Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A
ПРИМЕЧАНИЯ

Сначала символом распятия был один только крест, потом крест и агнец — либо агнец с крестом на голове или плече, либо агнец, привязанный к кресту; потом рядом с крестом стали изображать Христа — либо Христос держал крест в правой руке (на саркофаге Проба, умер в 395 г.), либо Христос с крестом на заднем плане (в церкви святой Пуденцианы, построена в 398 г.); и наконец, на распятии стали изображать Христа, пригвожденного ко кресту.

Была сделана попытка возвести происхождение распятий к III или II веку вследствие обнаружения в 1857 г. сатирического изображения распятия на стене руин императорского дворца на западном склоне Палатинского холма в Риме, которое хранится в музее Кирхера. На рисунке изображен распятый человек с головой осла или лошади и фигура, стоящая перед ним на коленях, с подписью: «Алексамен поклоняется своему Богу»[510]. Без сомнения, изображение было нарисовано на стене каким–то врагом–язычником, смеявшимся над рабом или слугой–христианином, служившим при императорском дворе, а может быть, даже над императором Александром Севером (222 — 235), который вследствие своего религиозного синкретизма подвергался саркастической критике. Дата карикатуры точно не установлена, но мы знаем, что во II веке христиане, как до них — иудеи, обвинялись в поклонении ослу и что в то время при императорском дворе уже были христиане[511]. После III века это неразумное обвинение прекратили выдвигать. Римские археологи (II. Гарруччи, II. Модзони и Мартиньи) делают из этого распятия–насмешки вывод, что христиане уже использовали распятия в конце II века, потому что оригинал должен предшествовать карикатуре. Но этот вывод не подтверждается никакими данными. Язычник Кацилий у Минуция Феликса (гл. 10) явно свидетельствует об отсутствии у христиан simulacra. Как древнейшие изображения Христа, насколько нам известно, появились не у ортодоксальных христиан, а у еретиков и полуязычников гностиков, так и древнейшее изображение распятия было карикатурой, нарисованной рукой язычника — прекрасная иллюстрация к словам Павла о том, что проповедь Христа распятого кажется грекам безумием.

§78. Другие христианские символы

В катакомбах часто изображались и связывались с добродетелями и обязанностями христианского образа жизни следующие символы, взятые из Писания: голубь с оливковой ветвью или без нее, обозначавший простоту и невинность[512]; корабль, иногда символизировавший церковь, безопасно плывущую в гибельном потопе, с намеком на Ноев ковчег, а иногда — душу верующего на его пути к небесному дому под наставлением усмиряющего бури Спасителя; пальмовая ветвь, которую провидец Апокалипсиса вкладывает в руки избранных в знак их победы[513]; якорь, символ надежды[514]; лира, обозначающая праздничную радость и приятное согласие[515]; петух, призыв к бдительности, с намеком на отречение Петра[516]; лань, которая стремится к потокам прохладной воды[517]; виноградная лоза, ветви и гроздья которой, согласно притче, демонстрируют единство христиан со Христом, а также богатство и радость христианской жизни[518].

Что касается феникса, то он, как символ обновления и воскресения, происходит из известного языческого мифа[519].

§79. Исторические и аллегорические изображения

От этих символов оставался один шаг до иконографических изображений. Библия предоставляет богатый материал для исторических, символических и аллегорических картин, которые мы встречаем в катакомбах и на древних памятниках. Многие из них относятся к III или даже ко II веку.

Любимыми сюжетами из Ветхого Завета были Адам и Ева, райские реки, Ноев ковчег, жертвоприношение Исаака, переход через Чермное море, провозглашение закона, Моисей, наносящий удар по скале, избавление Ионы, обнаженный Иона под растением, вознесение Илии, Даниил в львином рве, трое отроков в огненной печи. Мы встречаем также сцены из евангелий, а также из апостольской и послеапостольской истории, такие как поклонение волхвов, их встреча с Иродом, крещение Иисуса в Иордане, исцеление расслабленного, превращение воды в вино, чудесное насыщение пяти тысяч, десять дев, воскресение Лазаря, въезд в Иерусалим, Святая Вечеря, портреты святого Петра и святого Павла[520].

Страсти и распятие Христа сначала не изображались, на них указывал только символ креста.

Иногда мы встречаем и изображения мифологического происхождения. Это, например, Психея с крыльями, играющая с птицами и цветами (символ бессмертия), Геркулес, Тесей и особенно Орфей, который своими волшебными песнями успокаивал бури и укрощал диких зверей.

Вероятно, гностицизм оказал стимулирующее воздействие не только на богословие, но и на искусство. Во всяком случае, секты карпократиан, василидиан и манихеев ценили искусство. В данной области некоторую роль играют и национальные особенности. Итальянцы — народ, от природы склонный к художественному творчеству, и обычаи христиан в этой стране формировались соответственно. Вот почему Рим стал преимущественно родиной христианского изобразительного искусства.

Древнейшие изображения в катакомбах — лучшие в художественном отношении. В красоте и благородстве их формы чувствуется влияние классических образцов. Однако начиная с IV века наблюдается быстрый упадок, переход к грубости и принужденности, к византийскому типу изображений.

Некоторые авторы[521] представляют это примитивное христианское искусство просто как упадок искусства языческого. Даже Пастырь Добрый у них представлен как копия Аполлона или Гермеса. Но хотя по форме эти картины часто бывают подражательными, по духу они совершенно иные: мифы там воспринимаются уже как неосознанные пророчества и прообразы христианских истин, — равно как и в Сивилл иных книгах. Связь христианского искусства с искусством мифологическим в чем–то похожа на связь библейского греческого языка с классическим. Христианство не могло тут же изобрести новое искусство, как не могло изобрести новый язык, однако оно освободило существовавшие прежде формы от служения идолопоклонству и безнравственности и наполнило их более глубоким значением, посвятив более возвышенной цели.

Смешение классических реминисценций и христианских идей лучше всего заметно в прекрасных символических изображениях Доброго Пастыря и Орфея[522].

Первая фигура была самой любимой, она изображалась не только в катакомбах, но и на предметах ежедневного обихода, таких как кольца, чаши и светильники. До нас дошло почти сто пятьдесят таких изображений. Пастырь, очень подходящий для Христа символ, обычно изображался как привлекательный безбородый кроткий юноша в легкой перепоясанной одежде, в сандалиях, с флейтой и пастушеским посохом, держащий на плече ягненка и стоящий между двумя или более овцами, которые смотрят на него с доверием. Иногда он пасет большое стадо на зеленом лугу. Если популярное представление о Христе было таким, то оно противоречит богословской идее того периода о невзрачной внешности Спасителя и предвосхищает послеконстантиновское представление.

Изображение Орфея дважды встречается на кладбище Домитиллы и один раз на кладбище Каллиста. Одно из них, на потолке (кладбище Домитиллы), особенно интересно: на нем загадочный певец сидит в центре на обломке скалы и играет на лире свои мелодии зачарованным диким и домашним животным — льву, волку, змее, лошади, овну у его ног и птицам на деревьях[523]; вокруг этой центральной фигуры изображено несколько библейских сцен: Моисей, ударяющий по скале, Давид, целящийся из пращи в Голиафа (?), Даниил среди львов и воскресение Лазаря. Языческий Орфей, знаменитый автор монотеистических гимнов («Орфика»), герой множества мистерий, легендарный персонаж, очаровывавший все творение, здесь представлен как символ и прообраз Самого Христа[524] или, скорее, подобно языческой Сивилле, как провозвестник и невольный пророк Христа, объявляющий и предвещающий Его как Властителя над всеми силами природы, умиротворяющего все несогласия, Господа жизни и смерти.

вернуться

510

Άλεξάμενοςσέβετ [αι] θεόν. Впервые изображение было обнародовано иезуитом Гарруччи и полностью описано Бекером в цитируемом нами очерке. Гравюра есть также в Smith and Cheetham, I. 516.

вернуться

511

См. о предполагаемой όνολατρεία христиан у Тертуллиана, Apol., с. 16 («Nam et somnias tis caput asininum esse Deum nostrum», etc.); Ad nationes I. 11, 14; также y Минуция Феликса, Octau. 9. Тертуллиан считает, что это абсурдное обвинение возникло по вине Корнелия Тацита, который выдвигает его против иудеев (Hist. V. 4).

вернуться

512

См. Мф. 3:16; 10:16; Быт. 8:11; Песн. 6:9.

вернуться

513

Отк. 7:9. Пальмовая ветвь имела сходное значение и для язычников. Гораций пишет (Od. I. 1): «Palmaque nobilis Terrarum dominos evehit ad deos».

вернуться

514

Евр. 6:19. To же и у язычников.

вернуться

515

См. Εф. 5:19.

вернуться

516

Мф. 26:34 и параллельные места.

вернуться

517

Пс. 41:2.

вернуться

518

Ин. 15:1–6. Притчи о добром пастыре и о лозе и ветвях, которые обе присутствуют только у святого Иоанна, по–видимому, оказали наибольшее влияние на умы ранних христиан, судя по катакомбам. Как утверждает Стэнли (Stanley, Christ. Inst., p. 288), «то, что они ценили, и то, что они чувствовали, было новым моральным влиянием, новой жизнью, текущей в их жилах, новым здоровьем, обретенным их телами, новой отвагой, отражавшейся на их лицах, подобно тому как вино придает силы утомленному труженику, как питание поступает к сотне ветвей развесистого дерева, как сок растекается по тысяче гроздьев ветвистой лозы». Но здесь еще более важна идея жизненного союза верующих со Христом и друг с другом, которую передает образ лозы и ветвей.

вернуться

519

Легендарный феникс нигде в Библии не упоминается. Впервые в христианстве этот образ используют Климент Римский, Ad Cor., с. 25, и Тертуллиан, De Resurr., с. 13. См. также Плиний, Hist. Nat. XIII. 4.

вернуться

520

Для более подробного ознакомления рекомендуются большие иллюстрированные труды: Perret, De Rossi, Garrucci, Parker, Roller, Northcote and Brownlow, etc.

вернуться

521

Raoul–Rochette (Mémoires sur les antiquités chrétiennes; Tableau des Catacombes); Renan (Marc–Aurele, p. 542 sqq.).

вернуться

522

См. иллюстрации в конце этого параграфа.

вернуться

523

См. Гораций, De arte Poët., 391 sqq.:

Silvestres homines sacer interpresque deorum

Cadibus et victu fœdo deterruit Orpheus,

Dictus ob hoc lenire tigres rabidosque leones.

вернуться

524

Такое объяснение предлагают почти все археологи начиная с Бозио, кроме Шультце (Die Katak., p. 105).

68
{"b":"213674","o":1}