Любопытно, что мусульманская традиция по-своему интерпретирует легенду о суде Пилата, и притом очень благоприятно в отношении Пилата (а также Ирода Антипы). По этой версии (разработанной в апокрифическом Евангелии 995 года), Пилат стремился спасти невинную жертву, но иерусалимская толпа захватила Иисуса в тюрьме, подвергла его пыткам и в конце распяла на кресте.
Каждая эпоха, различные борющиеся социальные и политические группы по-своему истолковывали рассказ о суде над Христом. Бесчисленные миллионы людей видели в процессе Иисуса воплощение земной неправды, однако являвшейся лишь прологом к небесному правосудию. Суд над Иисусом рассматривали как столкновение новой веры с догматическим иудаизмом и язычеством, как спор великой истины, вечной правды со своекорыстием, эгоизмом и равнодушием, как воплощение религиозной нетерпимости и как осуществление Предначертанного Божественным Провидением, как столкновение имперского Рима и его непокорной духом провинции, как схватку фанатизма и свободы мысли, узких административных интересов и гуманизма. И разве не характерно, например, что даже в ханжески религиозной викторианской Англии прошлого века нашелся автор, Д. Ф. Стефен, так писавший об этом процессе: «Был ли Пилат прав, когда распял Христа? Я отвечаю на это, что главной обязанностью Пилата было заботиться о сохранении мира в Палестине, составить возможно лучшее понятие о следствиях, нужных для этой цели, и действовать сообразно с этим понятием, когда оно было составлено. Поэтому он был прав, если добросовестно и на разумных основаниях был уверен в том, что его образ действий был необходим для сохранения спокойствия в Палестине, и был прав в той мере, в какой был уверен в этом». Стефен даже приводил при этом пример британского колониального чиновника в Индии, который обязан был бы судить опасного смутьяна, — англичанин должен был бы повесить мятежника или сам заслуживал наказания как изменник. Стефену возражали, что, мол, Пилат был уверен в невиновности Христа и действовал под давлением, опасаясь доноса в Рим, что наместник не преследует лиц, повинных в оскорблении величества. Поэтому, мол, Пилат и был все же неправедным судьей, которым его считает христианская традиция. Следует добавить, что в XIX в. вообще в дискуссию активно включились юристы, историки права, рассматривавшие вопросы компетенции синедриона и Пилата, — были ли они превзойдены иерусалимскими судьями и прокуратором в ходе процесса, судили ли Христа по иудейским или римским законам, легальным ли было проведение процесса сперва на основе иудейского, а потом римского права, вторичный допрос Пилатом Христа после решения синедриона, насколько соответствовало поведение всех судей действовавшим тогда правовым нормам, и т. д.
Каждое время облекало в библейские одеяния свои проблемы, свои споры, битвы и надежды. Это порождало все новые интерпретации суда Пилата.
А. Франс в блестящей новелле «Прокуратор Иудеи» рисует образ удалившегося на покой Пилата, который вспоминает со старым другом времена своего наместничества в Палестине. При упоминании о казни Иисуса Пилат признается, что этот эпизод как-то совершенно выветрился из его памяти.
Всемирно известный немецкий писатель, большой знаток истории I века Лионом Фейхтвангер в своей серии романов — трилогии об историке Иосифе Флавии — выдвигает оригинальную гипотезу происхождения рассказа о суде над Иисусом. Писатель вкладывает ее в уста иудейского учёного-богослова Гамалиила, который, беседуя с Иосифом Флавием — их встреча происходит в начале восьмидесятых годов I в. н. э., — говорит о процессе некоего Иакова; тот выдавал себя за Мессию и был казнен за это иерусалимским первосвященником Ананом Младшим. Этот суд — единственный процесс такого рода за десятки лет (о нем, как состоявшемся в 62 году, действительно упоминает Иосиф Флавий в XX книге своего труда «Иудейские древности» — если только это место не является христианской вставкой) — был спутан с другим судебным делом какого-то лица, распятого Понтием Пилатом за то, что называл себя царем иудейским.
Евангелия «Нового завета», смягчая роль римского прокуратора, впадают, как уже сказано, в явные внутренние противоречия, не говоря уже о том, что создаваемый ими образ имеет мало общего с историческим Понтием Пилатом, о котором рассказывает историк Иосиф Флавий в «Иудейских древностях». (Добавим, что Пилат был ставленником Сеяна — свирепого любимца императора Тиберия, который, однако, опасаясь могущества, приобретенного фаворитом, приказал его убить. После смерти Сеяна 18 октября 31 года положение Пилата стало очень непрочным.) Попытки евангелистов внести положительные черты в поведение Пилата послужили потом для его обличения в малодушии, в готовности ради своей карьеры и благополучия на прямую подлость, в жалких увертках с целью избежать ответственности или успокоить совесть ничего не значащими жестами, откупиться от бесчестия совершенного предательства, от позорного бессмертия в веках в качестве символа трусливой беспринципности.
В романе М. Булгакова Иисус, приведенный к Пилату, отрицает всякую земную власть. «— В числе прочего я говорил, — рассказывал арестант, — что всякая власть является насилием над людьми и что настанет время, когда не будет власти ни кесарей, ни какой-либо иной власти. Человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть.
— Далее!
— Далее ничего не было, — сказал арестант, — тут вбежали люди, стали вязать меня и повели в тюрьму.
— На свете не было, нет и не будет никогда более великой и прекрасной для людей власти, чем власть императора Тиберия!»
Возражая так Иисусу, Пилат не высказывает свои убеждения, им движет боязнь, что, оставь он без ответа мятежные слова, он сам может быть обвинен в неуважении и неверности императору.
В истолковании процесса Иисуса немалую роль сыграла так называемая мифологическая школа, возникшая еще в XVIII в. и завоевавшая в начале XX в. преобладание в научной критике Нового завета. Считая всю историю земной жизни Иисуса Христа разновидностью мифа об умирающем и воскресающем божестве, ученые мифологической школы (А. Древс, А. Немоевский, Д. Робертсон и др.) в духе этой теории излагали и суд Пилата. Согласно гипотезе, высказанной впервые Немоевским в книге «Бог Иисус», Пилат из Евангелия первоначально был лишь персонажем астральной легенды. Пилат выступает в качестве созвездия Фиона-копейщика (на латинском языке — pilatus) со Стрелой — звездой или копьем. Пилат убивает своим копьем висящего на кресте, на Мировом Древе — то есть Млечном Пути, Христа. Позднее произошло отождествление астрального Пилата с римским наместником в Палестине.
По мнению известного революционера-народовольца и учёного-астронома Н. Морозова, легенда об Иуде-предателе развилась из соединения различных соображений с астральной мифологией. «Ведь и теперь месяц, символизирующий Бога-отца, через каждые четыре недели переходит под пастью созвездия Льва, по-еврейски Ария, и затем идет дальше под группой мелких звездочек, рассыпанных, как монетки, в созвездии Волоса Верники, и приходит „на крест“, т. е. на скрещение небесного экватора с небесной эклектикой, у которой стоит Лева, его мать.
Но это обычное небесное явление как самое обычное не могло бы, конечно, послужить предлогом к созданию легенды, и она могла появиться лишь потому, что месяц и действительно когда-то умер на этом кресте, т. е. случилось лунное затмение, которое может тут быть только в пасхальное время при солнце в Рыбах или в Овне».
Именно при таких обстоятельствах произошло затмение 21 марта 368 года, во время которого, как полагал Морозов, был отправлен на казнь христианский святой Василий Великий, с которого был списан евангельский Иисус. Подробности же об Иуде, «предавшем его поцелуем, взяты прямо из прохождения месяца за сутки до „его смерти на кресте“ под устами этого Льва, а небесная тайная вечеря с двенадцатью апостолами (созвездиями), наблюдаемая на небе каждую страстную ночь в виде двенадцати созвездий зодиака, который месяц обходит, как бы омывая им ноги, внушила экзальтированным зрителям остальные подробности легенды».
