— Ну, что ж, господа, — подумав, сказал командующий. — Считаю, что гвардии капитаном Муравьевым достигнуто не мало... Сообщим о путешествии во всех подробностях Нессельроде. Самого Муравьева направим к нему же в Петербург. Пусть отвезет прошение иомудов о подданстве... Кстати, Николай Николаевич, помоги составить записочку о поездке на имя вице-канцлера...
— Слушаюсь, ваше высокопревосходительство...
— А за сим можете быть свободны, господа, — объявил Ермолов и напомнил:— Не забудьте, что вечером прием и банкет в честь азиатских послов...
Когда свитские встали и устремились к двери, Ермолов поманил к себе генерала Ахвердова. Тот подошел к столу.
— На вот, почитай, старина, — улыбнулся Ермолов.
Ахвердов прочел:
«...особо отличая заслуги оных, прошу дать Ахвердову аренду, как неимущему никакого состояния и обремененного большим семейством... Могилевского буду иметь честь представить...»
— Спасибо, Алексей Петрович... Величайшее спасибо,— с искренней благодарностью заговорил старик-генерал...
— Потом, потом благодарности, Федор Исаевич, — предупредил словоизлияния главнокомандующий и, глядя поверх седой головы Ахвердова, крикнул Могилевскому, чтобы шел в бильярдную и занял средний стол...
Спустя некоторое время, окруженный офицерами, он не спеша, полный собственного достоинства, спускался по широкой мраморной лестнице в вестибюль. С галереи уже доносились голоса бильярдистов и слышен был бой костяных шаров...
Пиршество по случаю приема азиатских послов началось с ристалища. На закате солнца съехались на Александровскую площадь всадники в рыцарских доспехах. Кони в намордниках и кожаных нагрудниках, рыцари в средневековых костюмах: в кольчугах, в шлемах с забралами и султанами из павлиньих перьев, сталкивались в поединке. Со скрежетом скользили пики и медные сверкающие щиты. Вышибленные из седла уходили в сторону, уводя коней. Победители, после небольших передышек, продолжали состязания. Площадь была окружена тысячами тифлисцев. Лязг металла и ржание коней смешивалось с возбужденном ревом толпы...
В сумерках рыцарские ристалища закончились, и на площади загремели колесами пушки-единороги. Десять орудий с рогатым зверем на стволах выстроились рядком перед штаб-квартирой, чтобы дать салют в честь приема гостей. Вслед за единорогами потянулись кареты. Дамы и господа, штатские и военные шествовали к порталу, останавливаясь у колонн, обменивались приветствиями и церемонно входили в рассвеченный золотыми, сияющими люстрами дом.
В вестибюле у самой лестницы стояли в мундирах и при полных регалиях ермоловские генералы. В центре внимания великосветской кучки был Вельяминов. С заложенными за спину руками, с приподнятым подбородком, величественными кивками он встречал и одаривал каждого казенной улыбкой. Кое-кто из высокопоставленных господ — грузинские князья, командиры полков, влиятельные чиновники, дамы — останавливались ненадолго возле группы генералов, справлялись о здоровье, о самочувствии, любопытствовали— где же сами послы?! — и поднимались по лестнице в большую залу. Там уже гремел оркестр, призывая к танцам.
К зале с обеих сторон примыкали кулуары. Через одну из таких комнат вел ход в столовую. Там, в ярком освеще нии, стояли накрытые столы со всевозможной снедью и напитками в хрустальных графинах.
В этот вечер, в заключение пиршества, намечалось показать спектакль силами гарнизонных актерок. За кулисами на сцене шли торопливые приготовления. Здесь же, возле разодетых и нагримированных дам, толпились армейские офицеры.
Тем временем послы сидели в кабинете, вели беседу с командующим и начальником канцелярии. В ожидании, пока закончатся приготовления к ужину, Ермолов часто вставал из-за стола, смотрел в окно, где возле единорогов топтались артиллеристы. Могилевский сидел на диване, говорил успокаивающе:
— А куда вам спешить, господа беки? Прогуляетесь, отдохнете... Весна подходит, воздух тут божественный...
— Подождут... Куда они денутся, — подытожил Ермолов. — На днях отправим капитана Муравьева в Петербург с грамотой, а вас, Кият-бек, и послов Хивы с вами — на горячие воды... Сына, Кият-ага, можно будет оставить здесь...
Кият поднял глаза на командующего. Ермолов успокоил:
— О сыне не волнуйтесь... Сын ваш, пока капитан ездить будет, хорошую выучку пройдет. Русскому языку и обычаям подучится...
Командующий на мгновение вспомнил об Исмаил-хане Шекинском. Якши-Мамед чем-то походил на него. «Не оказалось бы чадо Киятозо и душой схоже с Исмаилом!» — подумал генерал:
На площади пальнули единороги. В окнах задребезжали стекла. Хивинцы бросились к окну. Ермолов улыбнулся.
— Это в вашу честь... Приглашают нас к столу... Извольте, — он широким жестом указал на дверь.
Пока они шли в пиршественную залу, с улицы один за другим разносились пушечные залпы. В окна было видно, как в темном небе повисали яркие фейерверки...
Длинные столы с приставленными сбоку круглыми столиками были сплошь заняты избранным обществом. Коман-дующий с гостями прошел вперед, где сидели генералы, и усадил азиатов. Пока они шли и усаживались, оркестр играл бравурный марш. Тотчас, не затягивая начало церемонии, Ермолов встал с поднятым бокалом, сказал, обращаясь ко всем:
— Господа, радостно видеть за столом у нас дорожай-ших азиатских беков-послов, прибывших от своих властелинов и народов в ответ на визит нашей экспедиции...— Он не договорил. В дверях показались слуги с собольими шубами. Оркестр дал туш. Слуги, подбежав к хивинцам, к Кияту и его сыну, накинули им на плечи дорогие подарки, а головы покрыли шапками-боярками. Публика захлопала в ладоши и закричала «браво». Ермолов пожал гостям руки, сказал с гордостью:
— Особо радует сердце знакомство ваше со старшиною иомудским, Кият-беком. Благодаря ему мы нашли доступ к кочевникам побережья! Благодаря ему посол наш, любезнейший капитан Муравьев с двумя провожатыми, побывал в неприступной Хиве и нашел язык с Мухаммед-Рахим-ханом... Возвеличиваю особо заслуги Кият-бека и вижу в нем нашу опору на том, восточном берегу... — Главнокомандующий открыл небольшой ларец, вынул медаль и прикрепил к халату Кията. Тотчас Ермолов обнял туркмена и под шумный восторг господ выпил бокал шампанского...
— Саг бол!— с чувством произнес Кият... — Дорога в мой дом, дорога к моему народу всегда будет открыта для вас... Саг бол...
Через несколько дней из Тифлиса в Россию выехала оказия. В черных лакированных каретах двинулись вкупе со свитскими офицерами азиатские послы отдыхать на горячие воды. Муравьев ехал дальше. Ему предстояло пересечь кубанские и донские степи, миновать топкие болота за белокаменной, и в Петербурге предстать с прошением туркмен-иомудов пред очи государя-императора...
АВТОРСКИЕ ПОЯСНЕНИЯ К ТЕКСТУ
1 Данные взяты из записок Н. Н. Муравьева-Карского, напечатанных в «Русском архиве» за 1886 г., книга одиннадцатая, стр. 446— 447.
2 Здесь и далее по тексту, касающемуся отправке М. И. Пономарева и Н. Н. Муравьева на восточный берег Каспия, использованы документы №.№ 136 и 137 из сборника архивных документов «Русско-туркменские отношения в XVIII— XIX вв. (до присоединения Туркмении к России)». Издательство Академии Наук Туркменской ССР. Ашхабад, 1963 г.
3 Приведены подлинные строки из письма Николая- Николаевича Муравьева брату Александру, написанного 26 февраля 1818 года. Письмо напечатано в «Русском архиве» за 1886 г., книга одиннадцатая, стр. 292.
4 Об убийстве полковника Иванова взято также из. записок Н. Н. Муравьева-Карского. «Русский архив», 1886 г., книга одиннадцатая, стр. 336— 337,
5 Из записок Н. Н. Муравьева-Карского. «Русский архив» 1886 г., книга одиннадцатая, стр. 456.
6 Взято у В. В. Бартольда. «Статьи из «Энциклопедии ислама». Баку...
7 О поездке Муфтия Мамед-Джан-Хусейна по восточному побережью Каспия с целью поднятия туркменских племен против каджаров говорится в документе № 111 «Из инструкции А. А. Чарторыйского, данной муфтию Мамед-Джан-Хусейну, направляемому к туркменам восточного побережья Каспийского моря». Сборник архивных документов «Русско-туркменские отношения в XVIII— Х1Х вв. (до присоединения Туркмении к России)», стр. 168.