От Арнобия до нас дошла апология христианства в семи книгах разной длины, адресованная язычникам. Она была написана в 303 г. по P. X.[1620], в начале гонений Диоклетиана, ибо автор упоминает о пытках, сожжении священного Писания и разрушении молитвенных домов, что было характерными особенностями этих гонений[1621]. До нас дошла только одна рукопись (IX или X века), содержащая также «Октавия» Минуция Феликса[1622]. Первые две книги — апологетические, остальные пять — в основном полемические. Арнобий демонстрирует близкое знакомство с греческой и римской мифологией и литературой, он свободно цитирует Гомера, Платона, Цицерона и Варрона. Он умело опровергает возражения против христианства начиная с популярных обвинений в том, что христиане навлекли на Римскую империю гнев богов и множество общественных бедствий. Он подробно изобличает нелепость и аморальность языческой мифологии. Он считает богов реальными, но злыми сущностями.
Утверждающая часть апологии слаба и неудовлетворительна. Представляется, что Арнобий так же слабо знает Библию, как и Минуций Феликс. Он ни разу не цитирует Ветхий Завет и только раз — Новый[1623]. Он ничего не знает об иудейской истории, о поклонении по закону Моисея, путает фарисеев с саддукеями. Однако он достаточно знаком, либо из евангелий, либо из устного предания, с историей Христа. Часто он в возвышенных выражениях говорит о воплощении, распятии и вознесении Иисуса. Он представляет Его как Высшего Учителя, Который явил людям Бога, Подателя вечной жизни, — именно как Бога, хотя и рожденного человеком, Бога Всевышнего, Бога по самой Его природе, как Бога Спасителя и объект поклонения[1624]. Только Его последователи могут спастись, но Он предлагает спасение даже Своим врагам. Его божественная миссия подтверждена Его чудесами, которые были уникальны, просты, прилюдны и совершались на благо. Он исцелял одновременно сотню или больше больных, страдавших от разных болезней; Он успокаивал бури; Он ходил по воде, не замочив ног; Он внушал изумление даже волнам; Он накормил пять тысяч человек пятью хлебами и наполнил двенадцать корзин остатками пищи; Он поднимал мертвых из могилы. Он явился после воскресения «среди бела дня бесчисленному количеству людей»; «Он является и сейчас праведникам с неоскверненным сознанием, которые любят Его не в мечтах, но в облике чистой простоты»[1625].
Учение Арнобия о Боге соответствует Писанию и являет резкий контраст с нелепой мифологией. Бог — Творец и Правитель всего сущего, нерожденный, безграничный, духовный, вездесущий, бесстрастный, пребывающий в свете, даритель всякого блага, пославший Спасителя.
Что касается человека, то Арнобий говорит о его свободной воле, но также о его невежестве и грехе и отрицает его бессмертие. Душа не умирает вместе с телом, но вечную жизнь ей может даровать только Бог. Грешники попадают в огонь геенны и в конечном итоге уничтожаются. Он учит воскресению плоти, но в туманных выражениях.
Арнобий не доходит до стандартов католической ортодоксии даже доникейского периода. Это не должно нас удивлять, если принять во внимание явно недостаточное знакомство с Библией и позднее обращение. Иероним то хвалит Арнобия, то критикует его неровный, многословный и путаный слог, метод и учение. Папа Геласий в V веке отнес его книгу к апокрифам, и потом она была почти забыта, пока ее не обнаружили снова в XVI веке. Современные критики согласны с тем, что автор успешнее опровергает заблуждения, чем отстаивает истину.
Но честность, смелость и энтузиазм обращенного в новую веру так же очевидны, как и недостатки его богословия. Если он не знал и недостаточно полно понимал учение Библии, то уловил его нравственный смысл[1626]. «Мы усвоили, — говорит он, — из учения Христа и Его законов, что на зло нельзя отвечать злом (см. Мф. 5:39), что лучше пострадать от зла, чем навлечь его, что лучше нам пролить собственную кровь, чем запятнать наши руки и совесть кровью другого. Неблагодарный мир сейчас давно уже наслаждается благами христианства, ибо под влиянием Христа ярость дикой свирепости смягчилась и воздерживается от пролития крови братьев. Если бы все научились внимать Его здравым и мирным законам, мир отказался бы от использования булата, обратился бы к мирным занятиям и жил в благословенном согласии, не нарушая святости договоров»[1627]. Он с негодованием спрашивает язычников: «Почему наши писания заслуживают сожжения в пламени, почему наши общения жестоко прерываются? На них мы возносим молитвы высшему Богу, молим о мире и прощении для властей, для воинов, царей, друзей, врагов, для живущих и освобожденных от уз плоти. Все, что говорится на них, делает людей человечными, кроткими, скромными, добродетельными, целомудренными, щедрыми по сути своей, неразрывно связанными со всеми, кто входит в наше братство»[1628]. Он смело свидетельствует перед лицом последних и самых жестоких гонений, и вполне вероятно, что сам он стал одной из их жертв.
Труд Арнобия — богатая сокровищница античных и мифологических сведений и образец африканской латинской литературы.
§203. Викторин из Петавы
(I.) Opera в «Мах. Biblioth. vet. Patrum», Lugd. Tom. III, в Gallandi, «Bibl. PP.», tom. IV; и в Migne, « Patrol. Lat.», V. 281–344 (De Fabrica Mundi и Scholia в Apoc. Joannis).
Английский перевод — R. Ε. Wallis, в Clark, «Ante–Nicene Library», vol. III, 388–433; N. York ed. VII. (1886).
(II.) Иероним: De Vir. ill, 74. Кассиодор: Justit. Div. Lit., с. 9. Cave: Hist. Lit., 1.147 sq. Lumper, Proleg., в Migne, V. 281–302. Routh: Reliq. S. I. 65; III. 455–481.
Викторин, вероятно, греческого происхождения, сначала был профессиональным оратором и стал епископом Петавиума, или Петавы[1629], в древней Панонии (Птуй, в современной австрийской Штирии). Он погиб как мученик во время гонений Диоклетиана (303). От его произведений до нас дошли только фрагменты, не очень важные, важна разве что эпоха, к которой они принадлежат. Иероним говорит, что Викторин знал греческий язык лучше, чем латинский, и что труды его превосходны по содержанию, но несовершенны по стилю. Иероним причисляет Викторина к хилиастам и утверждает, что он написал комментарии к Бытию, Исходу, Левиту, Исайи, Иезекиилю, Аввакуму, Песни песней, Апокалипсису, а также книгу против всех ересей et multa alia. Ему приписывают также несколько поэм, но без веских на то оснований[1630].
1. Фрагмент «О сотворении мира» представляет собой ряд замечаний о сотворении, вероятно, часть комментария к Книге Бытия, упомянутого у Иеронима. Дни воспринимаются буквально. Сотворение ангелов и архангелов предшествует сотворению человека, как свет был сотворен раньше, чем небо и земля. Семь дней предвещают семь тысячелетий; седьмое из них — тысячелетняя суббота, когда Христос будет править землей вместе с избранными. Это те же самые хилиастические представления, которые мы находим в Послании Варнавы, с той же самой оппозицией иудейскому субботствованию. Викторин сравнивает семь дней с семью очами Господа (Зах. 4:10), семью небесами (см. Пс. 32:6), семью духами, которые почиют на Христе (Ис. 11:2,3), и семью этапами человеческой жизни: рождением, детством, отрочеством, юностью, зрелостью, старостью, смертью. Это прекрасный образец аллегорических игр благочестивого воображения.