— А на человека мурена тоже напасть может? — почему-то шёпотом спросила она.

— Нет, что вы, — совсем по-мужски снисходительно улыбнулся мальчишка, — эта маленькая, она сама людей боится, а вот рыбок мелких жрёт запросто.

— Таких красивых? — непроизвольно воскликнула Вика.

— А ей какая разница?

Ровное гудение мотора отвлекло Вику от разговора. К пирсу причалил небольшой катер. Первым из него легко выскочил крепкий, молодой, но уже с обильной проседью, мужчина, повернувшись назад, он прощально взмахнул рукой и двинулся на берег. Вторым из катера выбрался Олег, неся в каждой руке по аквалангу. Вика удивлённо округлила глаза, будто встреча с Олегом стала для неё полной неожиданностью.

— Привет! Так вот где ты работаешь! — Вика смотрела на его обнаженный, прокалённый солнцем до черноты торс, под тёмной кожей которого перекатывались тугие волны мышц, на обтянутые плавками бёдра, на загорелые ноги, покрытые белёсым пушком выгоревших волос. Она чувствовала непреодолимое желание коснуться его тела, ощутить ладошкой шелковистость кожи и напряжение мускулатуры. — Ой! А это и есть акваланги? — Вика склонилась над аппаратами, положив, словно бы для устойчивости свою ладонь на плечо Олега. Кожа, действительно, была шелковистая и прохладная. — А это что за штуковина? — ткнула она пальцем в какой-то вентиль.

Олег, чуть склонившись над ней, начал давать пояснения, но Вика не слышала, она собственной кожей ощущала скользящий по её телу взгляд.

— Как интересно! — Вика с силой выпрямилась, даже слегка прогнувшись назад, грудь её напряглась под купальником. — Под водой, наверное, просто удивительно!

— Хочешь попробовать? Можем после обеда. Вот только баллоны заправлю.

— Ну что ты, я и плавать почти не умею, так, возле берега бултыхаюсь по-собачьи, а под воду… Да ты что! Я со страху помру! К тому же мы после обеда в город собирались, пошляться.

— После обеда не стоит, жарко будет, лучше вечером, прохладнее, а магазинчики их все до поздней ночи работают. Вечером и я бы мог с вами пройтись.

«Ещё чего, — подумала Вика, — стану я вам с Олькой встречу устраивать, тоже мне, сводню нашли».

— Что ты, — сказала она вслух, — с женщинами по магазинам ходить! Да ты взвоешь через полчаса, а мы до ужина проболтаться собирались. Для нас, женщин, это удовольствие.

— Хочешь совет? Деньги с собою не берите. Так мелочь на воду возьмите — и всё. А то накупите с пылу барахла всякого. Вы сегодня только присмотритесь, купите потом. И ещё учти, тут торговаться принято, они вначале цену заламывают раза в три выше, чем та, за которую продать готовы, и ждут, как её покупатель сбивать будет. Для них в этом весь кайф, если сразу заплатишь, без торговли — это обида, а если полчаса проторгуешься — уважаемый покупатель. Тут можно многое дёшево купить, только торговаться нужно до обалдения. Хотя, честно говоря, покупать здесь нечего, барахло всё, подделка. Но для тех, кто тут в первый раз, всё интересно, всё необычно. Нахватают, нахватают, что ни попадя, а потом выбрасывают.

Они немного помолчали, почему-то избегая смотреть друг на друга.

— Ну я пойду? — то ли спросила, то ли проинформировала Вика.

— Погоди, а вечером, после ужина, вы что делаете?

— Ничего вроде.

— Приходите в бар, туда же, к бассейну, я там буду.

— А если Ольга не захочет, ну устанет после магазинов? — Вика задала вопрос и, затаив дыхание, ждала ответа.

— Смотри сама, я всё равно там сидеть буду. Пока!

Олег легко подхватил два акваланга и зашагал на берег.

Первое воскресенье октября выпало в том году очень рано, числа то ли первого, то ли второго, а так как День учителя праздновали в пятницу, накануне, праздник пришёлся на самый конец сентября.

Уже с утра день мало походил на обычный. Дети шли с цветами, пакетами, на уроках вертелись, шушукались, приодевшиеся дамы-педагогини ходили взволнованно-важные и, принимая поздравления, всякий раз удивлённо округляли глаза: «Ах! Что вы! Ну не стоит, право слово, какая чепуха! Да я и забыла совсем!» В школу проскакивали нагруженные сумками члены родительских комитетов и, тихонько постучав в дверь класса, совали вышедшим в коридор, отнекивающимся учителям пакеты, пакетики и коробки.

В кабинет директора, Тамары Витальевны, народ шёл солидный, не с дохлыми тремя гвоздиками, а, как минимум, с розами или белыми лилиями. В больших пакетах мелькали парадно-несъедобные наборы конфет, ещё какие-то коробки-коробочки. Поздравления шли по известному сценарию. После высоких слов о нелёгком труде педагога, традиционных пожеланий, чмоканий в щёчку с мамами-бабушками, дружеских пожатий рук с папами-дедушками, следовало подношение даров, снова чмоканье-пожимание рук, только теперь уже прощальное, судорожные, не сходящие с лица улыбки, сильно смахивающие на оскал.

К Анне Абрамовне, в её маленький кабинетик на втором этаже, тоже шёл народ. Не так помпезно, без огромных коробок и букетов, но шёл. Тут всё происходило скромнее, незаметнее, можно сказать, интимнее. Конечно, радостные зубастые улыбки, конечно, высокие слова, но коротко, без особого пафоса, потом короткий деловой разговор и быстрое прощание.

Олег, несмотря на праздник, с утра был в раздражённом состоянии духа. Уроки срывались. Пришедшие группы долго и шумно усаживались, потом начинались поздравления, вручение цветов и открыток, потом долго успокаивались. Работа не шла, дети никак не могли сосредоточиться. Конечно, можно «спустить собак»: вкатить пару двоек или только пригрозить это сделать. Можно, но только не в этот день, иначе всё будет истолковано таким образом: «Плохо поздравили, остался недоволен, совсем озверел». Олег, мысленно чертыхаясь, выходил в коридор, мило улыбался, принимал подарки и зверел всё больше. Тащили всё, что Бог на душу положит. Открытки и цветы — это понятно, но на кой чёрт ему два органайзера, отвёртка с набором магнитных насадок, несколько коробок конфет (он их терпеть не может), две бутылки поддельного конька (отрава!), набор мужского парфюма для бритья (это ещё куда ни шло) и две пивные кружки толстого стекла в подарочной упаковке?! Что он с этим барахлом делать будет?

На переменке к нему заскочила Людмила Антоновна, преподаватель технологии, попутно занимающаяся всякими общественными делами, и протарахтела: «Не забудьте, Олег Дмитриевич, после шестого урока все собираемся в актовом зале, а потом у нас, в кабинете домоводства».

Пятым уроком у него было окошко, и он по привычке вышел побродить по коридорам. Дверь в кабинет химии была приоткрыта, шуршание и позвякивание говорило, что Инна Егоровна на месте.

Было ей около шестидесяти. Высокая, крупнокостная, с лёгкой проседью в тёмных волосах, в школе она держалась особняком, ни с кем не конфликтуя, но и не сближаясь. Как правило, у неё находились дела в кабинете, она задерживалась после занятий и часто ей помогали дети. Всегда у неё была группка учеников разных классов, готовых после уроков часами возиться с какими-то скляночками, химикатами, сооружать немыслимые приборы.

Прошлой весною Олег как-то засиделся у себя и вдруг услыхал дружный детский вопль, исходящий из химического кабинета. Подойдя к двери, он увидал, как парнишка из десятого класса яростно запустил руки в тазик с мутной водой, покрытой хлопьями грязно-жёлтой пены. Несколько других мальчишек и девчонок стояли вокруг и смотрели на происходящее с нескрываемым восхищением. «Мы мыло сварили, пробуем»! — ответила с незаметной улыбкой на немой вопрос Олега стоящая чуть поодаль Инна Егоровна.

— У вас что, тоже окошко? — Олег зашёл в кабинет и, остановившись у двери, наблюдал, как хозяйка возится с пробирками и колбочками.

— Вообще-то нет. — Инна Егоровна встряхнула мокрые кисти рук и взяла полотенце. — Просто, девятые классы какой-то концерт готовят, вот и отпросились на репетицию.

— Они что, всем составом выступать будут?

— Да ну, скажете тоже. Нет, конечно, человек десять, от силы двенадцать, а остальные всё равно работать не будут. Сегодня день пропащий. Вас уже поздравили?