— Я бы не делал этого на вашем месте, мистер Адриан, я не собираюсь вас оскорблять, но у меня есть приказ — мистер Хэррисон не хочет, чтобы его беспокоили.

Борис был изумлен: его недоверие соперничало с негодованием.

— Да ведь ты… ты, долбаный идиот! Ты угрожаешь мне своим долбаным пистолетом?! — В то же время он сделал пробное движение вперед, но Тони удержал его.

— Можете называть это как хотите, мистер Адриан, — продолжал Липс, — я не могу позволить вам войти. Как я сказал: я не собираюсь вас оскорблять, вы всегда хорошо ко мне относились, но я получил приказ от самого мистера Хэррисона.

Борис издевался.

— Мистера Хэррисона, жопа! Предполагается, что ты работаешь на меня!

— Насколько я понимаю, мистер Хэррисон — глава студии, поэтому мы все работаем на него. Я никогда не перебегал вам дорогу во время того другого дела — захвата парня, и так далее — я никогда не раскалывался на этот счет.

— Ты хочешь сказать, пока еще!

Липс пожал плечами.

— О'кей, помните, что это сказали вы, мистер Адриан, а не я.

— Ты знаешь, что он там делает, не так ли? — спросил Тони.

— Этого уж я не знаю, мистер Сандерс, — сказал Липс, осторожно наблюдая за ними обоими. — Как я сказал, мистер Хэррисон отдает свою последнюю дань уважения и не хочет, чтобы его беспокоили, а уж как он ее отдает — это не мое дело.

— Боже Иисусе… — опять начал кипятиться Борис, и Тони схватил его за руку.

— Забудь об этом, приятель, — мягко сказал он, — идиот с оружием, это очень плохое сочетание. Кроме того, ты нарушишь все дело с Дейвом и Дебби, если не вернешься на съемочную площадку. Идем, Б., — он потянул Бориса нежно, но твердо, — пойдем заканчивать твой фильм.

И Борис, качая головой и что-то бормоча, позволил Тони увести себя.

— Я не собирался вас оскорблять, мистер Адриан, — простодушно выкрикивал Липс им вслед, — как я сказал, я только действовал по приказу свыше.

Еще со времени первоначальной («шлюхи-в-катафалке») конфронтации Сида с кардиналом фон Копфом последний плел против него заговор со все возрастающей дьявольской решимостью. Даже тогда, когда Элен Вробель осторожно промокала с внутренней поверхности великолепного бедра Дебби последнюю капельку буйного семени Дейва, даже тогда чужеземный кардинал подготавливал свой чудовищный ход конем на заседании с некоторыми выдающимися особами из самого Рима. Необходимо было провести лишь самое краткое обсуждение на их встрече комитета — или «Совете высокопоставленных лиц», как его называли, — чтобы «единогласно осудить» рассматриваемый объект (а именно, фильм «Лики любви») на основании свидетельских показаний кардинала фон Копфа. Последовавшее за этим официальное воззвание гласило, что эта работа «богохульское надругательство» и «общественная угроза». И когда гражданские власти не поступили в соответствии с их выводами, они почувствовали себя обязанными взять дело в свои собственные руки «во имя великого Бога, для общего блага и властью, дарованной нам Нашим Господином и Спасителем, Иисусом Христом».

Итак, в темную беззвездную ночь среды, ровно в десять часов, великий кардинал Ханс фон Копф — лично возглавляющий настоящий «отряд бандитов Ватикана», при помощи хитростей, взяток, украдкой, но все же наделав не так уж много шума, пересек ров вокруг замка, пробил брешь в огромных воротах и устремился в лабиринт сводчатых каменных коридоров как взбесившаяся от наркотиков орда грабителей — варваров, обуреваемых рвением, знакомым лишь тем, кем движет чувство абсолютной правоты.

В одном конце этого лабиринта находилась монтажная комната, где редактировался фильм, а в другом конце — проекционная комната, где его демонстрировали. Именно в это время шел показ выборочных отрывков уже законченных эпизодов, представленных всем основным лицам, задействованным в производстве: Борису, Сиду, Тони, Ники, Ласло, Морти, Липсу, Филу, Фразеру, Элен Вробель и Дейву с Дебби, которые задержались, чтобы просмотреть материал. К этому звездному сборищу присоединился гротескный триумвират: Си-Ди, Лесс и Рысь Леттерман. Причиной их неожиданного присутствия послужило решение, которое они приняли после долгого обсуждения, что выгоднее поддержать производство, поскольку в данный драматический момент это более соответствовало интересам студии и держателей акций. Заинтересованная поддержка со стороны доблестного Рыси Леттермана была, тем не менее, иного рода. Чтобы привлечь его к сотрудничеству, они, после длительных переговоров, передали ему долю Анжи, которая в данном случае была определена в два с половиной пункта от общей деятельности.

Сид, несмотря на свой открытый, почти профессиональный, цинизм, был все же потрясен, когда узнал о том, как распорядились этой частью имущества Анжи, Морти Кановиц, однако, быстро его утешил.

— Ладно, Сид, она была великой звездой, но как ты это поделишь на части? Никто не делает деньги на трупе. Верно?

Помимо уже упомянутых зрителей среди присутствовавших также находилась почти легендарная Тина Мари Хольт, известная большинству как «Тини Мари». В этот день она как раз прилетела из киностолицы мира и сейчас визжала с необузданным восторгом, наблюдая как изысканная Арабелла извивалась под сгорбившимся, грубым, большим Сидом Крейссманом.

— Засунь ей, Сид! — визгливо кричала она. — Спесивая французская лесбиянка!

Примерно в этот момент раздался первый крик: «Эй, деревенщина!» в сводчатых коридорах, доносившийся со стороны монтажной комнаты, ставшей местом первого удара штурмового отряда, который летел впереди подобно клину. Сид, Морти и Липс прислушались к сигналу тревоги, их рты раскрылись, глаза округлились, и они почти в унисон пробормотали:

— Что за черт!?

Сид и Морти стрелой вылетели из проекционной комнаты в коридор, в то время как Липс, плясавший теперь под другую дудку, тут же зафиксировал свое внимание на Си-Ди, затем отступил в тень около двери, расстегнул пиджак и слегка провел пальцами по контуру предмета, согревавшего его сердце.

Снаружи, в коридоре, столпотворение распространялось, и своды отражали эхом резкие крики на немецком и итальянском.

Двое мужчин из монтажной комнаты в разорванной и съехавшей на бок одежде, внезапно обогнули угол.

Сид ухватил одного из них, когда тот попытался проскочить мимо.

— Эдди, что, черт возьми, происходит? — спросил он.

— Спасайся бегством! — закричал тот, — это головорезы! — Он вырвался от Сида и стрелой умчался прочь.

Сид развернулся и силой удержал второго мужчину.

— Гарри, о чем он говорит? Какие головорезы, черт возьми?

— Меня избили, — сказал Гарри, тяжело дыша и глядя назад через плечо. — Эдди думает, что это профсоюз пожаловался… думает, что они послали орду головорезов, чтобы разгромить притон… Я не знаю, мне показалось, что это прямо какие-то в капюшонах… мафиозные типы… своего рода операция устрашения.

Сид не мог этому поверить.

— Они схватили выборки из фильма и копию… Думаю, что они охотятся за негативом.

Последнее слово вонзилось в Сида как летящий нож.

— Боже святый! — Он в панике повернулся к Морти. — Морти: быстро, давай сюда горилл!

— Верно! — сказал Морт и исчез в лабиринте коридоров. Гарри поспешил за ним.

В это мгновение, с другой стороны коридора появился передовой эшелон отряда нападения с кардиналом впереди, намеревавшийся штурмовать проекционную комнату.

— Боже святый, — пробормотал Сид, мне следовало об этом догадаться! — И он ринулся вперед, преградив им дорогу. — Попридержи-ка, раздолбай, — сказал он твердо, — куда, как ты думаешь, ты направляешься?

— Мы пришли за пленкой, — ответил кардинал так же твердо с акцентом, напоминающим Эрика фон Строхейма[39].