Освященные элементы рассматривались в двойном свете — как представляющие одновременно природные и духовные дары Бога, кульминацией которых стала жертва Христа на кресте. Поэтому евхаристическая молитва, подобная тем, что были связаны с пасхальным прообразом, касалась одновременно сотворения и искупления, которые были еще более тесным образом связаны между собой в представлении церкви из–за их дуалистического разделения у гностиков. Земные дары хлеба и вина воспринимались как прообразы и залоги небесных даров того же самого Бога, Который сотворил и искупил мир. Отсюда вытекала идея самопожертвования верующего, жертва обновленного самопосвящения Христу в ответ на Его жертву на кресте, а также жертва благотворительности в пользу бедных. До XII — XIII веков элементы евхаристии приносились как жертва благодарения самими членами общины, а остатки отдавались священникам и бедным. Принося эти дары, люди действовали как народ священников и живая жертва благодарения Богу, Которому они были обязаны всеми благословениями Провидения и Благодати. Позже жертву приносил уже только священник. Но даже в римской мессе воспоминание о древнем обычае сохранилось в форме множественного числа, «Мы предлагаем», и во фразе: «Все вы, братья и сестры, молитесь о том, чтобы моя жертва и ваша жертва, которая в равной мере ваша и моя, стала пищей для Господа». Это субъективное приношение всей общины в благодарность за объективную искупительную жертву Христа составляло реальный центр древнего христианского поклонения, особенно причастия. Этим обряд отличался и от более поздней католической мессы, в которой жертва благодарения была заменена жертвой за грех, а приношение общины — приношением священника, — и от распространенного протестантского поклонения, в котором, в противопоставление римской мессе, из отправления вечери Господней почти полностью удалена идея жертвы, за исключением принятия пожертвований для бедных. Авторы II века держатся строго в рамках понятия общинной жертвы благодарения. Так, Иустин явно говорит, что молитвы и благодарения — единственные истинные и угодные жертвы, приносимые христианами. Ириней цитировался в поддержку римского учения только вследствие неправильного прочтения[457]. Африканские отцы церкви III века, в других вопросах склонные к символическому истолкованию слов, с которыми учрежден был данный обряд, первыми дошли до этой более поздней, римско–католической идеи жертвы за грех; особенно выделялся здесь Киприан, упорный защитник прав священства и власти епископов[458]. Идеи священства, жертвы и алтаря тесно связаны между собой, и недействующее или языческое представление об одном из этих понятий распространяется на все остальные. §70. Совершение крещения См. список литературы в т. I, §54, особенно Wall и Höfling. Об археологии крещения см. Bingham, Antiquities; Augusti, Denkwürdigkeiten, Binterim, t. I, и статью Baptism в Smith and Cheetham, I, 155–172. См. тж. Schaff, Didache (1885), p. 29–56. Живописные изображения см. в монументальных трудах кавалера de Rossi, Roller, о катакомбах, и Schaff, Lc. В «Учении двенадцати апостолов» (гл. 7) о крещении после наставления новообращенного говорится следующее: «Крести во имя Отца, и Сына, и Святого Духа в живой (проточной) воде. Если нет у тебя живой воды, крести в другой; если нельзя в холодной, то в теплой. Если нет никакой, вылей (έκχεον) воду на голову трижды, во имя Отца, Сына и Святого Духа». Иустин Мученик рассказывает о крещении так[459]: «Те, кто убежден в истинности нашего учения, призываются к молитве, посту и покаянию в прошлых грехах; мы молимся и постимся с ними. Потом мы ведем их к месту, где есть вода, и так они рождаются свыше, как мы тоже родились свыше; то есть они принимают омовение водой во имя Бога, Отца и Правителя всего, и нашего Искупителя Иисуса Христа, и Святого Духа. Ибо Христос говорит: если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие (Ин. 3:5). Так из детей нужды и невежества мы превращаемся в детей избрания и мудрости, сопричастных прощению прошлых грехов… Омовение крещения также называется просвещением (φωτισμός), потому что принимающие его просвещаются в плане понимания».
Этот рассказ можно дополнить деталями, приведенными Тертуллианом и более поздними авторами. Перед крещением от новообращенного требовали произнести торжественный обет отказаться от служения дьяволу, то есть всякому злу[460], посвятить себя Христу и принять суть апостольской веры в Бога Отца, Сына и Святого Духа[461]. И Апостольский символ веры — это, собственно, символ крещения, выросший из слов, произносившихся при нем. За этим актом отвращения от греха и обращения к Богу, или покаяния и веры, со стороны новообращенного следовала соответствующая молитва служителя, а потом — само крещение во имя триединого Бога с тремя последовательными погружениями, в которых крещаемому помогали диаконы и диаконисы. Крещаемый, который стоял в воде обнаженным, трижды погружался в нее с головой[462]. Однократное погружение, по–видимому, было введено Евномием около 360 г., затем было осуждено и запрещено под страхом смещения с должности, но потом снова появилось в Испании, и папа Григорий I объявил оба варианта действительными: тройное погружение — как акцентирующее идею Троицы, единое — единство Бога[463]. Восточная церковь, тем не менее, до сих пор строго придерживается тройного погружения[464]. Крещение посредством выливания воды из раковины или сосуда на голову кандидата встречалось уже в древности и, вероятно, считалось эквивалентом погружения[465]. «Дидахе» допускает обливание водой, если воды мало. Позже такой способ применялся только к больным или слабым людям, поэтому его называли «клиническим», постельным крещением[466]. В действенности такого крещения многие сомневались даже в III веке; Киприан защищал его на том основании, что способ применения воды не так значителен, главное — чтобы в крестящемся и крестящем была вера[467]. Согласно закону церкви, крещенные во время болезни считались непригодными к служению священников[468]. Однако римский епископ Фабиан рукоположил Новациана пресвитером, хотя тот и был крещен на одре болезни посредством окропления[469]. Священная церемония завершалась благодарением, благословением и братским поцелуем. Помимо этих важных составляющих обряда крещения, мы находим уже в III веке несколько второстепенных обычаев, действительно обладающих прекрасным символическим значением, но, подобно всем добавлениям, легко способных затмить собой изначальную простоту таинства, как оно описано у Иустина Мученика. Среди таких обычаев можно перечислить начертание креста на лбу и груди крещаемого, как воина Христа под знаменем креста; вкушение им молока и меда (и соли) в знак усыновления его Богом и обретения гражданства в небесном Ханаане; также помазание головы, зажженную свечу и белую одежду. Экзорцизм (или изгнание дьявола), который не следует путать с первоначальной формулой отречения, сначала, по–видимому, проводился только в особых случаях, например, с одержимыми. Но после Карфагенского собора в 256 г. он становится постоянной составляющей церемонии крещения, предшествует собственно крещению, а иногда, похоже, несколько раз повторяется в ходе наставления новообращенного. Для того чтобы полностью понять суть этого обычая, следует вспомнить, что ранняя церковь считала делом рук сатаны всю систему языческого идолопоклонства, которую справедливо ненавидела как одно из величайших преступлений[470]. Языческие божества хотя и были при жизни выдающимися людьми, но в том, что касается оживляющего их принципа, отождествлялись с бесами — либо падшими ангелами, либо их отпрысками. Считалось, что эти бесы, как мы можем понять из многих отрывков Иустина, Минуция Феликса, Тертуллиана и других, носились в воздухе, бродили по земле, обманывали и мучали людей, овладевали ими, побуждали приносить себе жертвы, прятались в статуях, говорили через оракулов, направляли полет птиц, очаровывали и занимались некромантией, творили ложные чудеса, возбуждали гонения против христианства и, по сути, поддерживали всю систему язычества со всеми ее заблуждениями и пороками. Но даже эти злые духи были подвластны могуществу имени Иисуса. Тертуллиан открыто призывает оппонентов–язычников привести бесноватых на суд и утверждает, что духи, которыми они одержимы, будут свидетельствовать об истинности христианства. вернутьсяAdv. Haer. IV, с. 18, §4: «Verbum [Логос] quod offertur Deo»; вместо этого следует читать, судя по другим рукописям: «Verbum per quod offertur», — что гораздо лучше соответствует контексту. См. также IV. 17, §6: «Per Jes. Christum offert ecclesia». Штирен читает «Verbum quod», но имеет в виду не Христа, а слова молитвы. В любом случае, этот отрывок слишком туманен и слишком вырван из контекста, чтобы строить на нем учение. вернутьсяEpist. 63 ad Caecil., с. 14: «Si Jesus Christus, Dominus et Deus noster, ipse est summus sacerdos Dei Patris et sacrificium Patri seipsum primus obtulit et hoc fieri in sui commemorationem praecepit: utique ille sacerdos vice Christi vere fungitur, qui id, quod Christus fecit, imitatur et sacrificium verum et plenum tunc offert». вернутьсяAbrenunciatio diaboli. Тертуллиан: «Renunciare diabolo et pompae et angelis ejus». Const. Apost.: Αποτάσσομαι τώ Σατανά και τοις εργοις αυτού και ταίς πομπαΐς αυτού, και ταΐς λατρείαις αυτού, και πάσι τοις ύπ' αυτόν. Это отречение от дьявола, по крайней мере в IV веке, как мы узнаем от Кирилла Иерусалимского, делалось в преддверии баптистерия, лицом к западу, с рукой, поднятой в позе изгнания, как будто бы сатана присутствовал при этом (ώς παρόντι άποτάσσεσθε Σατανά), и иногда сопровождалось экссуфляциями и другими признаками изгнания злого духа. вернутьсяΌμολόγησις, professio. Символ веры читался новообращенным либо вслед за священником, либо в ответ на вопросы, на этот раз лицом на восток. вернутьсяСм. авторитетные источники, цитируемые в Smith and Cheetham, I. 161, и более полно в Augusti, I.c. «Ter mergitamur», — говорит Тертуллиан. Баптистерии никейского периода, в большом количестве сохранившиеся в Азии, Африке и Южной Европе, построены для погружения в воду, а в восточных церквях они до сих пор строятся по такому образцу. Гарруччи (Storia della Arte Christiana, I. 27) пишет: «Antichissimo e solenne fu il rito d'immergere la persona nell'acqua, e tre volte anche il capo, al pronunziare del ministro i tre nomi» {«Древнейшим и торжественным был обряд погружения человека в воду, трижды и с головой, при произнесении служителем трех имен»}. Schultze (Die Katakomben, p. 136): «Die Taufdarstellungen vorkonstantinischer Zeit, deren Zahl sich auf drei beläuft, zeigen sämmtlich erwachsene Täuflinge, in zwei Fällen Knaben von etwa zwölf Jahren, im dritten Falle einen Jüngling. Der Act wird durch Untertauchen vollzogen». Декан Стэнли с художественными преувеличениями восторгается погружением при крещении во времена отцов церкви, противопоставляя его современному окроплению. «Крещение, — говорит он, — было не просто омовением, но погружением — полным погружением в глубокие воды, подобным прыжку в бушующее море или быструю реку, когда на мгновение волны смыкаются над головой крещаемого, а потом он снова поднимается из могилы, где пробыл это мгновение; или же это был шок внезапного душа — потоки воды выливались на человека из сосудов, покрывая его с головы до ног, облекая его завесой шумящего водопада. Это была часть церемонии, которой апостолы уделяли очень большое внимание. Для них это было подобно погребению ветхого "я" и воскрешению нового». Christian Institutions (1881), p. 9. См. Schaff, I.c., p. 41 sqq. вернутьсяЕр. I. 41, ответ Леандеру, епископу Испалы. Фома Аквинат (Summa Theol., tom. IV, f. 615, ed. Migne) цитирует это послание с одобрением, но предпочитает trina immersio {тройное погружение}, как выражающее «triduum sepulturae Christi et etiam Trinitas personarum». вернутьсяВ катехизисе Русской православной церкви крещение определено как «таинство, в котором верующий, тело которого трижды погружается в воду во имя Бога Отца, Сына и Святого Духа, умирает для плотской жизни греха и рождается свыше от Святого Духа для жизни духовной и святой». В ситуации с крещением младенцев воду обычно льют на голову, остальное тело в нее не погружается. Так мне сообщил греческий священник. вернутьсяВыливание или окропление сейчас практикуется Римской католической церковью. Впервые оно встречается на изображениях в римских катакомбах, одно из которых Де Росси относит к II веку (на кладбище Каллиста). «Примечательно, что почти на всех древних изображениях крещения, до нас дошедших, представлено именно это действие [выливание воды из сосудов на тело]». Marriott, in Smith and Cheetham, I. 168. Но на живописных изображениях представлена только часть действия, а не весь процесс; и на всех изображениях в катакомбах крещаемый стоит в воде и раздет, как для погружения, полного или частичного. вернуться«Baptismus clinicorum» (κλινικοί, от κλίνη, «постель»). Тот, кто крестился, будучи больным, назывался clinicus или grabbatarius. вернутьсяЕр. 69 (al. 75), ad Magnum. Он ответил на вопрос так хорошо, как только мог, учитывая отсутствие в то время каких бы то ни было решений церкви по данному поводу. Это послание, после выступления Тертуллиана против крещения младенцев, — древнейший документ, связанный со спорами о вопросе крещения. Киприан цитирует (гл. 12) несколько отрывков из ВЗ, где упоминается «окропление» как акт очищения (Иез. 26:25,26; Чис. 8:5–7; 19:8–13), и делает вывод: «Так как представляется, что окропление водой имеет ту же силу, что и омовение (adspersionem quoque aquae instar salutaris lavacri obtinere), и что, когда это делается в церкви, когда и крестящийся, и крестящий обладают надлежащей верой (ubi sit et accipientis et dantis fides intégra), все производится и может быть до конца использовано и усовершено величием Господа и истинностью веры». Но в том же самом послании Киприан отрицает действенность крещения еретиков и схизматиков в любой форме. См. далее, §74. вернутьсяДвенадцатый канон Неокесарийского собора (после 314 г.) гласит: «Тот, кто принял "клиническое" крещение, не может стать священником, потому что его вера была не от свободного выбора, но из необходимости (έξ ανάγκης, из страха смерти), если позже он не преуспеет в рвении и вере или не будет недостатка способных людей». Этот канон был включен в Corpus jur. сап., с. 1. Dist. 57. См. Hefele, Conciliengesch, I. 249 (2nd ed.). вернутьсяB IX веке окропление и обливание были еще редкими способами крещения, согласно Валафриду Страбону (De Ret Eccl., с. 26), но постепенно становились популярными с распространением крещения младенцев, как более удобный способ, особенно в условиях северного климата, и стали общепринятыми на Западе к концу XIII века. Фома Аквинат (умер в 1274 г.) говорит, что, хотя крещение посредством погружения в воду, может, и надежнее, обливание и окропление тоже допустимы (Summa Theol. Р. III. Qu. LXVI. De Bapt. art. 7; Migne ed. Tom IV, fol. 614): «Si totит corpus aqua non possit perfundi propter aquae paucitatem, vel propter aliquam aliam causam, opportet caput perfundere, in quo manifestatur principium animalis vitae». В Ирландии, по–видимому, окропление очень рано стало практиковаться наряду с погружением. «Тройное погружение, и окропление как его альтернатива, рекомендуется в древнейшем из сохранившихся ирландских постановлений о крещении, в котором, однако, ощущается сильное римское влияние». F. Е. Warren, The Liturgy and Ritual of the Celtic Church, Oxford (Clarendon Press), 1881, p. 65. Профессор Норман Фокс и другие ученые–баптисты полагают, что «ни о крещении младенцев, ни об обливании и окроплении как способах крещения никогда бы даже не подумали, если бы не суеверное представление о том, что крещение необходимо для спасения», — однако эта идея бытовала среди отцов церкви и в Греческой церкви ничуть не меньше, чем в Римской, в то время как в большинстве протестантских церквей, где практикуется окропление, она отвергается. Лютер попытался восстановить обычай погружения в воду, но безуспешно. Кальвин был того же мнения на этот счет, что и Фома Аквинат, но пошел дальше и объявил, что способ крещения не имеет никакого значения, Inst. IV, ch. 15, §19: «Полностью ли погружается крещаемый в воду (mergatur totus), трижды или один раз, или же вода только выливается (infusa) или окропляет его (aspergatur), не имеет значения (minimum refert): это следует оставить свободному выбору церквей в зависимости от разных обычаев разных стран. Но само слово крестить значит погружать (mergere); и нет сомнений, что именно погружение практиковалось в древней церкви». Большинство протестантов согласны с Кальвином, за исключением баптистов, которые возродили древнюю практику, но только отчасти (однократное погружение вместо тройного) и без внимания к идеям отцов церкви о возрождении при крещении, о крещении младенцев и о необходимости крещения для спасения. Они считают крещение символом во свидетельство того, что рождение свыше и обращение уже произошли. вернутьсяТертуллиан называет ее «principale crimen generis humani» {«главным преступлением рода человеческого»} (De idol., с. 1), а Киприан — «summum delictum» (Ер. X). |
