Футурология как наука по своей общественной значимости и, следовательно, опасности сравнима с медициной и образованием. Но в отличие от них нацпроект по футурологии реализуется независимо от высоких решений и масштабных инвестиций. Он, этот проект, называется в просторечии «поиском национальной идеи». Отсутствие, размытость, непопулярность, слабость национальной идеи – результат недоразвитости прогнозной и управленческой компетенции у нации, а в первую очередь – у ее элит.

Забота о своем будущем – признак здорового общества, правильно помнящего свои сказки.

Если угодно – из трех установок сказочных поросят по отношению к будущему стратегически продвинута только позиция Наф-Нафа. Он предвидит риски, умело использует возможности, готовится к парированию угроз и понимает свою социальную ответственность перед безалаберными собратьями…

«Дожили!» – скажет кто-то. Мыслимо ли – поросенок как социальный и управленческий идеал! Но на то и сказки, чтобы если не ум, так стыд пробуждать.

Хорошее дело «голландской болезнью» не назовут? Есть какой-то налет гламура в том, что столь банальную экономическую ситуацию ассоциируют с одной из самых благополучных стран мира. Не нигерийская, не венесуэльская, не ливийская, не брунейская, не иранская, но вот именно такая, благородного происхождения болезнь. А речь-то идет о крайне серьезной теме, которую характеризуют с почти трансцендентальным размахом – «нефтяное проклятие»! Или поспокойнее – «парадокс изобилия», или просто, как констатация – «богатые страны с бедным населением».

О кровавом аромате нефти написаны многие книги, в том числе вполне профессиональные. Едва ли не за всеми трагическими сюжетами и совсем недавней истории, и всего ХХ века мы без особого труда разглядим беспощадную борьбу за контроль над скважинами и трубопроводами. Даже сейчас, к примеру, поражает размах стратегических планов Германии во Второй мировой войне по захвату нефтеносного Среднего Востока двумя клещами из Африки и с Кавказа. Да и узел нынешней глобальной напряженности в южном постсоветском «подбрюшье» невозможно понять без привкуса «черной крови».

Увлеченность геополитикой нефти, однако, таит в себе подвох. Всполохи войн из-за нефти затеняют сюжеты поскучнее – социально-экономические. Почему добыча и продажа уникального природного дара порождает как правило, чудовищное социальное расслоение в нефтезависимых странах? Экономическая теория дала на этот счет исчерпывающие объяснения, удостоенные нескольких нобелевских титулов. Но «экономические агенты», с азартом и в свое удовольствие оперирующие «нефтяной рентой», – это не инопланетяне, наверное. Это вполне конкретные лица, обычно рассматривающие свои экстрадоходы как вполне заслуженные. И в самом деле, разве сверхприбыль не относится к нормальному предпринимательскому доходу?

Но, как показывает опыт, именно в этом секторе наблюдается наибольший масштаб абсолютного и относительного ухода от налогов, наивысшая интенсивность коррупционных потоков, беспредельное небрежение «внешними эффектами» хозяйствования. Именно здесь вырастает жажда анклавных оазисов благополучия и тяга к уводу капитала на защищенные анонимностью финансовые острова. Наверное, «голландская болезнь» сродни эйфорическому синдрому ошалелости от довольно простого стимулятора. Любопытно, правда, что патологические проявления этого состояния не обнаружить у подавляющего большинства рабочих, инженеров и руководителей нефтяной отрасли. Локализация болезни – в квазинефтяных структурах, формирующих финансовую, силовую и нормативную инфраструктуру сектора.

Практически все примеры излечения от «зависания на углеводородной игле» связаны либо с мощным общественным контролем над углеводородной экономикой и распределением ее доходов, либо с решимостью государственных лидеров употребить власть ради общественного блага. Так срабатывает сильный иммунитет обществ от экономического и морального загнивания.

А нефть? Проблема же не в ней. Проблема в нас. В каждом. Макроэкономически можно, конечно, пенять на эту жидкую субстанцию, но в том и сила духа нации, чтобы при таком невезении, как изобилие нефти, отличиться иными конкурентными преимуществами. Главное из которых – достойная жизнь всех граждан и несколько романтическое состояние общества, называемое справедливостью. Иное, как заметил в свое далекое, но поучительное и сейчас время, Дж. М. Кейнс, – нефункционально.

Удивительным человеком был Зенон! Над разрешением его парадоксов 25 веков ломают свои умы математики, логики и философы (и какие умы среди них – Аристотель, Гегель, Бергсон, Дюринг, Рассел, Гильберт, Кантор, Зиновьев и т.д., и т.п.). До сих пор неоспоримого решения зеноновских апорий не найдено. А ведь из почти полусотни поставленных Зеноном проблем до нас дошло лишь девять. Апории Зенона по-прежнему – «идеальный тест на самостоятельность мышления… гносеологический кошмар, который зрит в корень… ставит под сомнение любую формализацию и… требует мышления, не отягощенного догмами»[25].

«Никогда не догонит» – суть одной из апорий. Любопытно, что в этой формуле и ее антитезе – суть противофаз в истории России, периодически сменяющих друг друга. За лозунгом 1930-х гг. «ДиП» («Догнать и перегнать»), соответствующим множеству реальных рывков в индустриальном развитии страны, пришло уже в 1970-е гг. ощущение «никогда не догоним». От эйфории перестроечных надежд и самообманов – к массовому унынию 1990-х и вновь – к волне амбициозных мегапорывов, о которых еще и 5 лет назад немногие и задумывались.

Зенон оставил человечеству очень важный и назидательный урок диалектики и иронии, охлаждающей любую политическую романтику. Едва математики разобрались с пределами последовательностей, дискретностью пространства, как оказалось, что поставленная Зеноном проблема еще драматичнее – специальная теория относительности указала на системы отсчета при замедлении, например, времени, в которых Ахиллес может застыть в предстартовой позе на линии старта, никогда не имея шанса обогнать пресловутую черепаху…

Однако зачем столь рискованные в экономико-стратегическом контексте соображения?

Если картина мира управленцев исходит из однозначности и, пожалуй, даже простоты экономических мотиваций, то она рано или поздно столкнется с риском осознать чудовищную сложность «удивительно легкого» бытия. Весьма простые модели, описывающие свойства экономического пространства и времени, через систему образования становятся стереотипами мышления все новых и новых поколений экономистов и менеджеров. Но ни одна из этих по-пулярных моделей не описывает реальность удовлетворительно! Это, впрочем, по замечанию нобелевского лауреата Кеннета Эрроу, не должно служить для нас «обескураживающим барьером».

Открытия в нанотехнологиях, энергетике, генетике очень скоро невероятно изменят наши представления о мире и о самих себе. Даже в давно известном, а в чем-то и отвергнутом из-за кажущейся архаичности мы, подобно Эдварду Лоренцу с его «эффектом бабочки», обнаружим такие пласты истины и взаимосвязей, что ужаснемся примитивности теперешних подходов. Видимой нам материи – не более 0,4% от вещества Вселенной, о «темной материи и энергии» которой уже составлены гипотезы; знание о мозге как носителе мысли уже сейчас указывает на нечто надперсональное в структурах его функционирования. А между тем как часто многие спортсмены и бизнесмены, радуясь своим успехам, до сих пор причиной успеха называют «веру в себя»!