Следовательно, из трех империй, между которыми мекканцам и их союзникам удавалось сохранять нейтралитет, они смогли завоевать только владения Сасанидов, – когда объединили силу коранического откровения с возможностями экспансивного верблюжьего кочевничества. Завоевав эту империю, они сумели также завоевать близлежащие земли, которые ей не подчинялись. Империя Сасанидов оказалась им по зубам по политическим причинам, в частности, в силу возникшего в ней кризиса, а затем после захвата столицы и краха режима. Но эти политические причины были проявлением более постоянных культурных факторов, объяснявших устойчивое единство ирано-семитских культурных областей между Нилом и Амударьей и их отличием от греческих территорий на полуостровах. Только в Магрибе и Испании арабам удалось захватить отдаленные районы, не обращаясь к оплоту Сасанидов; но там они стимулировали и направляли отдельное движение берберов, имевшее собственный импульс.

В отличие от христиан и даже зороастрийцев, между мусульманами нельзя было провести четких различий в религиозном и политическом плане. Начиная со времен Мухаммада, руководитель крупных предприятий мусульман одновременно был главой и мусульманской общины, и всего общества, которое она контролировала. Но именно в рамках общины арабских мусульман надлежало выработать курс дальнейшего развития всего общества. Как в Хиджазе при Мухаммаде, положение немусульман сводилось к положению «бедных родственников», с существованием которых мирятся хозяева. Им разрешалось организовывать свою автономную жизнь под защитой и контролем мусульманской общины. Основополагающие представления и идеалы доминирующего арабского сообщества охранял ислам. Исламские институты, таким образом, сначала создавались как практические атрибуты различных аспектов жизни арабов-мусульман. Те арабские обычаи, которые удовлетворяли их представлениям, принимались, а с завоеваниями применялись и в отношениях между правителями и подданными на всех аграрных землях. Обычаи, противоречившие новой вере, искоренялись.

Главной проблемой во времена Мухаммада была замена системы отдельных враждовавших друг с другом кланов единым обществом, где все мирно сосуществовали бы, а все споры решал один человек. При Омаре в новых обстоятельствах та же проблема встала столь же остро: нужно было установить общие законы для необузданных обитателей захваченных земель. Решение Мухаммада – централизованное распределение средств тем, кто больше в них нуждался, и централизованное разрешение споров согласно правилам, благословленным Богом, – надлежало адаптировать и развить. Для Омара (и для мединцев, которых он представлял) проблема заключалась в том, чтобы определить природу власти в таком центре.

Абу-Бакр был известен как представитель Мухаммада, его халиф. Его статус, по сути, предполагал вмешательство в критических ситуациях. Этим титулом затем стали именовать Омара, но позже он для официального использования предпочел титул эмир (амир) аль-муминин, «командир верующих». Единственным безоговорочно признаваемым авторитетом для арабов был авторитет военного командира в переходе на новые пастбища или на войне. Несмотря на то что Коран насаждал идею единства, когда индивидуальные богоугодные действия дополняются коллективными действиями во имя Бога, напрямую он не предполагал наличие иного правительства, кроме правления самого Пророка. Следовательно, единственный пост, который мог считаться легитимным, – это пост главнокомандующего, естественно, с ограниченными полномочиями. Омар считал, что именно эта должность соответствует его положению. Но на тот момент война была основным занятием его общины, и подобный пост влек за собой множество обязанностей.

Мусульмане приняли его как командира общины в любых вопросах, где отдельный человек не мог действовать самостоятельно. Это положение командира опиралось на личный авторитет; и в данном случае на авторитет религиозный. Поскольку любое групповое действие, выходившее за рамки интересов племени, было делом религиозным, можно сказать, что именно в религиозной сфере он являлся преемником, «халифом», Пророка. Разумеется, его решения не должны были противоречить тому, что демонстрировал в качестве проявления воли Бога сам Мухаммад. Конечно, поскольку он не получал никаких откровений, самостоятельным религиозным авторитетом он не обладал; на этой религиозной основе он мог решать только текущие политические вопросы. Так или иначе, его авторитет зависел от того, насколько близко он будет следовать предписаниям и примеру Мухаммада, и от того, признают ли мединцы, а значит, и мусульмане в целом, что он действительно продолжает дело Пророка.

Купол мечети Омара в Иерусалиме. Фото нач. XX в.

Таким образом, религиозный и военный авторитет Омара опирался на межличностные отношения точно так же, как авторитет Мухаммада. Но с многократным увеличением численности общины даже у привилегированных арабов (не говоря уже о подчиненных народах) созданная им организация должна была подняться выше непосредственных межличностных отношений. Фактически это был институт, способный работать независимо от вмешательства любого конкретного человека. Основой этой организации был армейский диван, книга учета всех мусульман Медины и Мекки и армии завоевателей (и их потомков). Трофеи распределялись в качестве пенсий мужчинам (иногда и женщинам), перечисленным в диване, согласно их рангу. Некоторые видные мусульмане получали доход с конкретных земельных участков, но большинство – посредством системы дивана.

Эта система подтверждала, что завоевания были основной идеей мусульманского государства, и помогала продлить это положение вещей. Когда распределение трофеев стало самым привлекательным ресурсом государства, людям, естественно, хотелось продолжать войны. Возможно, в намерения Омара это не входило, но завоевания все же продолжились и, несомненно, опьяняющие успехи помогли придать жизнеспособность его нововведениям. Однако он следил и за тем, чтобы на уже завоеванной территории не иссякал источник поступления доходов. Движимые трофеи распределялись между военными сразу же после завоевания, причем предусмотренная Пророком пятая часть оставалась в распоряжении халифа для помощи бедным и других государственных нужд. Но недвижимые трофеи – доходы от земли или «налоги» – в основном не делились, а сохранялись (как фай) в качестве единого источника дохода для последующей раздачи арабам-завоевателям и их потомкам (в принципе) из центра, куда одна пятая часть отправлялась сразу. Каждый араб получал назначенную ему начальством долю через диван, хотя в провинциях существовали финансовые управления.

Арабы, даже если они того хотели, не должны были оседать в новых городах и становиться новыми помещиками (имела место попытка создания города-гарнизона в Ктесифоне, столице Сасанидов, однако армия в итоге оказалась деморализована). Они и их дети должны были оставаться в собственных городах-гарнизонах (миср, мн.ч. амсар) как отдельный класс завоевателей, живущий на пособия, выданные из трофейного фонда. Каждый город-гарнизон располагался в максимально выгодном с военной точки зрения месте – обычно довольно близко к пустыне, чтобы можно было уйти туда в случае опасности. Куфа в районе Ктесифона (и недалеко от старой Хиры, столицы арабского царства Аахмидов) и Басра между пустыней и портами Персидского залива – два города-гарнизона на территории Ирака, откуда высылались экспедиции далеко на восток. Фустат (будущий Старый Каир) в верховье дельты Нила был построен как столица Египта и штаб для организации походов на запад. Только в Сирии, с которой арабские завоеватели наладили довольно тесные связи еще до захвата, эту роль исполнял главный центр и старый город, Дамаск, а не новый город-гарнизон. Оттуда снаряжались походы на северо-запад против единственного оставшегося серьезного врага – Византии.