Но в России в самые трудные времена всегда появлялись свои люди «длинного взгляда» и «длинной воли». В эти моменты истории требовался не только отказ от агрессивного или сибаритствующего материализма и эгоизма, но и беззаветная самоотверженность, воодушевление богатейшим и неоднозначным опытом предков, «продвинутость» в восприятии своего времени, проницательность и профессионализм в осмыслении сценариев будущего, готовность и умение не только «быть», но еще и «стать»…

Если за упомянутой фразой о готовности к игре «в длинную» стоит именно такой ответственный контекст, то нам не грозит судьба навьюченного непосильным грузом ослика. Впрочем, ослик в чем-то сродни Сизифу, и он вполне способен сделать ход конем.

За кулисами всякой стратегии рано или поздно обнаруживается моральный выбор стратега. Не прагматичная «цена вопроса», не легковесные этюды логической акробатики и риторической казуистики в обосновании «непростых» решений, а настоящие «моменты истины», вопросы ребром – «или-или», когда на весах честь или бесчестие, слава или позор, свобода или рабство, а в конечном счете – жизнь или смерть. Расплата за неверный, морально или юридически преступный выбор наступает всегда, хотя и не обязательно по свежим следам содеянного. В этом смысле можно различать стратегии благотворные и неблаготворные. Выбор между ними и составляет сердцевину стратегического решения.

Зачастую полагают, что между трагическими событиями и повседневным «изныванием от мелких своих катастроф» существует огромная дистанция. Она-де и позволяет руководствоваться в жизни либо чрезвычайными, высшими правилами, «законами военного времени», либо допускать послабления и отступления от канонов человеческой морали. Не случайно ведь мы видим взлеты социальной солидарности, образцы геройства и духовной силы в моменты больших трагедий, которыми все гуще и гуще окутывается наша жизнь. И напротив, распущенность, «беспредельность» нравов наиболее явно просматриваются во времена сравнительного затишья.

Однако есть процесс, который развивается как раковые метастазы. Как червоточина, мало заметная поначалу, «вдруг» начинает свой молниеносный блицкриг. Имя этому процессу – варваризация. Идущая подспудно, она разлагает сам фундамент нашей жизни, вносит в нее «мерзость запустения», массу вирусов явного и затаенного людоедства. Для варвара все горе – чужое, им он оперирует шутя, повинуясь животным началам, для него нет правила «не делай другому того, что не хочешь, чтобы делали тебе». Именно от этой болезни погибали многие цивилизации, как только начиналось вырождение их элит в варварство. «Рыба гниет с головы». Управленцы противоборствующих государств в свое время выкормили, выучили нынешнего франкенштейна варварства. И с полным пониманием своих прав как человеко-зверя он борется за свое существование и развитие теми методами, на которые способен, проламывая хрупкие основания современных обществ. И вопрос этот стоит не только перед Россией, но и перед всей мировой цивилизацией.

На первый взгляд трудно уловить связь между террористом в Беслане и студентом ведущего университета, будущим управленцем корпоративного или государственного сектора. Половина студентов в учебной стратегической игре по мотивам рассказа «Срочный фрахт» Б. Лавренева и одноименного кинофильма, будучи поставленными перед выбором – сжечь в пароходной топке застрявшего там мальчугана и следовать указанию акционера о скорейшей (в связи с благоприятной конъюнктурой) доставке груза по назначению невзирая ни на что, оптимизируют решение ценой жизни ребенка, легко де-факто вступая в преступный сговор с целью его убийства ради корыстных интересов. У одних это карьера, собственные дети, боязнь компромата, у других – просто нажива или «умывание рук», у третьих – аффект, беспомощное морализаторство и «невнимание к мелочам». И ни один образца 2004 года студент этого ведущего вуза не вспомнил не то чтобы о морали, а об Уголовном кодексе! И, разумеется, никому и в голову не пришло, что такое игровое решение находится в прямой и непосредственной связи с мотивами и действиями варваров у станции «Рижская», на Каширском шоссе, на Манхэттене, на Дубровке, в российском небе, в школе Беслана… Чудовищная опухоль видна, масштаб метастаз еще не оценен…

В 1980-е годы один известный фильм имел рабочее название «Исследование подвига». Разумеется, подобная постановка вопроса была неуместна в тех идеологических обстоятельствах, и фильм назвали «Остановился поезд». Коряво, хотя и многозначительно. Сюжет фильма разворачивается вокруг крушения поезда и его последующих интерпретаций – следственной, бытовой и пропагандистской. Основной конфликт разгорается между стремлением партийных чиновников представить происшедшее как «подвиг машиниста» и неумолимым умозаключением следователя о том, что за всем этим стоит элементарная расхлябанность, халатность, преступная безответственность и работников, и их руководителей в особенности. Расплачиваться же за все это, в том числе жизнями, будут машинисты, чьи юные лица смотрят на нас с экрана – безропотно, но с надеждой. Как декларировал хит того времени – «у нас героем становится любой…».

В 1980-е-1990-е годы произошло массовое развенчание героики советской эпохи. Разоблачены, сброшены с пьедестала, ошельмованы характеры, несшие в общественное сознание высшие образцы для почитания и подражания. На них, как на трех китах в иных архаичных культурах мироздание, держалась не только политическая система СССР, но и система фундаментальных общественных ценностей, в своей основе аскетичная, антимещанская. При этом самоотверженные поступки в жизни зачастую не оценивались как подвиг; многие из них и вовсе представали в искаженных версиях, а их герои становились жертвами преследований (вспомним хотя бы фильм нашего времени «Штрафбат» Н. Досталя и Э. Володарского). Но тот ценностный конгломерат надуманных, искусственных, лживых мифов вперемежку с реальными примерами героизма обеспечивал важнейший ресурс жизнеспособности советского общества и государства.

Практически тотальная, политически безжалостная «зачистка» нравственной подпочвы страны в ходе так называемых «рыночных реформ» привела к духовному одичанию, массовой варваризации и «низов», и «верхов». Чудовищно сбиты все координаты оценок; торжествует абсолютный этический релятивизм как доминирующая ценность, дающая простор разгулу эгоизма и подрывающая основы человеческой солидарности. Что в одних кругах считается образцом, достойным подражания, в других почитается за дурной тон, в третьих срабатывает как красная тряпка на быка, в четвертых does not matter и т.д. Такой разброс в отношении жизненно важных ценностей, по сути каркаса страны, а отнюдь не мелких вкусовых разночтений, грозит превратить нас в какофонический социоприродный организм, в театр сумасшествия и абсурда, из которого видится один выход – взять да умереть… Не случайно в информационное поле недавно вброшена идея о «дряхлой старухе Капитолине Ивановне», то бишь России, даже возраст которой – якобы 1200 лет – достаточное основание для исторического «мата». Впрочем,