— Скажите, пожалуйста, а откуда у вас эти сведения? Из полиции?

— Полиция пока ничего не знает.

— А кто знает?

— Я.

Каридис как будто окончательно успокоился, и в голосе его отчетливо зазвучала ирония.

— Боюсь, друг мой, что вы, журналисты, слишком увлекаетесь детективными сюжетами, — медленно выпуская дым изо рта, проговорил он. — Убийца инкогнито! А не кажется ли вам, что все это напоминает пошлый фильм?

Макрис понял, что имеет дело с сильным противником.

— Нет, не кажется, — сдержанно ответил он.

— Откуда такая уверенность? — Каридис засмеялся.

— Мне доподлинно известно, что убийца разгуливает на свободе и вдобавок получает за это золотом, — тихо произнес Макрис.

Фабрикант побледнел. Дрожащими пальцами вынул сигарету изо рта.

— Ничего не понимаю, — пробормотал он.

— Хотите, чтоб я был с вами откровенен? — спросил, поднимаясь, Макрис.

— Разумеется.

— З а  ч т о  в ы  п л а т и т е  д е н ь г и  М а к и с у  А н г е л о г л у?

Эффект был потрясающий. Каридис попытался было встать, но снова рухнул в кресло. Его одутловатое лицо побелело, как полотно. На лбу выступили крупные капли пота. Прошло несколько минут, прежде чем он смог выдавить:

— Кому?

— Макису Ангелоглу, — отчетливо произнес Макрис. — Мужу Розы Варги.

Каридис безуспешно пытался изобразить улыбку.

— Вы с ума сошли! — воскликнул он. — Муж Розы Варги давно умер.

Макрису даже стало жаль его: было видно, как фабрикант хватается за соломинку.

— Я тоже так считал, — возразил Макрис. — Но теперь знаю, что это неправда. И вам это отлично известно.

— Вы сошли с ума, — шепотом повторил Каридис.

Журналист пожал плечами. Отступать уже поздно.

— Не надо, господин Каридис, меня вы не проведете. Я знаю, что Талия Халкья и Ангелоглу вас шантажируют. Позавчера вы вручили Халкье пятьдесят фунтов, а она передала их Ангелоглу.

Каридис понял, что отрицать бесполезно. Отдуваясь, он утирал лицо большим носовым платком и с трудом сдерживал слезы.

— Что вы от меня хотите? — наконец спросил он.

— Чтобы вы рассказали мне все. Я вам не враг. Я понимаю, у вас семья и эта история вам совсем ни к чему. Помогите же мне, это в ваших интересах. Почему вас шантажируют? Что известно тем людям?

Каридис сдался. Дрожащими пальцами налил себе воды в стакан и отпил несколько глотков.

— Я вам все расскажу, — в отчаянии пробормотал он.

Бекас приехал в Ларису впервые. Как было условлено, на вокзале его встретил полицейский агент из Афин — они постоянно работали вместе.

— Какие новости? — спросил Бекас.

Оба были в штатском. Агент ввел его в курс дела. Талия Халкья остановилась во второразрядной гостинице неподалеку от площади Тахидромиу.

— Она с кем-нибудь встречалась?

— Нет. Выходила, чтобы позавтракать в ресторане, и опять вернулась в номер.

— Ну что ж, пойдем.

Моросил мелкий неприятный дождик. Бекасу пришлось надеть плащ. Перед вокзалом выстроились в ожидании старые одноколки возившие пассажиров по маршруту вокзал — центральная площадь. Все извозчики были закутаны в длинные дождевики. Бекас и его спутник сели в коляску. Дробный стук подков по мокрому асфальту радовал непривычное ухо.

От вокзала до площади рукой подать: не прошло и десяти минут, как они были на месте. Агент заранее оплатил для своего начальника номер в гостинице «Олимпион». Сам он поселился в той же гостинице, что и Талия Халкья: артистка его не знала.

— Ну пока, — сказал Бекас. — Действуем по плану.

Агент отправился к себе в гостиницу и в случае чего будет звонить Бекасу. Поднявшись к себе в номер, Бекас долго стоял у окна и смотрел на пустынную площадь сквозь капли дождя, сбегающие по стеклу.

В памяти всплыл последний разговор с Макрисом. Журналист убежден, что Ангелоглу жив. Если он не ошибается, то этот негодяй — большой ловкач. Столько лет водил их за нос. Странно, как он до сих пор не попался, ведь в полиции на него большое досье.

Бекас припомнил, что незадолго до того, как разнеслась весть о его убийстве, Ангелоглу явился в полицию с немецким офицером. Требовал разрешение на открытие ночного клуба. Вел он себя бесцеремонно и нагло, уверенный в своей силе. Этот тип из тех, что не остановятся ни перед каким преступлением. И если он действительно инсценировал собственную смерть, то в убийстве Розы Варги следует, видимо, винить его. А мотивов у бывшего мужа могло быть сколько угодно.

Небо немного прояснилось. Из кафе сразу же высыпали люди, прятавшиеся от дождя. Тут только Бекас заметил посреди площади небольшой мраморный бюст. Это особенность всех провинциальных городов: везде на главной площади красуется увековеченная в мраморе какая-нибудь выдающаяся личность.

Бекас попросил горничную принести ему глинтвейна. Он, кажется, простудился, и не удивительно — при таком ненастье. Горло побаливает. Раньше ему любая погода была нипочем, а теперь годы берут свое. Через несколько лет ему на пенсию. Бекас улыбнулся: трудно представить себе, что когда-нибудь он заживет спокойно, без постоянных мотаний и нервотрепки.

В дверь постучали: горничная принесла глинтвейн. Бекас, смакуя, выпил его, потом откинулся в кресле и с наслаждением закурил. Врачи рекомендовали ему ограничивать себя, и поэтому курение стало для него чем-то вроде священнодействия.

Если Ангелоглу жив, значит, убийца он.

Правда, остается еще загадка запертой двери. Кто замкнул ее изнутри? И как мог преступник выйти из гримерной? Полицейский решил особенно не ломать над этим голову. Найдут убийцу — тогда все выяснится. Впрочем, у Бекаса с самого начала возникло подозрение, которое все усиливалось: у б и й ц а  и  н е  п р о н и к а л  в  г р и м е р н у ю  Р о з ы  В а р г и.

Бекас спустился в холл.

— Мне не звонили? — обратился он к плотно сбитому кудрявому парню — портье.

— Нет.

Бекас уселся в низкое вращающееся кресло. Перед глазами маячили две стройные женские ножки, обтянутые тонкими нейлоновыми чулками. Округлые колени явно выставлены напоказ.

Бекас оглядел их обладательницу. Ярко накрашенное смазливое личико, светлые волосы, прическа а-ля Одри Хепберн. На местную не похожа, скорее всего афинянка. Двое приезжих — по виду торговцы — с вожделением поглядывали на нее.

— Хотите сигарету? — Бекас протянул ей пачку.

Девица, улыбнувшись, выплюнула изо рта жвачку и бросила в стеклянную пепельницу.

— Благодарю вас. — Она со скучающим видом покачивала ножкой, закинутой на другую. — Отвратительная погода, правда?

— Вы давно здесь?

Она тоскливо пожала плечами.

— Скоро три недели.

— Вы артистка! — догадался Бекас.

Молодая женщина засмеялась. Посмотрела на торговцев, которые продолжали любоваться ее ножками и временами бросали завистливые взгляды на Бекаса.

— Да, я здесь с труппой, если можно так назвать нашу банду. Оперетта Кунуписа, может, слыхали?

Бекас слышал о таком. Актер-неудачник, таскается по провинции, безуспешно пытаясь пробиться в столицу.

— Вы на главных ролях? — спросил он.

— Нет. В кордебалете.

Бекас улыбнулся ей. Привлекательная девица, хотя и несколько вульгарна. А одета слишком шикарно для балеринки из провинциальной труппы. На одно жалованье так не оденешься. Да и живет в самой дорогой гостинице. Должно быть, весь заработок уходит на оплату номера.

— Вы что же, всей труппой здесь живете? — поинтересовался Бекас.

— Ну что вы! Кроме меня, только антрепренер и примадонна.

Да, дело ясное! Но все же что-то в ней есть. А может, просто Бекасу стало скучно в чужом, неприветливом городе, надоело ждать звонка — вот ему и захотелось хоть с кем-то пообщаться.

— Ну и как, пользуетесь успехом? — спросил он.

Она засмеялась. Бросила в пепельницу окурок и сунула в рот новую жвачку. Взглянув на торговцев, которые пожирали ее глазами, сказала: