Классы стали заходить в школу. Сначала пошли первые и одиннадцатые. Выпускники вели за руку малышей, сильно смахивая при этом на молодых родителей, в особенности девушки. Малыши горбились под огромными ранцами, а на плечах старшеклассниц болтались изящные дамские сумочки, способные вместить разве что косметичку.
Потом двинулись и другие классы. Ольгин класс пошёл сам, вслед за соседним, видимо, 6-м «Б», ей оставалось только семенить рядом, обнимая рассыпающуюся охапку цветов и стараться при этом выглядеть не очень глупо.
Сначала был классный час, потом уроки, хорошо ещё, что их было всего четыре, после них снова прибежали её девчонки, с какими-то вопросами, и наконец всё кончилось. Ольга устало сидела на стуле, оглядывая опустевший класс, ведро с водой, в котором всеми цветами радуги пестрели букеты осенних цветов (а куда ещё их было ставить?), сдвинутые парты, стулья, пестрящие бумажки. «А дежурных-то я не назначила, — вяло подумала она, — придётся самой убирать». Она посидела ещё несколько минут и взялась прибираться: расставлять аккуратно парты, поднимать на них стулья, заметать мусор.
— Портреты умывать будете? — знакомый голос от двери заставил её вздрогнуть. — Мне парту подержать?
У дверей стоял Олег, такой же элегантный, как и утром, но без пиджака, в рубашке с закатанными рукавами, и пристально, с некоторым вызовом, её разглядывал. Уголки его губ были приподняты в лёгкой, практически незаметной улыбке, глаза иронично прищурены. Ей до судорог в руках захотелось запустить в него щёткой, но он её опередил и со словами: «Давайте я вам помогу», — принялся поднимать оставшиеся стулья на парты.
— Не нужно, спасибо, я сама, — Ольга бодро смела бумажки в кучу, сгребла их в ведро и выпрямилась.
Они стояли друг напротив друга, он, с чуть сбившимся галстуком на светлой рубашке, закатанные рукава которой открывали загоревшие до цвета тёмной бронзы руки, и она, с выбившейся из-за пояса белой блузкой, расстегнувшейся на одну пуговку больше, чем положено, и упавшими на лоб прядями волос. Ольга видела его коренастую, какую-то удивительно надёжную фигуру, чуть расставленные, будто у борца, ноги, сильные загорелые руки, и ей вдруг, неожиданно для самой себя, до дрожи в ногах, до протяжно тянущего ощущения в животе, захотелось увидеть, как эти руки протягиваются к ней, ощутить их волнующую силу на своих плечах.
Рука Олега уверенно, словно подчиняясь её желанию, так, что она даже не отшатнулась, протянулась к её лицу, поправила падающую на глаза прядь и чуть потёрла щёку.
— Вы испачкались. — Он задержал ладонь чуть дольше, чем было нужно для того, чтобы стереть грязь, провёл кончиками пальцев по щеке к уху, шее и нехотя отнял её.
— Да, — Ольга дотронулась до моментально порозовевшей щеки, — да, наверное, мелом.
На две-три секунды взгляды их пересеклись и замерли. Олег первым отвёл глаза, оглядел класс и сказал:
— Ну вот, с боевым крещением вас, как, очень страшно было?
— С чего бы это? — Ольга тоже отвела глаза и даже отвернулась, поправляя блузку. — Ничего особенного, нормально.
— Ну да, нормально. Я, помню, в прошлом году, после первого дня работы как выжатый лимон был. Сидел после уроков и думал: «Неужели так каждый день?» А потом ничего, привык.
— Вы только второй год работаете? А что заканчивали?
— Иняз, Мориса Тореза. Я после института год в армии служил, да год здесь. Послушайте, Ольга, что мы всё «выкаем», давайте на «ты?»
— Ну, если получится, для этого нужно и пуд соли съесть, и на брудершафт выпить.
Ольга уже оправилась и поглядывала на Олега с весёлым лукавством.
— Сбегать? — Олег легко подхватил знакомую игру.
— Куда?
— Как куда, в магазин, чтобы было что на брудершафт пить!
— Я до обеда не пью!
— А мы сначала пообедаем. Нет, я серьёзно, — перебил он собравшуюся снова пошутить Ольгу. — Возьмём Вовку, отметим и День знаний, и твоё боевое крещение.
— Нет, — после некоторой заминки отозвалась Ольга, — в другой раз. Завтра уроки, нужно подготовиться. Я без конспекта никак. А их ещё написать нужно.
— Да, когда к уроку не готов, то не урок получается, а сорок пять минут позора. Ладно, мне, вообще-то, тоже подготовиться нужно, за лето забыл всё, отвык. Но, я думаю, мы как-нибудь всё же отметим начало твоей славной трудовой деятельности на педагогическом поприще?
— Конечно, — Ольга легко улыбнулась в ответ на его иронию.
— Ну что же, я пошёл, счастливо!
— До свидания.
Олег улыбнулся, вскинул в прощальном жесте руку, повернулся и направился к двери, а Ольге вдруг страстно захотелось, чтобы он остановился и обернулся, хотя бы на секунду.
— Олег!
Олег остановился и обернулся именно так, как ей хотелось.
— Спасибо, спасибо тебе за всё, ты меня сегодня прямо спас.
Олег вытянулся, дурашливо прищёлкнул каблуками и резко кивнул головою.
— Всегда к вашим услугам, сударыня, спасать — наша приятная обязанность, — он ещё несколько секунд выжидающе смотрел на неё, но она молчала. — Пока! — и скрылся за дверью.
Глава 6
С вечера уснуть Олегу всё никак не удавалось, так что он, проворочавшись в кровати, плюнул, снова встал и пошёл в бар, работавший круглосуточно. Там вовсю оттягивалась приехавшая вчера увешанная толстыми золотыми цепями троица. Олег был случайным свидетелем их заселения. Услышав доносящийся с улицы сочный русский мат, он выглянул с балкона и увидал эту колоритную компанию. Один из них был постарше, с вываливающимся рюкзачком живота и аккуратно просвечивающей на затылке лысиной. Двое других — помоложе. Один — стройный, подтянутый, с накачанными рельефными мышцами, Олег его сразу окрестил Спортсменом, второй — толстогубый, рыхловатый, с обозначившимся животиком и мягким слоем подкожного жирка. Вот этот-то и выдавал громогласные идиомы. Размахивая зажатой в одной руке открытой банкой пива, он, пьяно куражась, обращался скорее к невольным зрителям, чем к стоящему напротив него и радостно улыбающемуся молоденькому арабу, почти мальчику.
— Ну и… ты встал……?! Я тебя……спрашиваю! Бери вещи и… их в другой номер! Я тебя в……к….. этот ваш… на………!!!
— Да что вы на него орёте, — не выдержала развалившаяся в кресле, на своём балконе, дама лет сорока, — он же по-русски ни слова не понимает, — её, видимо, больше задела громкость выражений, нежели их содержание.
— Поймёт, — рыхлый пьяно ухмыльнулся, — когда я уезжать буду, они тут все по-русски понимать будут. Ну, ты, — снова обернулся он к мальчику-арабу, — слышишь, что тебе белый господин говорит? Хватай вещи и… в номер, а я буду рядом идти и… волшебными тебя подгонять.
— Ладно, Вовчик, кончай концерт гнать, — старший, стоявший всё это время вместе со Спортсменом поодаль и с улыбкой наблюдавший представление, видимо, потерял терпение, — пошли!
Вовчик как-то сразу потух, буркнул «А чё он, Петрович!», махнул рукою и, отхлебнув очередную порцию из банки, поплёлся за старшим.
И вот сейчас они сидели в баре с парой девиц. Старший, важно развалившись в кресле, потягивал какой-то коктейль, по-хозяйски возложив руку на плечи одной из девчонок. Возле второй толклись те двое, что помоложе. Спортсмен поигрывал мускулатурой, а Вовчик что-то рассказывал, раскинув пальцы веером. Девицы, как сразу определил Олег, либо решили подзаработать, либо сами искали приключений, но, в любом случае, это были не наивные дурочки, эти понимали, на что шли. Он подошёл к стойке, поздоровался и немного поболтал по-английски со знакомым барменом. Конечно, называть язык, на котором пытался объясняться Махмуд, английским можно было только с весьма большой натяжкой, но Олегу не хотелось показывать троице, что он русский. Он часто прибегал к подобным уловкам, чтобы не вступать в долгие разговоры с полупьяными земляками, не отбиваться от их настойчивых расспросов и от ещё более настойчивых предложений выпить. Он заказал себе сразу тройную порцию рома — те самые русские сто пятьдесят грамм, и сел за столик, неподалёку от весёлой компании. Пил он редко, чаще по необходимости, спиртное не доставляло ему особого удовольствия. Поэтому предпочитал он напитки вкусные: хорошие вина, ликёры, настойки вроде «Кампари». В номере у него был, конечно, небольшой запас на всякий случай. Но сегодня нужно ему было другое, хотелось снять всё ещё не отпускающее напряжение, расслабиться, почувствовать лёгкий, застилающий голову туман и лечь в кровать, после чего туман плавно перейдёт в сон. Но не квасить же в номере одному, вернее, вдвоём с бутылкой… Это уж совсем распоследнее дело.