту, что ли, там нашел?

— Невесту? Нет, не невесту. Я с подводными археологами работал.

— Халтурил, что ли? Деньжат подрабатывал?

— Какие там, к чёрту, деньги! Государству, Украине этой незалежной, наплевать, Россия теперь — заграница, археология никому вообще не нужна. Вернее, нужна, если что-то ценное найдут. Тогда да! Национальное достояние! Законы всякие, каждый лапу наложить рад. Потом это достояние всплывает где-нибудь на западном аукционе. А пока экспедиция, пока поиск, пока черновая работа, денег ни у кого не проси, не дадут.

— Ты что же, за свой счёт работал? Или это какая-то левая экспедиция? Как это? Чёрные археологи?

— Нет, нормальная экспедиция. Собрались просто ребята, которые за это дело болеют, выпросили кое-какие деньги на оборудование и питание. Только с аквалангом нормально работать там мало кто умел, вот я и согласился. Там в бухточке, на дне, галера лежит затонувшая, ещё со времён греческой колонизации. Сохранилось мало, но амфоры, керамика кое-какая, это есть. Копались потихоньку. Я больше инструктором, да за техникой следил и под водой поработал, конечно. Интересно!

— А кормили как?

— Нормально: каши, консервы, там бывший совхоз рядом, фрукты, виноград можно так набрать, можно купить за копейки. Объедались.

— Значит, ты весь отпуск из моря не вылезал. То-то я смотрю — рожа довольная, как негр чёрный… Эх, Олежка, завидую я тебе! Я бы тоже вот так, на всё лето, куда-нибудь в спортивный лагерь. И отдохнёшь, бывало, и отпускные все целы. Я, когда за клуб выступал, любил на сборы ездить. Днём тренировки, а ночью… У нас рядом женская волейбольная тренировалась. В номер только к утру. Тренер материл… Откуда силы только брались?! К осени деньжат поднакопится. А что, всё лето живёшь на халяву, купишь себе что-нибудь.

— Нет, у меня отпускные разошлось по мелочи. Я вообще не представляю, как бы я на них тут весь отпуск прожил, на месяц бы не хватило. А ты как? Ездил куда?

— И ездил, и не ездил. Сначала ремонтом занимался, так, косметика, где подмазать, где подклеить, потом к тёще в деревню с Танькой: сено, молоко, картошка — красота! Отдохнул, конечно.

— Быстро отпуск пролетел, все говорят: у вас, учителей, отпуск большой, а какой он большой, кажется, будто только начался, и вот уже август кончается. А ты что, давно на работу вышел?

— Нет, два дня. Мне Тамара позвонила, тут кое-что для спортзала выделили, получить нужно было. Ты-то что решил? Перед отпуском, помнится, уходить собирался: «Дурдом! Надоело!»

— Собирался. Но что-то не собрался. Меня всё лето в Москве не было, а сейчас куда уходить? Нужно было место подыскать. Да и… Ладно, ещё годик поработаю, а там — видно будет. Слушай, а эта новая математичка откуда взялась?

— Не знаю, нас царица Тамара познакомила. Я когда в первый день вышел, она уже тут была, в кабинете шуршала. Слушай, чей это кабинет был? Кто его так уделал? Тамара даже заботу проявила: «Помогите, — говорит, — нашему молодому коллеге, а то она испугается и убежит». Ну такой, как не помочь, сам понимаешь, только она меня быстро отшила. А с тобой, я смотрю, сразу обниматься полезла.

— А то як же! — Олег самодовольно разгладил несуществующие усы. — Мы хлопци гарни!

— Что, в хохлы перекрестился? Как там, вообще, в Крыму?

— Вообще, хреново. — Олег посерьёзнел, убрал с лица самодовольную дурацкую улыбку и задумчиво поглядел в окошко. Лицо его будто затвердело, яснее выступал высокий лоб, чётче очертились губы. — Там же русских большинство, да и украинцы, те лучше по-русски, чем по-украински говорят. В Севастополе много военных моряков, которые в отставку вышли, жить остались. Многие говорят: «Нас Россия предала, пока нужны были, помнили, а потом выбросили, как старое тряпьё». Они, в Крыму, автономию хотят, а Киев давит, им эта автономия, как заноза в жопе. Денег не дают, налоги отобрать стараются.

— Да, просрали мы Крым. Нельзя было его хохлам отдавать.

— А как не отдашь, когда у нас даже границы сухопутной нет, да была бы… Что же, войну из-за него начинать? А кормить его как? Промышленности нет, работу не найти. Только благодаря курортникам и живут, российским, а сами украинцы мало туда ездят, нищета. В Севастополе все с флота кормятся, кто хоть каким боком к флоту пристроился, тот ещё ничего, а остальные выживают. Коз держат, прямо в парках пасут, чтобы с голоду не помереть. Вообще-то бардак, тут тебе и наш флот, и украинский, нашим хоть деньги регулярно платят, а тем… Вот и стараются на каждом шагу лишнюю копейку урвать. Злятся все друг на друга: украинцы на русских, русские на украинцев, вместе — на татар, на Киев, на Москву. Татары, те вообще на всех злые. В общем, когда хреново, все на всех злятся.

— А татары что?

— «Что, что». Татары там ещё со времён Крымского ханства жили, а потом, сам знаешь, их Сталин чуть не в двадцать четыре часа — в Сибирь, в казахские степи, на спецпоселение. Погибло их тогда — несчётно. Целую нацию обидел. А народ обиды долго помнит, мы татаро-монгольское иго сколько веков поминаем! А ведь у нас Родину не отнимали, церкви не разрушали. А они стали на свою Родину возвращаться, а там давно захватчики обосновались, кладбища распаханы, мечети снесены. Ты что, думаешь, они к нам любовью горят? Хорошо, хоть мстить вроде не собираются, понимают, что, мы, нынешние, ни в чём не виноваты. Хотя… Они возвращаются, а им селиться не дают — земля-то вся расхватана, ничейной давно нет. Они самозахватом, тут милиция, они за ружья, в общем, весело. Того и гляди, война вспыхнет.

— Ну и не фига было Украине отделяться, самостийности захотели, вот пусть хлебают свою самостийность.

— Да ну тебя, Вовка, ты же понимаешь, что не народ отделялся, а политики. Народ до сих пор против, да кто его слушает!

— Ладно, Олежек, ну их, у нас своих проблем под завязку. Твои родители когда вернуться должны?

— К весне.

— А ты остаёшься?

— Остаюсь!

— Значит, ещё год вместе поработаем?

— Поработаем.

— Тогда пошли отсюда, делать всё равно нечего, Тамара на совещании, Анна Абрамовна её ненаглядная какие-то бумажки клепает, завтра уж и работать начнём, хотя до первого сентября какая работа? Ну что, по пиву, — Володька хитро посмотрел на Олега, — или новенькой математичке пойдём помогать?

— По пиву, — чуть замешкавшись, отозвался Олег.

Ольга спала плохо, и спала и не спала, так, бред какой-то. Она, конечно, слышала, когда вернулась Вика, ей даже приснилось, что она привстала, язвительно сказала Вике: «Быстро же вы управились», на что та, округлив глаза, непонятно ответила: «Да, мы старались побыстрее, чтобы ты не беспокоилась. Я даже не раздевалась». Но потом Ольга поняла, что это сон, что Вика уже сопит, слегка похрапывая, и снова погрузилась в странное оцепенение. В этом мареве сна и яви всплывали картины причудливо перемешанных событий: мокрый московский снег на ветках финиковых пальм и пляжных лежаках; завуч Анна Абрамовна, хитро подмигивающая: «А куда это вы собрались?»; толпы каких-то детей, носящихся по пляжу, а потом голос директора: «Ольга Ивановна, ну наведите же порядок!» Наконец, калейдоскоп ярких бредовых событий прервался, и Ольга услыхала протяжный заунывный голос, будто исполняющий какую-то несложную музыкальную фразу. Фраза эта повторялась снова и снова. Ольга открыла глаза и поняла, что это ей уже не снится. Голос доносился с улицы, из-за светлеющего зеркального стекла французского окна. «Да ведь это муэдзин на утреннюю молитву созывает, — вдруг поняла она, — Господи, громко-то как!» Она встала и на носочках, чтобы не касаться всей ступнёй холодного каменного пола, подскочила к окну. Несмотря на свою массивность, оно отодвинулось удивительно легко, скользнув вбок, будто салазки по льду. Снаружи оказалось ещё светлее, чем представлялось через затемнённое стекло. Небо, пока ещё не просветлённое солнечными лучами, отдавало голубизной, густо замешанной на ночной черноте; на востоке, над морем, в пелене тумана уже ясно просвечивал красно-оранжевым пламенем шар восходящего солнца. Утренний ветерок, вовсе не холодный, а лишь бодрящий, ласково затеребил оборки её ночнушки, нежно защекотал шею и нахально пополз по голым ногам от щиколоток и выше, так что Ольга непроизвольно даже дёрнула пяткой. В воздухе висел чудный запах утренней свежести, невыразимо радостный, пахнущий счастьем, будто улыбка только что проснувшегося ребёнка. Над отелем вновь поплыл протяжный голос, чуть искаженный хрипотцой динамиков. «По радио передают», — подумала Ольга и тут же, глубоко втянув в себя прохладный аромат утра, решила: «Пойду на пляж». Она быстро натянула купальник, накинула на плечи новый, купленный специально для поездки белый махровый халат, и тихонько, стараясь не разбудить сладко посапывающую Вику, выскользнула наружу.