Юбилеи любимы в нашем Отечестве как жанр. То ли оттого, что никак не угомонится в нас щемяще-тоскливое и духоподъемное «душа праздника просит», то ли так пытается оправдательно облагородить себя наша «русская лень», то ли коллекционированием прожитых лет бросается вызов (кому-то или себе) или дается отчет (себе или кому-то) в небессмысленности содеянного за отпущенный срок.

10 лет можно оценить от противного. Раскрыв, например, страницы УК РФ и сгруппировав те виды правонарушений, за которые полагается такая мера. 10 лет можно сопоставить с этапами индивидуальной жизни, спровоцировав умилительное «ах, какой уже взрослый ребеночек» и торжественно-предписывающее «и впредь, и еще больше» – и т.д.

Но подобные подходы, пусть и удобные в праздничном обиходе, обычно суть краснобайское баловство. У всякого явления – время свое: и в увязке со сроком, и по темпам, и, главное, по наполненности. Вплоть до высоты той новозаветной, прорвавшейся как укол рапиры даже в современный рок констатации – «за три года тридцать прожил»…

В 1999, еще кризисном, году, когда вышел первый номер «ЭС», наши умонастроения выражались формулой «пессимизм ума и оптимизм воли». Мы редко перечитываем когда-то сказанное слово, стремясь к лучшему, которое кажется расположенным впереди. Но все сказанное ранее и все, что выражается сейчас и что доведется еще сказать, соприсутствует в едином и, можно думать, вневременном поле. Возможно – в раушенбаховском четвертом измерении, возможно – в том, что высоким теологическим слогом называется «вечностью». Считается неприличным применять эту категорию всуе – оттого, видимо, что она представляется синонимом гениальности, – и потому прерогативу данного словоупотребления кокетливо уступают потомкам. И совершенно напрасно.

Уровень современных научных знаний и технологий недвусмысленно доказывает тезис «рукописи не горят». С тем лишь нюансом, что, во-первых, «не горят» всякиe, а не только великие рукописи и, во-вторых, не стирается память и о всяких делах. Ведь любое человеческое дело, пронизываясь мотивами и всей палитрой сознательного и подсознательного контроля, есть деятельная проекция слова. А черновиков и бесследно списываемых архивов нет – следы оставляет всё. Как-то легкомысленно мы иногда полагаем, что если даже «обнаженные нервы земли неземное страдание знают», то вне ли этого высокоорганизованный мозг и вся ноосфера?! К счастью, недавно двухвековой тренд, когда, по Карлу Юнгу, «сложность души росла пропорционально потере одухотворенности природы», дополнился и стремлением науки «от сложности – к простоте» (таков девиз Института Санта Фе), и глобальным требованием надлежащего уважения, предъявленным природой как иск к людям.

А в тот зачет, который придет внезапно и в котором не оправдаться «незнанием закона», идет все и всякое, вольное и невольное, памятное и вытесненное из памяти.

В психологии известен «эффект разорванных коммуникаций». На межличностном уровне – это ощущение от брошенной собеседником телефонной трубки, от непонимания и невнимания коллег и близких, от их мягкого или трагичного ухода от нас. На вопрос «что такое счастье?», любят наш классический ответ – «когда тебя понимают». В нем – тектоническая тяга человека к восстановлению разорванных коммуникаций и выходу из чудовищной, многократно диагностированной и столь же многократно не излеченной тоски одиночества, хотя и даны нам исцеляющие вечные ценности. На уровне межгрупповом эти ситуации олицетворяются конфликтами, нарушением гармоний интересов, войнами в конце концов. На уровне предельном – это богооставленность человека.

Потому-то и просит праздника душа. И потому диагностична наша российская любовь к юбилеям.

«Где тонко, там и рвется». А тонкости вдруг, с кризисом, обнаружились не в способе производства, не в масштабе и структуре потребления, не в заметности инноваций и даже не в практиках управления, пораженного сверху донизу если не коррупцией, то глуповатостью… Тонкость дала о себе знать в том, как мы оцениваем. Как оцениваем абсолютно все – и мир, и себя, и прошлое, и будущее, и активы, и пассивы. Диссонансно оцениваем, какофонично, мозаично, эгоистично, разорванно как-то, флюсовато. В итоге консенсус найден в диалектической формуле «как бы ты ни оценивал свои возможности, ты всегда прав». Но как быть с репутацией в такой философской ауре, когда правы все и нет единого критерия оценки? И что такое репутация в современной экономике и политике?

Репутация, иногда смешиваемая с имиджем, представляет собой весьма сложный феномен, который для начала можно трактовать как «виртуальный образ». Этот образ может точно отражать реальность, но может и искажать ее, «раздувая из мухи слона» или, напротив, его миниатюризируя. Связь образа и объекта может быть и более многозначной – от вменения ей мистических тайных пластов до полной аннигиляции, «черного квадрата».

Тема эта для человеческой мысли древняя. И то, что называется «гудвиллом», также стало важнейшим «ноу-хау» бизнеса и других человеческих игр довольно давно. Вокруг этой темы разворачивались весьма жестокие сюжеты в истории, наподобие «охоты на ведьм». Многим правителям, прибегавшим к услугам капитала, была невдомек «алхимия финансов», одних возносившая на вершины благоденствия, других низвергавшая в пучину не выполнимых никогда обязательств. Последствия современных таких игр с «гудвиллом» и «бэдвиллом» квалифицировали как «глобальный кризис», а современная глобальная цивилизация во многом превратилась в «цивилизацию шоу», где компетентность управления этим show must go on стала необходимым условием глобального влияния стран, корпораций, групп, которым подчиняются другие инструменты государственных и корпоративных политик.

Если отвлечься от массы частностей, у каждой из которых своя правота и анамнез, то суть дела предельно проста – множество одних репутаций в этом затянувшемся спектакле было раздуто до пузырчатого безобразия, а масса других – низведена до нулей и минусов. Но мир целых экономик настолько увеличился и усложнился, настолько выросла энергия вышедших на арену истории демографических гигантов Азии и Южной Америки, что даже тем, кто любил лихо поиграть в глобальные операции «управляемого хаоса», стало страшновато. «События выходят из-под контроля», – констатировали совсем недавно на одном особо важном мировом совещании.

Ухудшение репутации означает уничтожение соответствующей части капитала или национального богатства, подрыв конкурентных преимуществ. Но главное сегодня в том, что многие не заметили в хаосе кризиса, что на нет сходят сами товарно-денежные отношения в их привычном виде! Только те фирмы, организации, страны, которые творчески способны осознать свои и чужие нематериальные возможности, прежде всего свой репутационный капитал в широкой сети человеческих взаимодействий, – только они будут задавать тон не в каком-то загоризонтном будущем, а уже сегодня. Мы же своими практиками, законами и обычаями, своим гедонизмом во время этой исторической чумы по горло прозябаем в давно и стратегически исчерпанном вчера.