22 декабря военный суд признал Дрейфуса виновным и приговорил к пожизненной каторге. 5 января состоялась публичная сцена разжалования Дрейфуса, во время которой он срывающимся голосом не раз выкрикивал: «Я невиновен! Да здравствует Франция!»

В тот же день (по позднейшим утверждениям реакционной печати) осужденный будто бы сделал неожиданное признание жандармскому капитану Лебрену-Рено, что он передавал маловажные материалы немцам, чтобы выудить у них более ценные сведения. Долгие годы националистические газеты козыряли этим мнимым признанием, хотя от него за версту несло подлогом. Трудно было представить себе что-либо менее правдоподобное, чем такое покаяние, сделанное сразу же после публичного заявления о невиновности! Капитана Лебрена-Рено вызвали к президенту Республики Казимиру Перье. Когда через несколько лет бывшего главу государства спросили об этом свидании, Казимир Перье резко ответил: «Он лгал». Возможно, дело обстояло иначе. Судя по всему, Лебрен-Рено не просто лгал, а исказил (или неправильно понял) слова Дрейфуса, рассказывавшего о предложении, сделанном ему от имени Мерсье Пати де Кламом и имевшем целью добиться признания осужденным своей вины. Свидетельство Сандерра об этом было опубликовано в газете «Фигаро» 31 июля 1899 года, но даже ныне реакционные авторы повторяют выдумки Лебрена-Рено (и подкрепляют их заявлениями других лиц, которых уже не было в живых, когда всплыли на свет «их» показания).

18 февраля Дрейфус был отправлен на Чертов остров, около берегов Кайенны, где нездоровый климат и тяжелые условия каторги должны были, по расчетам Мерсье и его коллег, в более или менее скором будущем избавить военное министерство от нежелательного человека. Некоторое время казалось, что генеральный штаб одержал в «деле Дрейфуса» полную победу.

16 января 1895 года произошел очередной министерский кризис. Вместе с правительством Дюпюи, в котором Мерсье занимал пост военного министра, неожиданно подал в отставку и президент Республики Казимир Перье. Мерсье надеялся быть избранным на пост президента. Но эти надежды не оправдались. Палата депутатов и сенат проголосовали за Феликса Фора. Военным министром стал генерал Зурлинден. Ни он, ни его преемники ничего не изменили в позиции, которую заняло при Мерсье военное министерство в «деле Дрейфуса».

Брат осужденного Альфреда Дрейфуса Матье, пытавшийся отыскать пути для пересмотра приговора, начал по собственной инициативе осторожные поиски действительного автора «бордеро». Действия семьи Дрейфуса вызвали недовольство и подозрение генерального штаба. За Матье была установлена слежка, его пытались, видимо, с провокационными целями, втянуть в переговоры с какой-то мадам Бернард, предлагавшей продать нужные ему документы. Таким путем стремились уличить Матье в собирании шпионской информации. Он не попался в западню, предложив мадам Бернард оплатить документы, если она предоставит их в распоряжение любого нотариуса по ее выбору. После этого мадам Бернард исчезла из поля зрения. Но попытки опознать автора «бордеро» оказались безуспешными: в полном отчаянии даже трезво смотревший на вещи Матье обратился за советами к гадалке.

…В июле 1895 года Сандерр оставил пост начальника «секции статистики». Его сменил майор (с апреля 1896 года — подполковник) Пикар. Впоследствии не было недостатка в утверждениях, что Пикар был чуть ли не с самого начала водворен в разведывательное бюро стараниями покровителей Дрейфуса, что он, как и осужденный, был выходцем из Эльзаса и поэтому имел с ним каких-то общих знакомых, что Пикара хорошо встречали немецкие офицеры, участвовавшие в маневрах в Эльзасе, и т. п. (Знакомый нам набор лжесвидетельств, уже использованных против Дрейфуса!) Но все это произошло потом, а пока Пикар ничем не отличался от других офицеров генерального штаба. Впрочем, было одно отличие — Пикар был честным человеком и, как показали обстоятельства, не захотел пойти на сделку с совестью — операцию, которую без особых затруднений осуществляли его сослуживцы.

Главой контрразведывательного отдела остался майор Анри. В марте 1896 года он получил от мадам Бастиан очередную порцию депеш, извлеченных из корзин для бумаг в германском посольстве. Занятый семейными делами, Анри совершил непоправимую для него ошибку — бегло просмотрев полученные материал (майор торопился в отпуск), передал их своему заместителю капитану Доту. Добыча включала и несколько мелких кусков грубоватой бумаги, на которой было принято в Париже печатать почтово-телеграфные бланки. Составленное из клочков письмо снова склеили. Оно было написано рукой одного из друзей Шварцкоппена, которому германский атташе поручал писать письма, способные скомпрометировать самого полковника. Его почерк был отлично известен французской разведке благодаря стараниям мадам Бастиан. Письмо гласило: «Париж, улица Биенфезанс, дом 27, майору Эстергази. Милостивый государь! Прежде всего я надеюсь получить от Вас более подробную информацию, чем недавно переданную Вами мне, по вопросу, о котором шла речь. Поэтому я прошу Вас сообщить мне ее письменно, чтобы у меня была возможность судить, смогу ли я впредь поддерживать связи с фирмой Р. к…т».

Письма-телеграммы обычно посылались без конверта. Но на этом письме не было почтового штемпеля: видимо, Шварцкоппен раздумал отправлять его адресату и, разорвав на мелкие части, бросил в мусорную корзину, откуда оно и перекочевало во французскую контрразведку. Сколько чернил израсходовали французские реакционеры, чтобы отрицать подлинность этого письма; они и поныне не отказываются от этой задачи, хотя аутентичность документа была засвидетельствована самим германским атташе в его опубликованных посмертно мемуарах!

Пикар заинтересовался личностью Эстергази. Выяснилось, что он выходец из Венгрии, сам присвоил себе графский титул, служил во французском иностранном легионе, потом в других армейских частях, одно время был прикомандирован к генеральному штабу. Эстергази, несомненно, работал на французскую разведку, выполняя и контрразведывательные функции — наблюдал за другими офицерами. Вместе с тем в числе его знакомых были лица, которых подозревали в шпионаже в пользу Германии и ее союзников.

Эстергази, светский прожигатель жизни, бросивший жену и двоих детей, не привык стесняться в средствах при добывании денег: он вымогал их у своих любовниц, случайных знакомых, мог то угрожать разоблачениями, то предлагать свои услуги барону Ротшильду, играть на бирже, сотрудничать в реакционных изданиях, извлекать доходы из содержания фешенебельного публичного дома близ Гар-Лазар… Когда всего этого оказалось недостаточно, граф стал продавать военные секреты. Как рассказывает в своих воспоминаниях Шварцкоппен, аристократический проходимец состоял у него на службе с середины июля 1894 года по октябрь 1897 года, получая ежемесячное жалованье в 2 тыс. марок. Конечно, этого последнего факта Пикар не мог знать, но он насторожился, когда получил сведения из Берлина от одного агента-немца, что французские военные секреты выдает какой-то офицер, последние 15 лет командовавший батальоном.

Данные слишком подходили к Эстергази, чтобы не броситься в глаза Пикару, хотя ему было известно лишь немногое из второй, скрытой стороны жизни блестящего майора. В частности, до сведения Пикара дошло, что Эстергази обременен массой долгов, но начальник разведывательного управления не знал, что в одном случае этот мот выступал и в роли кредитора. У него, как оказалось, давно уже занял 6 тыс. франков майор Анри, еще не удосужившийся вернуть такой немалый долг. Анри немедленно осведомил своего великодушного друга, что на него пали подозрения Пикара. Эстергази, делая вид, что ему неизвестно о начатом расследовании, поспешил замести следы. Его видели в немецком посольстве — он сообщил, что ездил туда якобы только с целью получения визы для жены командира своего полка. Более того, в конце июля Эстергази имел наглость требовать, чтобы его перевели на работу в министерство, желательно в разведку.

Пикар достал образцы почерка Эстергази. В августе 1896 года, ознакомившись с «делом Дрейфуса», подполковник был поражен полным отсутствием доказательств его виновности. Еще большим сюрпризом была схожесть почерка Эстергази с почерком автора «бордеро». Пикар показал письмо Эстергази (не указывая, кому оно принадлежит) Бертийону, который так безапелляционно уверял в 1894 году всех в виновности Дрейфуса.