— Но — увы! — мне, кажется, не стать Королем, если мне противостоит такой талант, как у тебя. Мне искренне жаль, что необходимо пожертвовать твоей жизнью. И я хочу, чтобы ты знал: таково не мое желание, а логический исход этого поединка. Я предпочел бы трансформировать тебя в какое-нибудь безвредное существо. Но меч — оружие более грубое, чем магия, он может лишь ранить или убить.

Бинк вспомнил кентавра Германа — вспомнил, как его голова скатилась с плеч… Когда Трент убежден, что убийство необходимо…

Трент сделал стремительный выпад. Бинк отскочил. Кончик меча задел его руку. Хлынула кровь. Вскрикнув от боли, Бинк выронил палку. Да, эти манденийские средства явно могли ранить его. Трент нарочно метил в руку, чтобы, видимо, проверить это, чтобы больше не сомневаться.

Осознав все, Бинк вдруг избавился от скованности, которая мешала ему защищаться, ограничивала его воображение. Да, он был уязвим, но все-таки в прямом противоборстве, мужчина-на-мужчину, у него был шанс. До того на Бинка постоянно давила огромная магическая сила Трента, Злого Волшебника, но теперь он стал для него просто обычным человеком. Человеком, которого можно было перехитрить.

Когда Трент изготовился для последнего удара, Бинк уже действовал расчетливо и вдохновенно. Он нырнул под руку Трента, поймал ее своей окровавленной рукой, развернулся, присел и рванул вверх тело Трента. Это был бросок, которому его некогда обучил солдат Кромби — бросок, применявшийся к вооруженному нападающему.

Но Волшебник был начеку. Когда Бинк напрягся и рванул его за руку, Трент шагнул в сторону и таким образом вышел из-за спины Бинка и остался на ногах. Он вырвал руку с мечом, отбросил Бинка и замахнулся для смертельного удара.

— Прекрасный маневр, Бинк! К сожалению, такому учат и в Мандении.

С убийственной силой Трент нанес удар. Бинк, не способный увернуться, увидел, как ужасное острие приближается к его лицу. На сей раз действительно все кончено.

Вдруг между ними оказался крылатый олень. И… меч вошел в его тело, и острие появилось с другой стороны, едва не коснувшись взмокшего Бинка.

— Сука! — завопил Трент, хотя, надо сказать, это был не совсем подходящий термин для оленьей самки, крылатой или обычной. — Этот удар не тебе предназначался!

Олень упал, из раны брызнула алая кровь. Живот был проткнут насквозь.

— Я трансформирую тебя в медузу! — продолжал бушевать Злой Волшебник. — Ты высохнешь без воды, на земле!

— Она все равно умирает, — произнес Бинк; его внутренности сжимались от ужасных спазмов.

Раны, подобные той, что была нанесена мисс Хамелеон, убивали не сразу и были очень болезненными. Для бедняги это была смерть с ужасной пыткой.

Знамение! Вот оно! Наконец свершилось. Хамелеон неожиданно умер. Или умрет…

Бинк опять кинулся на врага, исходя яростью мести, совершенно не знакомой ему прежде. Он был готов голыми руками…

Трент проворно отступил в сторону, успев стукнуть Бинка ладонью по шее, когда тот проносился мимо. Бинк споткнулся и упал, почти лишившись сознания. Слепая ярость — неважная замена опыту и мастерству. Он увидел, как Трент шагнул к нему и поднял меч обеими руками — сейчас голова Бинка отлетит от туловища.

Бинк закрыл глаза — он был не способен больше сопротивляться.

— Только убей и ее тоже… И побыстрее, — попросил он. — Не оставляй ее страдать.

Он покорно ждал. Но удара не последовало. Бинк открыл глаза и увидел Трента… Тот убирал меч.

— Я не в состоянии это сделать. — Волшебник был предельно серьезен.

Появилась Ирис.

— Это что?! — вопросила она. — Где же твоя храбрость? Убей их обоих, и покончим с этим. Тебя ждет королевство.

— Я не хочу получить королевство подобным образом, — отозвался Трент. — Раньше когда-то я, возможно, и сделал бы это. Но за двадцать лет изгнания, и особенно за последние две недели я достаточно изменился Я узнал истинную историю Ксанфа. И мне слишком хорошо известна печаль безвременной смерти. В моей жизни моя честь пришла ко мне поздно, но она все время возрастает. Она не позволит мне убить человека, который спас мне жизнь и который так предан этому бездарному монарху — настолько предан, что готов жертвовать своей жизнью за того, кто изгнал его. — Трент обратил взор на умирающего оленя. — И я никогда бы сознательно не убил девушку, простодушную и бесхитростную настолько, что отдает жизнь за любимого человека. Это — самая настоящая любовь, какую я когда-либо видел. Я не смог спасти свою, но — не уничтожу и чужой. Трон попросту того не стоит.

— Идиот! — закричала Ирис в ответ. — Ты ведь губишь самого себя!

— Может быть, так оно и есть. Но на риск я шел с самого начала, когда замыслил вернуться в Ксанф Лучше умереть с честью, чем жить опозоренным, хотя бы и на троне. Возможно, я искал вовсе не власть, а самого себя, — печально произнес Трент. Он присел рядом с оленем и коснулся его. И тут же возникла мисс Хамелеон. Кровь струилась из ужасной раны на ее животе. — Я не могу спасти ее, как не Смог вылечить и мою жену и ребенка. Я — не врач, к сожалению. Любое существо, в какое бы я не обратил ее, будет так же страдать. Ей нужна… магическая помощь. — Волшебник поднял голову. — Ирис! Ты ведь можешь помочь. Перенесись в замок добродушного Хамфри. Расскажи ему, что здесь произошло. И попроси целебной воды. Я верю: правительство Ксанфа поможет невинной девушке и пощадит этого юношу, которого изгнали несправедливо.

— Ничего подобного я не сделаю! — взвизгнула Волшебница. — Трент, опомнись! Королевство было уже в твоих руках!

Трент повернулся к Бинку.

— Волшебница не испытала перемены, какую опыт принес мне. Блеск и соблазн власти ослепил ее… Ты должен отправиться за помощью.

— Да! — Бинк кивнул; он не мог видеть, как из мисс Хамелеон вытекает последняя кровь.

— Я, как смогу, постараюсь остановить кровь, — сказал Трент. — Думаю, час она еще продержится. Так что постарайся не задерживаться.

— Да-да! Но если она умрет…

Бинк вдруг превратился в птицу с необычным оперением — это был огнекрылый феникс, появляющийся на глаза людям раз в пятьсот лет.

Феникс расправил крылья и взмыл ввысь. Поднявшись высоко в небо, он сделал круг и помчался на восток — там, в мутной дали, он различил шпиль замка Доброго Волшебника.

Вдруг появился крылатый дракон.

— Хорошенькая птичка! Я собираюсь съесть тебя! — заявил он, плотоядно ухмыляясь.

Бинк облетел его, но чудовище опять оказалось перед ним.

— Ты не сможешь удрать! — завопило оно и разинуло зубастую пасть.

Неужели его миссия — миссия спасения — закончится здесь, совсем рядом с целью его полета? Бинк энергично заработал крыльями, поднимаясь все выше, в надежде, что тяжелому дракону не удастся последовать за ним. Но его раненое крыло-рука (след меча Трента) заметно мешало ему — он не мог лететь в полную силу и с должным равновесием, не мог хорошо разогнаться. Дракон без особых стараний догнал его и вновь облетел, постоянно держась между ним и медленно приближающимся замком.

— Сдавайся, глупая! — убеждал он. — Тебе туда все равно никогда не добраться.

Бинк вдруг догадался, в чем дело. Ведь драконы так никогда не говорят; во всяком случае, летающие драконы: в их небольшом черепе помещался мизерный мозг, не дающий способности вообще пользоваться какой бы то ни было речью.

Короче, это был не дракон, а иллюзия. Это была работа Волшебницы. Она все еще старалась остановить его, уповая на то, что Бинк исчезнет и мисс Хамелеон умрет, и тогда Трент возобновит свои притязания на трон. Трент проторил бы дорогу, он сделал бы все, что необходимо, а потом сошел бы со сцены. И Ирис осталась бы одна — так был бы достигнут предел ее мечтаний: власть. Естественно, она бы никогда и ни за что не призналась в этих своих замыслах.

Бинк предпочел бы иметь дело с настоящим драконом. Злодейские планы Волшебницы могли сработать — ведь он был фениксом, а не говорящей птицей, он никому не смог бы рассказать (кроме Доброго Волшебника, разумеется) о том, что на самом деле произошло — никто бы не понял его. Если он сейчас вернется к Тренту, будет потеряно слишком много времени, да и Ирис вполне может помешать ему вернуться. Оставался поединок с Волшебницей, из которого он во что бы то ни стало должен выйти победителем.