Иудаизм со своей религией и Священными Писаниями и греко–римское язычество со своей светской культурой, наукой и искусством не могли не быть усвоены христианством в преображенной и освященной форме. Еще в апостольскую эпоху многие иудеи и язычники крестились только водой, но не Святым Духом и не огнем Евангелия, и потому с ними в церковь проникали их прежние религиозные представления и обычаи. Отсюда возникали еретические тенденции, борьба с которыми ведется уже в Новом Завете, особенно в посланиях Павла и в соборных посланиях[815].

Те же самые ереси мы встречаем в начале II века, только в более зрелом виде и более широко распространенные, почти по всему христианскому миру. С одной стороны, они указывают на универсальное значение христианской религии в истории и ее неизбежное влияние на все наиболее глубокие и искренние умы той эпохи. Христианство внесло смятение и сомнение во все их религиозные представления. Они были так поражены истинностью, красотой и силой новой религии, что больше не могли оставаться иудеями или язычниками; но многие не могли или не хотели внешне отказываться от своей прежней религии и философии. Отсюда странные смеси христианских и нехристианских элементов в хаотическом брожении. Старые религии не могли умереть, не совершив последней отчаянной попытки спастись, приняв христианские идеи. С другой стороны, собственно христианская истина из–за этого подверглась большой опасности, и церкви пришлось защищаться от неверных толкований, чтобы не скатиться снова к уровню иудаизма или язычества.

Так как христианство, появившись в мире, столкнулось с двумя другими религиями, одна из которых была относительно истинной, а другая — ложной по своей сути, то и ересь также проявилась в двух основных формах, евионизма и гностицизма, зарождение которых, как мы уже заметили, привлекало внимание апостолов. Замечание Егезиппа, утверждавшего, что церковь сохраняла девственную чистоту учения до времен Адриана, следует понимать, лишь памятуя об открытом наступлении гностицизма во II веке, то есть только как относительно истинное. Тот же самый автор недвусмысленно утверждает, что тайно ересь работала в церкви со времен Симона Волхва. Евионизм — это иудействующее псевдопетровское христианство или, как его справедливо можно назвать, христианствующий иудаизм, тогда как гностицизм — это языческое псевдопавловское христианство, или псевдохристианское язычество.

Данные два типа ереси противоположны друг другу. Евионизм — это извлечение из христианской религии ее части; гностицизм — расширение ее границ. Для первого характерен сугубый реализм и буквализм, для второго — фантастический идеализм и спиритуализм. В первом дух ограничен внешними формами, во втором он являет себя с неограниченной свободой. Евионизм заявляет, что спасение зависит от соблюдения закона, гностицизм — от спекулятивного знания. Под влиянием иудейского закона христианство должно было ожесточиться и окаменеть, под влиянием гностических спекуляций — раствориться в пустых домыслах и вымыслах. Евионизм отрицает Божественность Христа и видит в Евангелии всего лишь еще один закон; гностицизм отрицает подлинность человеческой природы Искупителя, превращая Его личность и деяния в призрак, докетическую иллюзию.

Но у этих двух крайностей есть нечто общее. Обе эти тенденции, движущиеся в противоположных направлениях, приводят к одному результату — отрицанию воплощения, подлинного и вечного союза божественного и человеческого во Христе и Его царстве. Таким образом, обе они подпадают под критерии, согласно которым святой Иоанн определял антихристианский дух заблуждения. В обоих случаях Христос перестает быть посредником и примирителем и Его религия ничем не превосходит иудейскую или языческую религии, которые абстрактно противопоставляют Бога и человека и не допускают иного союза между ними, кроме временного и иллюзорного.

Существовали также некоторые виды заблуждений, в которых сочетались элементы евионизма и гностицизма. Мы имеем в виду гностический или теософский евионизм (псевдоклиментовский) и иудействующий гностицизм (у Керинфа и других). Борьба с этими смешанными формами также началась еще в апостольскую эпоху. Действительно, похожие формы религиозного синкретизма мы встречаем еще до христианства и вне его, например, в лице ессеев, терапевтов и иудейского философа–платоника Филона.

I. Ириней: Adv. Haer. I. 26. Ипполит: Refut. omnium Haer., или Philosophumena, 1. IX. 13–17. Епифаний: Haer. 29, 30, 53. Отдельные упоминания у Иустина Мученика, Тертуллиана, Оригена, Егезиппа, Евсевия и Иеронима. Несколько апокрифических евангелий, особенно От евреев. Источники туманны и противоречивы. См. сборник фрагментов из Елксая, Евангелия от евреев и др. в Hilgenfeld, Novum Test, extra Canonem receptum. Lips. 1866. II. Gieseler: Nazaräer и. Ebioniten (в четвертом издании Stäudlin and Tzschirner, «Archiv.» Leipz. 1820).

Credner: Ueber Essaeer und Ebioniten und einen theilweisen Zusammenhang derselben (в Winer, « Zeitschrift für wissensch. Theol.» Sulzbach 1829).

Baur: De Ebionitarum Origine et Doctrina ab Essaeis repetenda. Tüb. 1831.

Schliemann: Die Clementinen u. der Ebionitismus. Hamb. 1844, p. 362–552.

Ritschl: Ueber die Secte der Elkesaiten (в Niedner, «Zeitschr. für hist. Theol.» 1853, no. 4).

D. Chwolsohn: Die Ssabier und der Ssabismus. St. Petersburg 1856, 2 vols.

Uhlhorn: Ebioniten и Elkesaiten, в Herzog, new ed., vol. IV. (1879), 13 sqq. и 184 sqq.

G. Salmon: Elkesai, Elkesaites, в Smith & Wace, vol. 11 (1880), p. 95–98.

M. N. S10UFF1: Etudes sur la religion des Soubbas ou Sabéens, leurs dogmes, leurs moeurs. Paris 1880.

K. Kessler: Mandaeer, в Herzog, revised ed., IX (1881), p. 205–222.

Ad. Hilgenfeld: Ketzergesch. des Urchristenthums, Leip. 1884 (421 sqq.).

Ориентированное на иудеев христианство, представленное в апостольской церкви Петром и Иаковом, в сочетании с ориентированным на язычников христианством Павла привело к образованию христианской церкви, в которой «ничего не значит ни обрезание, ни необрезание, а новая тварь»[816].

I. Однако часть обращенных в христианство иудеев даже после разрушения Иерусалима продолжала придерживаться национальных обычаев своих отцов. В некоторых церквях Сирии они вплоть до конца IV века были известны под именем НА30РЕЕВ (возможно, изначально иудеи называли так всех христиан как последователей Иисуса из Назарета, выражая свое презрение[817]). Они сочетали соблюдение обрядов закона Моисея с верой в Мессианство и Божественность Иисуса, пользовались Евангелием от Матфея на еврейском языке, скорбели о неверии своих братьев и надеялись на их будущее обращение и на тысячелетнее правление Христа на земле. Но они не испытывали неприязни к апостолу Павлу и никогда не осуждали обращенных в христианство язычников как еретиков за то, что они не соблюдали закон. Следовательно, они были не еретиками, но закосневшими христианами–сепаратистами. Они остановились в развитии на устаревшем состоянии иудейского христианства с его узостью и отсутствием уверенности в спасении и превратились в незначительную секту. Иероним говорит о них, что, желая одновременно быть и иудеями, и христианами, они не были ни теми, ни другими.

II. От назореев нам следует отличать иудейских христиан–еретиков, евионитов, которые были более многочисленны. Их имя происходит, вопреки указанному Тертуллианом[818], не от предполагаемого основателя секты Евиона, о котором нам ничего не известно, а от еврейского слова אביון, бедный. Возможно, изначально это слово, также как «назореи» и «галилеяне», было презрительным прозвищем всех христиан, большинство из которых жило очень бедно[819], а позже оно стало относиться только к этой секте; либо оно пренебрежительно указывало на скудость их учения о Христе и законе, как, скорее наивно, чем правильно, объясняет Ориген; либо, что более вероятно, оно использовалось как почетное, ибо евиониты считали себя истинными последователями нищего Христа и Его нищих учеников и относили только к себе Его благословение нищих духом. Согласно Епифанию, Евион сначала распространил свое заблуждение среди группы христиан, бежавших в Пеллу после разрушения Иерусалима, тогда как по словам Егезиппа, приведенным у Евсевия, некий Фебутий (Thebutis) после смерти иерусалимского епископа Симеона, около 107 г., произвел раскол среди иудейских христиан и побудил многих из них стать отступниками, потому что сам он не был избран епископом.