— Здравствуйте, Олег Дмитриевич, а я вас жду, жду, — тараторила она, входя в кабинет.

— Здравствуйте, Людмила… — Олег сделал паузу, в надежде, что отчество ему сейчас подскажут.

— Ой, да просто Люся! — кокетливо улыбнулась она. — Поздравляем Вас с Днём учителя и желаем успехов в вашем нелёгком труде, — проговорила она столь знакомый Олегу текст.

«Почему Люся? — вяло думал он, изображая на лице соответствующее моменту смущение и умиление. — Почему Люся? Ведь Людмила — Мила? Да и какая она мне Люся? Неужели она не понимает, что мне её так называть язык не повернётся? Тоже, подруга нашлась», — думал он, продолжая кивать и улыбаться. Наконец, услышав знакомое: «Позвольте мне, от имени и по поручению всех родителей и учеников…», он принял из её рук пакет, в котором на ощупь определялась книга. Это действительно оказался фотоальбом «В поисках Атлантиды», с огромным количеством фотографий подводного мира.

— Вот, спасибо! — абсолютно искренне воскликнул Олег, тут же начав листать издание. При этом он автоматически вынул вложенный туда продолговатый конверт и отложил его в сторону. «Наверное, открытка», — отметил он краем сознания, вглядываясь в фотографию подводных скал, удивительно напоминавших башни крепости.

— Ну, угодили! — с довольной улыбкой сказал он через пару минут, отложив в сторону книгу и глядя на довольно улыбавшуюся Люсю. — Угодили так угодили, — снова повторил он, покачивая головою, и взял в руки конверт, чтобы демонстративно прочитать открытку.

В конверте была не открытка, а тоненькая пачка купюр разного достоинства. Мелькали среди них и голубые пятидесятирублёвки, и розовые сотни, но не выше. Купюры были очень разные: одни новенькие и гладкие, другие старые и мятые. Было видно, что в конверт их вложили недавно, они ещё не успели слежаться и выпрямиться, а до этого они лежали в разных кошельках, портмоне, а то и просто в карманах. Олег вдруг вспомнил, что когда он возвращался поездом из армии с десятком таких же дембелей перед каждой станцией они скидывались на водку, и получалась похожая пачечка разнокалиберных мятых купюр.

— Зачем это? — Он осторожно, чуть брезгливо вложил деньги обратно в конверт и отодвинул его от себя. — Зачем это?

— Олег Дмитриевич! — Люся продолжала всё так же довольно улыбаться. — Книга, это так, это от меня и Димки, он рассказывал, что вы подводным плаванием увлекаетесь, а от класса… мы думали, думали, что купить, и решили, что вы лучше сами выберете. — Она улыбалась, искренне, довольно, видимо действительно обрадованная тем, что книга пришлась по душе и совершенно уверенная в том, что и с деньгами они поступили правильно.

— Нет, — Олег почувствовал, что деньги эти он взять не сможет. Он не думал в этот момент ни о достоинстве, ни о самоуважении, он просто физически ощущал, что не сможет положить их в карман, как порою ощущал, что не сможет выпить спиртное, иначе его просто стошнит.

— За книгу большое спасибо, а это, это я, простите, не возьму.

— Ну что вы, Олег Дмитриевич, — Люся всё ещё продолжала улыбаться, видимо принимая его отказ за обычное кокетство, — мы же от чистого сердца!

— Не сомневаюсь, — Олег решительно встал, — но, простите, принять не могу, зарабатываю я достаточно и обеспечить себя, простите, в состоянии! — Он взял со стола конверт и решительно, почти силой, всучил его совершенно ошалевшей Люсе. — И ещё, я вас попрошу больше так не делать, а за поздравления спасибо. Простите, у меня урок.

Он махнул рукою, разрешая войти толпящимся в дверях восьмиклассникам. Кабинет моментально наполнился галдящими детьми, грохотом сдвигаемых стульев, шлёпаньем портфелей о парты. В коридоре зазвонил звонок, и Люся, ошарашенно моргая глазами, ретировалась, продолжая сжимать в руке злополучный конверт.

После обеда, чуть понежившись на своих кроватях, Ольга и Вика засобирались в город. Вика стояла над распоротым молнией брюхом своего чемодана и яростно рылась в его чреве.

— Нет, в шортах всё-таки неприлично, — бормотала она сама себе под нос, — я лучше надену голубые летние брюки и пляжную блузку, а может, лучше не брюки, а юбку? Олька! — Она в бессильной ярости швырнула обратно в чемодан какую-то тряпку. — Ну ты хоть мне посоветуй, что надеть! Подруга, называется! Сама-то как оденешься?

— Не психуй, — Ольга недавно вышла из душа и спокойно досушивала свои волосы полотенцем. — Я сарафан надену. Надень, что хочешь, лишь бы удобно было и не жарко.

— Да, — Вика сморщилась и снова полезла в чемодан, — тебе хорошо, с твоей фигурой… А тут подбираешь, подбираешь… Во! — Она с сомнением разглядывала что-то лёгкое и светлое. — Это в самый раз будет!

— Слушай, Викуль, ты где гуляла, пока я на пляже дремала? Раз проснулась, тебя нет, другой.

— Ну ты дрыхнуть сильна! — Вика критически оглядела себя в зеркале. — Я тебя и так, и сяк — ноль эффекта, дрыхнешь себе и дрыхнешь. Я и искупалась, и вокруг проболталась, часа два, наверное, ты дрыхла. Слушай, вот так хорошо? — Она извивалась у зеркала, пытаясь увидеть себя сзади. — Ничего? Я не очень толстая?

— Нормально. Ну и что интересного нашла?

— А ничего. В баре всё дорогое, «Фанта» паршивая, два бакса стоит, мороженое тоже… Мужики всё — пузаны, с жёнами, детьми или любовницами, в общем, под присмотром, на коротких поводках. Есть, правда, и помоложе, но уж больно распальцованные — то ли «братки», то ли косят под них. Звали вечером в гости… Как же, нашли дуру! Ну мы идём? Я готова!

После кондиционированной прохлады отеля улица встретила их объятиями раскалённого воздуха, запахом горячего асфальта, выхлопных газов автомобилей и бесконечными гудками клаксонов. Транспорта, по сравнению с Москвой, было совсем немного, но шуму он создавал больше, чем на забитом пробкой Садовом кольце. Водители, казалось, не могли ехать спокойно, они просто не представляли, что такое рядность движения, и выбирали самые замысловатые траектории, нажимая на кнопку сигнала каждые пять-десять секунд.

Солнце пекло немилосердно, обжигая кожу, слепя глаза и вызывая неудержимо желание спрятаться куда-нибудь. На улице было малолюдно, проскакивали лишь отдельные туристы в самых невероятных одеждах: толстухи и толстяки с вываливающимися из коротеньких шорт окороками, худющие жердяйки, у которых из мини-юбок торчали две сухие хворостинки, отдалённо напоминающие ноги, дебелые тётки в домашних пёстрых халатах на пуговках, истекающий потом карапуз в псевдоадидасовском спортивном костюме. Всем было либо совершенно наплевать, как они выглядят, либо казалось, что именно так и нужно выглядеть.

Арабы благоразумно прятались за приоткрытыми дверями своих лавочек, в спасительной тени, и лишь выкрикивали оттуда, завидев приближающихся Ольгу и Вику: «Заходи, красавица, лючший товар, дёшево, даром! Заходи посмотреть — халява!»

В лавочках, действительно, было прохладно, плотно завешанные окна практически не пропускали солнца, кондиционеры приятно освежали воздух, пропитанный какими-то возбуждающе-незнакомыми ароматами. Продавцы, сплошь молодые мужчины, безбожно коверкая русские слова, перемежая их английскими, всячески нахваливали свой товар, не спуская тёмных, масленисто поблескивающих глаз с девушек. Через полчаса Вика уже плохо понимала, на каком языке говорит. Ольгу поражало всё: и пёстрое обилие товаров, выставленных на продажу, и полное отсутствие женщин за прилавками, и изобилие золотых изделий — от изящно-миниатюрных до массивно-солидных. Они шли от лавочки к лавочке, копались в товарах, приценивались, испуганно пересчитывали названную цену на знакомые рубли, сбивались, отнекиваясь, качали головою и шли дальше, не очень понимая, дорого это всё или нет, можно это себе позволить или не стоит. Через час они уже не понимали ничего. Всё слилось в какую-то бесконечную череду лиц, улыбок, слов, запахов, звуков. Они купили какую-то чепуху: маечки диковатой раскраски, серебряные безделушки в египетском стиле, кружечки, шнурочки, пирамидки…