— Впредь будешь умнее… Нет, я пришел повидать тебя вот насчет чего: не знаешь ли ты кого-нибудь, с кем я мог бы связаться и предложить написать несколько статей? А то я совсем обезденежел.

— Статьи много не принесут. Кстати, сколько ты проживаешь среди своих овец?

— Мне просто сейчас нужны наличные.

— Если у тебя туго с деньгами, могу ссудить, — сказал Дэвид, помолчав.

— Нет, не в том дело. Мне просто хотелось бы чем-то заняться. Знаешь ты кого-нибудь?

— Питер перешел работать в «Нова». Может, теперь у него больше веса. А Эндрю в «Телеграфе». Что, бросаешь просветительскую деятельность?

— Возможно.

— Одними чернилами не проживешь — пора бы тебе знать. Разве что ты стряпаешь там у себя какой-нибудь бестселлер. «Убийство в горах» — устраивает? У нас до сих пор фермеры еще не фигурировали в роли прозорливых детективов. Впрочем, детективы устарели — он должен быть агентом. Введи толпу цыганок и сумасшедшего ученого, который продолбил какую-нибудь из твоих гор и заложил в нее ракету, нацеленную на Лондон, — и ты на коне! Глава первая: «Этот день в Кроссбридже ничем не отличался от других, но Гекльберри Арматуэйт нюхом учуял беду. Сперва он подумал, что это запах свиного дерьма, но поскольку его тонкий деревенский нос не переставал подергиваться…» Ну и он мог изучить у тебя дзю-до, занимаясь по вечерам в Мэрипорте. Как насчет этого?

— Напишу.

— Десять процентов мне.

Дэвид продолжал пороть ерунду, и Ричард скоро присоединился к нему, чувствуя возврат бодрости, давно забытой. На было никакой причины, почему бы ему не перепрыгнуть через этот стол я не занять место рядом с «руководящим работником». Дэвид был жизнерадостен, он был деловит, он был занят, он был полон собой — он зорко следил за всем, что происходило вокруг, и если это шло ему во вред, то и пусть — во всяком случае, он жил и не тужил.

В бумажном мешке.

Деятельность, как таковая, не более ценна, чей бездействие, как таковое, теперь он окончательно убедился в этом.

В голосе Дэвида засквозило нетерпение — было так приятно, так приятно поболтать, но мир не стоит на месте… увидимся позднее? Возвращайся к обеду… заходи еще, обдумай все, что я тебе сказал… телефон… одну минуту, Энн… ты бы видел ее ножки, и она бы тебе их показала дальше некуда… эти провинциальные девчонки не знают, что такое кокетство — запомни слово, оно хорошо ложится, можно его употреблять и так и сяк… спасибо, Энн, одну минутку… привет Дженис… ты не хочешь посмотреть студии, а? Мы их расширяем, покупаем вторую камеру… Ну, пока!

Вылетел вон. Да, банк. Весьма неприятный телефонный разговор с отделением в Уайтхэйвене, нужно было удостовериться, что его чек на пять фунтов имеет покрытие. Известно ли ему, что на его счету осталось всего пять фунтов восемь шиллингов и три пенса? Да, известно.

Бар. За окном беспорядочной процессией шли студенты с плакатами — что-то насчет Родезии. Прекрасный повод начать бросать бомбы. Условный рефлекс либеральной душонки, подогретый перспективой небольшого, но оправданного кровопускания. Все их заявления не произведут ни на кого никакого впечатления, и все же они «заявляют». Сплошные детские игрушки. Студенты продолжали заявлять, а он заказал себе двойную порцию виски со льдом.

Уже под вечер он трясся на верху красного двухэтажного автобуса, где можно было курить и где через оконное стекло в хмельное лицо ему било солнце, а мысль о Дженис жгла затылок. Поворот. Заброшенные шахты за окном и груды шлака. И горячий воздух, прокаливавший редкие волоски у него на скулах. С Маргарет все. Хватит. Он переспит с кем попало — чтобы попросту.

Автобус вполз в прохладный ангар — это оказалась конечная станция, и оттуда, полностью загруженный в раскаленное бездумье, так что он уже не смотрел по сторонам, а шел, не отводя глаз от своих нетвердо ступающих ног, он направил шаги в ту часть города, где, неподалеку от Эдвина, обитали «девочки» — какой бесцветный эвфемизм! Может, Эдвин скупил уже все дома вокруг и выставил их прочь. Тем лучше, тем прекрасней.

Дома́ он нашел, но вокруг не было ни души. Солнце опустилось за строения с облупившимися фасадами на противоположной стороне улицы, и тень черной пеленой разлеглась у него под ногами, покрывая и выщербленные ступеньки домов, перед которыми он стоял. Он прошелся взад-вперед по тротуару. Из одного дома доносились истошные крики выведенной из себя матери, из другого появилась вереница вест-индских ребятишек, они шли гуськом, как охотники в джунглях. Подкатил фургон, и продавец, держа на вытянутой руке несколько вешалок с мужскими костюмами, быстро взбежал вверх по ступенькам крыльца; не успел Ричард подойти, как он уже скрылся в дверях.

Он не знал, в каком доме или домах жили интересовавшие его женщины. Густая тень, словно море в отлив, полоскалась под ногами. Какая-то женщина шла мимо гаража Эдвина прямо к нему. Он стоял и смотрел на нее в упор. Собственно, почему бы проститутке не сходить за покупками? С другой стороны, как можно остановить женщину с соломенной корзинкой для покупок и сказать ей: «Простите?..» Нет, удостовериться можно будет, когда она подойдет поближе… еще ближе… и тогда взгляд, мимолетный взгляд, и дальше уже идешь вместе, как бывало в Лондоне, где вы едва обменивались взглядом, а потом был коридор с пластиковым полом и крытая линолеумом лестница наверх. Поэтому он принял небрежную позу подвыпившего человека, женщина же, подойдя поближе, посмотрела на него с опаской, бочком проскользнула мимо него по самому краю тротуара и ускорила шаги, крепко сжимая сумку, чтобы в случае надобности отбиваться ею.

У вест-индских ребятишек он вызывал живейший интерес, они затеяли игру в крикет в нескольких шагая от него и нарочно запускали мяч в его сторону, а затем отряжали за ним смельчака, который, пригнувшись, шмыгал мимо него, хватал мяч и, с трудом переводя дух, живой и невредимый возвращался к своим.

Два фунта тринадцать шиллингов и семь пенсов в кармане; ничем не болен.

Он внимательно оглядел все двери. Высматривая такую, на которой было бы подозрительно много звонков. Звонков было много на всех дверях без исключения.

Тогда он занялся изучением занавесок. Может, нарядный тюль на окнах является опознавательным знаком? В этом случае он, безусловно, находился в квартале красных фонарей.

Он уже начинал радоваться провалу своего предприятия, наверное, не меньше, чем порадовался бы успеху, но тут на крылечке появилась ладненькая особа небольшого роста в пальто бутылочно-зеленого цвета; она заперла дверь, проверила замок, пригладила волосы, обдернула пальто, обвела взглядом улицу, закурила сигарету, затем не спеша спустилась с крыльца и пошла в сторону гаража Эдвина. Она поймала взгляд Ричарда и, сомнений быть не могло… закинула крючочек — пожалуй, самое правильное выражение, — но он не проглотил приманку: был слишком углублен в свои мысли, чтобы достаточно быстро среагировать. Он последовал за ней, завороженный покачиванием ее бутылочно-зеленых бедер, подавленный мыслью, что за то, чтобы она сняла это одеяние, придется заплатить определенную сумму. Несмотря на маленький рост, сложена она была хорошо — все выпуклости и вогнутости были как вычерчены. К тому же она производила впечатление женщины чистоплотной, и это тоже следовало учитывать, хотя почему, собственно, всегда было для него загадкой.

Дойдя до последнего дома в ряду, она остановилась и повернулась к нему с только что притушенным окурком в пальцах.

— Огонька у вас не найдется? Что вы люди делали без сигарет.

— Огонька, Огонька? Да, да, пожалуйста!

Светящийся стерженек зажигалки вспыхнул ярким пламенем, которое она потянула в себя через расплющенный почерневший кончик.

— Хотели бы развлечься? — спросила она.

— Да. — Ричард рассмеялся. — Да. Немного развлечься… Сколько?

— Зависит от того, что вы захотите. Два фунта десять как минимум.

Спросить, что входит в «минимум»?