Он остановился напротив меня и сказал:

— Я слышал, вы вернулись, Дип.

— Вы по-прежнему, мистер Саливен, узнаете все если не первым, то, во всяком случае, вторым.

— Я также слышал, что уже произошло некоторое беспокойство.

— Это не совсем так.

Его палец приподнялся и очертил сердцеобразную фигуру на моей груди, чуть левее от ее центра.

— Это весьма уязвимое место, — произнес он многозначительно, — всего лишь несколько унций свинца — и все, конец, мальчик.

— Вы говорите, мистер Саливен, как в старые времена.

— Вы тоже поступаете, Дип, как в старые времена.

Морщинки вокруг его глаз собрались, и зрачки сузились.

— До сих пор все было спокойно. Никто в нашем квартале не был убит.

— Кроме Беннета.

— Он немногого стоил. Тем более выстрела.

— Однако теперь вы рассуждаете философски, мистер Саливен. Двадцать лет назад было иначе. Тогда вы просто набросили на меня пару грязных наручников. Припоминаете?

— Память у меня неплохая. Что же, это было необходимо, хотя и не очень хорошо. Не так ли?

— Разумеется. Я знаю, какой вред может причинить парень, размахивающий тяжеленным кулаком. Но это больше не повторится.

— Не будьте так уверены, Дип.

Его глаза вновь прищурились.

— Вы теперь в большом переплете. Очень большом, насколько я понимаю. Вы можете иметь уйму хороших дней, но можете и уменьшить их до нескольких, и то отвратительных.

Я засмеялся и взглянул на танцевавший в его руке стэк.

Его лицо напряглось, слегка покраснело, и он тихо, но твердо сказал:

— Не создавайте в моем квартале никаких беспокойств, Дип. И если что-нибудь случится, будьте осторожны. Вы будете у меня под особым наблюдением.

Когда мы расстались и я пошел своей дорогой, я еще долго чувствовал на себе провожавший меня пытливый взгляд.

Единственное, что изменилось на Броганском рынке, это товары. Тротуары загромождали штабеля ящиков и корзин с разнообразными овощами и фруктами, и эти штабеля были так высоки, что загораживали окна жилых домов. Внутри же Брогана суетились те же занятые личности в сероватых передниках и соломенных шляпах.

Рядом с овощным складом находилась узенькая дверь, за которой сразу же начиналась крутая лестница, доходившая до четвертого этажа. На лестничной клетке царил непроницаемый мрак, и единственным ориентиром служили ветхие перила.

На втором этаже у одной из дверей была прикреплена металлическая пластинка с именем «Ли», а под ней виднелась кнопка звонка. Нажимать на кнопку, счел я, совершенно излишне, так как старая лестница, по которой я поднимался, так трещала и скрипела, что мои шаги наверняка были слышны во всем доме, а не только в нужной мне квартире. Я толкнул дверь и вошел в маленькую переднюю, загроможденную разнообразным хламом и большим количеством пустых бутылок, валявшихся вдоль стены.

Дверь в комнату была заперта, и я постучался. Внутри послышалось какое-то движение, но никто мне не ответил. Я постучал еще раз. На этот раз кто-то подошел к двери, откинул защелку и распахнул дверь.

Всевозможные события в моей жизни не раз приучали меня спокойно и хладнокровно встречать всяческие неожиданности, однако всего моего опыта, очевидно, было недостаточно. На некоторое время я превратился то ли в столб, то ли в чурбан с глупейшей улыбкой на лице.

На пороге стояла сумасшедше, просто безумно прекрасная девушка в очаровательном домашнем платье. Я просто физически ощутил исходившую от нее неизъяснимую привлекательную теплоту и непонятную притягательную силу. Ее глаза не смотрели на меня, а как бы ощупывали, ласкали мое лицо. И не удивительно, что на какое-то мгновение я растерялся и затем кое-как промямлил:

— Да… мне…

Ее брови приподнялись, и она удивленно взглянула на меня.

— Я разыскиваю Тэлли Ли.

Она слегка покачала головой, и ее волосы изящно рассыпались.

— Мне жаль, но она не может видеть никого.

— Почему?

— Тэлли заболела. И если вы не намерены…

— Нет, я намерен, — сказал я и прошел мимо нее в дверь, широко раскрыв ее. Она посторонилась и молча прикрыла за мной дверь.

В спальне горел единственный ночничок, бросавший слабый желтый свет на старую деревянную кровать, на которой лежала Тэлли с почти бескровным лицом и закрытыми глазами. Одеяло чуть заметно приподнималось от ее слабого дыхания.

— Что случилось?

— Снотворные капли.

— Но почему? — допытывался я.

— Что-то ее напугало.

— Но теперь ей лучше?

— Может быть…

Она нахмурилась, поджала губы и сказала:

— Теперь уходите.

— Уйду, когда мне будет все ясно.

Я повернулся к Тэлли, разглядывая ее.

— Нет, теперь, — настаивала девушка. — Иначе вам… может быть плохо.

— Мне не может быть плохо.

— Не будьте глупым. Возможно, вы не знаете, кто я?

После некоторой паузы я произнес:

— Знаю.

То ли она не слышала, то ли не обратила внимания на сказанное, потому что продолжала:

— Ленни Собел мой… мой друг. Ему не нравятся парни, подобные вам. Я могу сказать ему о вас.

Я повернулся к ней и пальцем, слегка касаясь ее подбородка, приподнял ей голову.

— В таком случае скажите ему от моего имени, что он слюнтяй. Сообщите этому слизняку, что я собственными руками оборву ему уши, если он окажется на моей дороге и попытается мне в чем бы то ни было помешать. Обязательно сообщите.

Она с негодованием оттолкнула мой палец и, выслушав меня, проговорила:

— От кого я должна это передать? Кто хочет быть убитым?

Я усмехнулся и залюбовался полными, презрительно искривленными губами и ровным рядом белоснежных зубов.

— Вы действительно не можете припомнить? — спросил я. — Когда-то мне пришлось сбить нос с лица одного артиста, спасая вас от его преследования, а в другой раз я сломал руку одному из двух бандитов Белло, который пытался затащить вас в такси, а другому…

— Дип… Дип…

Широко раскрытыми глазами она пристально разглядывала меня, пытаясь осмыслить неожиданную встречу.

— Да, Эллен, ваша память не отличается быстрым восстановлением прошлого. Совсем нет.

Она прижала руку ко рту и вновь тихо произнесла:

— Дип…

— Однако, Эллен, вы все еще можете произносить это имя достаточно мило. Это меня радует.

Очевидно, ее память понемногу вырывала из прошлого отдельные куски: улица… школа… крыша, на которой мы стояли, прислонившись к дымоходу… первый в нашей жизни поцелуй украдкой…

Затем она, несомненно, припомнила и многое другое, так как по ее лицу пробежали тени и на нем обозначились резкие, жесткие линии.

— Было бы лучше, если бы я вообще о вас не вспоминала, Дип.

— Кажется, это вообще довольно распространенное мнение, — сказал я, улыбаясь и разглядывая ее. — Вы прекрасно выглядите, Эллен, хотя и не очень изменились. Только выросли. А красавицей вы были всегда.

— Знаю.

— Разумеется. Это очевидно.

Я зло усмехнулся и добавил:

— И это обстоятельство вы уже успели использовать по отношению к этому подонку, именуемому Ленни Собел…

Ее рука поднялась и нацелилась мне в лицо, но недостаточно быстро. Я поймал ее кулачок и отвел в сторону.

— Никогда больше не пытайтесь делать это, Эллен. Никто не прикасается так ко мне без того, чтобы не получить взамен то или иное увечье. И я бы очень не хотел, чтобы это были вы. Кроме того, ни в коем случае на думайте, что я и эта падаль Ленни — люди одного уровня. И если вы действительно хотите поставить себя на уровень Ленни, то для меня это будет ужасно приятно. Понимаете? Ужасно приятно. Для вас же — не очень. Я просто изобью вас.

— Вы теряете рассудок, Дип. Вас нет. Вы исчезли. Вы забыты. Вы… вы убиты.

— Это я уже слышал. Однако я не хочу быть первым, если перенести все вами сказанное из прошлого в будущее, что будет намного верней.

Я выпустил ее руку, и она отошла, потирая побелевшее запястье.

— Вы сумасшедший грубиян, Дип, — проговорила она тихо, но с подчеркнутой ненавистью в голосе.