— Но только мы должны быть уверены, — в замешательстве сказал Сид, — мы должны быть уверены в очертаниях. Подойди-ка сюда, пожалуйста, дорогая.

— Что? — спросила девушка, немедленно повинуясь, — какие очертания?

— Сосок, — ответил он, — очень важная часть линии груди. А теперь просто расслабься. — Он положил одну руку на ее правое бедро, а другой прикрыл сверху ее голую левую грудь и пальцем взбодрил ее. — А теперь давай посмотрим…

— Эй, подождите минутку, — заволновалась девушка, бросая вокруг быстрые беспокойные взгляды.

— Все в порядке, — заверил ее Сид, отпустив сосок, но все еще держа руку на ее бедре. — Лучше вот так, — он взял полурастаявший кубик льда и начал массировать им сосок.

Девушка попыталась отстраниться, сдержанно, но с каким-то затравленным видом оглядываясь направо и налево.

— Послушайте, управляющий выкинет меня, если увидит это!

Сид, не обращая внимания, повернулся к Борису.

— Да, вы видите, мистер Адриан, здесь вполне удовлетворительная эластичность, вы согласны?

Девушка поглядела заинтересованно на свой сосок, который набух и стал похож на крошечный цилиндрик. Несколько пресыщенных гостей бросали неловкие взгляды на этот странный спектакль.

— О'кей, — сказал Сид, — давай попробуем другой.

— Эй, послушайте, — возразила девушка, теперь уже действительно полным тревоги голосом, — не можем ли мы заняться этим попозже?

— Идет, — резко сказал Сид и сразу уткнулся в меню. — Как поживает ваш столь глубоко запрятанный «Ворсистый пирожок»?

— Кто? — она мгновение смотрела на него в тупом изумлении, приоткрыв рот. — Вы здесь не к месту острите, мистер Крацман, вы это знаете?

Борис вздохнул и печально улыбнулся.

— О, он это прекрасно знает.

В этом городе кинобизнеса, где безвкусные хохмы встречаются сплошь и рядом — даже здесь Сид Крейссман пользовался дурной славой из-за своего издевательски-агрессивного остроумия. Залезая в такси, например, он иногда дожидался вопроса шофера: «Куда едем?» и тогда отвечал: «Какого черта, давай поедем к тебе!» И хрипло гоготал. Или, вступив на переполненный эскалатор, нараспев произносил с потрясающим напором: «Полагаю, вы все удивлены, зачем я собрал вас здесь всех вместе».

— О'кей, ты готов слушать? — спросил Сид, по-прежнему сидя в «Шангри-ла Тропикана» и открывая кейс. Он извлек большой белый сверток, развязал на нем ленту и стал передавать через стол цветные снимки Борису. На большинстве фотографий были безлюдные виды, городские площади, булыжные мостовые, сельские тропинки, лужайки, лесные прогалины, ручьи, озера, коттеджи, церкви, замки — все явно европейское, чаще всего, однако, на фоне подавляющего величия заснеженных гор. Борис просмотрел их в молчании, со слегка смущенной улыбкой.

— Итак, это наше месторасположение, бэби! — воскликнул Сид с ликованием, которым надеялся заразить Бориса.

— Откуда у тебя это? — спросил Б., переворачивая один из снимков, чтобы посмотреть обратную сторону. Там было отпечатано: «Собственность «Крейссман Энтерпрайсез, Лтд. — неразрешенная перепечатка строго запрещается».

Сид стряхнул пепел со своей сигары, поманил к себе официантку и попросил еще один коньяк.

— Послал Морти Кановица, чтобы все разведать, — ловко вывернулся он.

Борис вновь вернулся к фотографиям.

— Разве не ты говорил мне прошлой ночью, что разорился?

Сид кашлянул, смущенно обвел взглядом зал и попытался увильнуть от ответа:

— Кажется, я видел Дика Занука, входящего в соседний зал.

Борис улыбнулся и продолжил изучение фотографий.

— Моя тысяча, а?

Сид почувствовал большое облегчение, что его хитрость наконец разоблачена и что Б. не впал в бешенство. Тогда он откинулся на спинку стула, перекатив сигару из одного угла рта в другой.

— Ну, Б., — сказал он с ухмылкой, — деньги существуют для того, чтобы делать деньги, или я не прав?

— Красивые картинки, — сказал Борис, возвращая фотографии.

— Чудесное расположение, не правда ли?

— Расположение для чего? Я даже не слышал еще всей истории.

— Но она придет к тебе, Б., — заверил его Сид молящим тоном, — она придет к тебе — от Голубой Феи Вдохновения!

Было известно, что два его последних фильма-призера сняты по сценарию настолько реальному, насколько реальна пара спичечных головок.

— А деньги? — сухо спросил Б. — Тоже Голубая Фея?

Сид дотянулся до нагрудного кармана и жестом иллюзиониста извлек то, что оказалось свернутой телеграммой.

— Три больших штучки, бэби! И окончательный монтаж!

— Три миллиона? Не валяй дурака!

— Нет, — важно покачал головой Сид, — я разговаривал с Элом прошлой ночью — он проделал гору вспомогательной работы, — я просил его прислать телеграфное подтверждение сделки. Вот оно. — Он держал телеграмму перед лицом, жестикулируя ею во время беседы.

— Это ужасающе, Сид, — сказал Борис, потянувшись за ней.

— Одна вещь, Б., — произнес Сид, не выпуская телеграмму из рук, — я кое-что хочу объяснить, одну техническую подробность, ты прочтешь это сам в телеграмме, но я хотел бы прежде сказать тебе о ней, чтобы ты не кипятился. Догадываешься, что я имею в виду?

Борис пристально посмотрел на Сида и медленно опустил руку.

— Нет, — сказал он, — боюсь, что нет.

— Правительство Лихтенштейна, — провозгласил Сид намеренно официальным тоном, — готово финансировать нас, как в виде кредита, так и наличными — до суммы в три миллиона долларов…

Тут он запнулся, Борис нетерпеливо потянулся и выхватил у него телеграмму. Развернув, он начал читать ее, все точно, как описывал Сид, но вот он дошел до конца, прочитав последний абзац вслух: «… сочетая аккредитацию и национальную валюту до максимального эквивалента трем, повторяю, трем миллионам долларов США — наряду с тем, что данная сумма должным образом и в равных пропорциях будет внесена инвестором или инвесторами второй стороны, точка. Детали письмом. С уважением, Макс вон Данкин, министр финансов Лихтенштейна».

Борис осторожно свернул телеграмму и положил ее на стол.

— Где моя тысяча?

— А теперь подожди минутку, Б., — предложил Сид, — я не хочу, чтобы кто-нибудь знал об этом, — он беспокойно огляделся вокруг. — Это место кишмя кишит проклятыми любителями читать по губам.

Борис рассмеялся над попыткой Сида прикинуться настоящим пароноиком, и они направились к двери.

Все, казалось, опять идет по сценарию Сида, его дух воспарял. В фойе они столкнулись с той же официанткой.

— В чем дело, дорогая, — спросил Сид участливо, — ты простудилась?

— Простудилась? — переспросила девушка, удивленно хмуря брови. — С чего это вы взяли, мистер Крацман?

— Ну, как же, — сострил Сид, — твои груди выглядят скукоженными. — И он потянулся, чтобы расправить страдающие части ее тела, хрипло гогоча.

Под огромным портретом, выполненным маслом, изображающим великого папашу Хэррисона, председателя правления и главного держателя акций «Метрополитен Пикчерз», сидел молодой Лесс — за своим гигантским столом, сгорбившись почти как жокей на скачках, словно стол был некоей супер-коляской, способной развивать потрясающую скорость. Лесс сидел, слившись со столом в одно целое, окруженный массой различных управляющих устройств, которыми он так мастерски оперировал, — телефоны, селекторы, кассеты, магнитофоны, крошечные телевизоры, видео-плейеры и миниатюрный кондиционер, направлявший мощный поток воздуха прямо ему в лицо, сдувая его волосы и создавая впечатление стремительного движения. И фактически здесь ощущалась вибрация власти, скорости и, сверх того, таинственная способность маневра, ведь именно отсюда Лесс Хэррисон поворачивал руль и заключал сделки.

— У меня есть для тебя новости, друг мой, — тихо говорил он в трубку. — Патриотизм сегодня вымазан в дерьме. Слишком много спорного. Нет, даже танцовщики — если только они имеют контракт с нашей студией, не поедут. Никто из работающих на нашей студии не поедет во Вьетнам. Пусть кто-нибудь из этого дерьма покажет на них пальцем, все равно. Никому это не нужно, верно? Поговорим позже, Марти.