— Я никогда над этим не задумывался.

— В таком случае при определенных условиях и университет сам по себе, или, более точно, ваша библиотека может попасть под подозрение из-за тех материалов, которые хранятся на ее полках.

— Могу вас заверить, что в этих книгах нет ни следа присутствия дьявола. Там есть только инструкции, как бороться против ереси.

— Поскольку вы так уверены, оставим эту тему в покое, — сказал Беккет. — Что же касается всего остального, я могу предположить, что вы не беретесь лично вернуть рукопись и предоставить ее в наше распоряжение.

Монах поежился.

— У меня не хватает духу на такую операцию, — сказал он. — Я сообщил вам, и этого достаточно.

— Как вы узнали, что мы в городе?

— У города есть уши. И почти обо всем, что тут происходит, становится известно.

— И чувствуется, что вы очень внимательно прислушиваетесь.

— Да, у меня есть такая привычка, — согласился монах.

— Очень хорошо, — сказал Беккет. — Значит, договорились. Если пропавшее имущество будет найдено и удастся установить, что оно имеет определенную ценность, я сообщу вам. Этого вы хотели от меня?

Монах молча кивнул.

— В таком случае я должен знать ваше имя.

— Я брат Освальд, — сказал монах.

— Я накрепко запомню его, — сказал Беккет. — Допивайте свое вино. Пора приниматься за работу. “Король и Хлеб”, вы сказали?

Кивнув, монах приник к кружке. Беккет встал, подошел к своим людям, потом вернулся обратно.

— Вы не пожалеете, — сказал он, — что обратились ко мне.

— Надеюсь, — ответил брат Освальд.

Допив вино, он поставил кубок на стол.

— Мы еще увидимся?

— Нет, пока вы мне не понадобитесь.

Монах поплотнее завернулся в рясу и вышел за дверь.

Луна освещала остроконечные гребешки крыш, которые нависали над узкой улицей, но вокруг стояла тьма. Он осторожно двинулся вперед, нащупывая путь по скользким булыжникам мостовой.

Когда он вышел, от дверей отпрянула тень.

В темноте мгновенным отблеском сверкнул нож. Монах дернулся, издав булькающий звук, руки его заскребли по камню стены, а из горла с хрипом хлынул поток крови. Затем он затих. Тело его нашли только утром.

Джиб с Болот встал еще до восхода солнца. Он всегда поднимался до рассвета, но в этот день ему предстояло сделать особенно много. Гномы пообещали ему, что сегодня будет готов новый топор. Он был ему необходим. У старого совершенно сточилось лезвие, и он не справлялся с делом, сколько Джиб ни правил его на куске песчаника.

Обычно в это время года болота были затянуты низким туманом, но сегодня утро выдалось ясным. Лишь над островком, где притулилась небольшая рощица, висело несколько белесых клочков. К югу и востоку тянулись бесконечные болотистые пространства, коричневатые и серебристые, заросшие травой и кустарником. В соседнем пруду плескались утки и, стелясь по воде, к ним пыталась подобраться мускусная крыса. Где-то далеко вскрикивала цапля. На западе и севере к нему тянулись лесистые холмы, поросшие дубами, кленами, гикори; кое-где листья уже были тронуты первым прикосновением осени.

Потянувшись, Джиб бросил взгляд в сторону холмов. Там, наверху, где-то в заплетенной ветвями чаще, живет его добрый приятель Хэл из Дупла. Почти каждое утро, когда не было тумана и холмы ясно виднелись вдали, Джиб пытался найти взглядом его дерево, но ему никогда не удавалось это сделать, потому что отсюда никак было не отличить одно дерево от другого. Он знал, что сегодня у него не будет времени навестить Хэла, ибо, кроме того, чтобы взять топор, ему еще надо засвидетельствовать свое почтение старому отшельнику, который живет в известняковой пещере на склоне одного из отдаленных холмов. В последний раз он был у него месяц назад или даже больше.

Джиб скатал перину из гусиного пуха и шерстяное одеяло и затащил их в хижину. Он всегда спал на воздухе, если не было совсем уж холодно и не шел дождь. Джиб развел огонь в очаге: пучки сухой травы и высохший трут из сгнивших деревьев быстро занялись от ударов кресала об огниво.

Когда огонь разгорелся, он запустил руку в мешок с водой, подвешенный к стропилам, и вытащил оттуда живую рыбу. Прикончив ее рукояткой ножа, Джиб быстро почистил ее, бросил куски мякоти на сковородку и, поставив ее на решетку, под которой уже бушевал огонь, присел на корточки, чтобы наблюдать за стряпней.

Если не считать кряканья уток и редких всплесков рыбы, на болотах стояла полная тишина. Но в это время дня, подумал он, тут всегда тихо. Позже в зарослях кустарника начнут орать и ссориться скворцы, свистеть крыльями зимородки, перелетая с места на место, а на берегу хрипло будут орать чайки, ворующие корм у уток.

Кромка неба на востоке посветлела, и сумрачные дали болот, где коричневое от серебряного были уже не отличимы, стали обретать новый вид. Выплыли из сумрака ивы, вцепившиеся в узкую полоску земли, которая возвышалась между далекой рекой и болотами. По склонам лесистых холмов завиднелись купы кустов “кошачий хвост”; ветки их клонились под порывами набегавшего ветерка.

Джиб попытался представить, каково жить на твердой земле, не чувствуя, как ходят бревна под ногами. Но всю свою жизнь он провел на этих танцующих бревнах, которые успокаивались, только когда холод сковывал землю.

Подумав о холодах, он стал перебирать в уме, что оставалось сделать для подготовки к зиме. Надо подкоптить еще рыбы, собрать вдоволь корней и семян, попытаться отловить еще несколько мускусных крыс и ободрать с них мех. И нарубить дров. Но заготовка их пойдет куда быстрее, когда он получит у гномов новый топор.

Съев рыбу и вымыв сковородку, он спустился в лодку, привязанную к плоту и, распутав узел, покидал в нее заранее приготовленные свертки. В них была сушеная рыба и кульки сухого риса — подарки гномам и отшельнику. В последний момент он добавил к ним старый топор; гномам металл пригодится, и они из него что-нибудь еще сделают.

Джиб тихонько двинулся по каналу, стараясь не нарушать утреннюю тишину. На востоке поднялось солнце, и краски далеких холмов предстали во всем великолепии. Держась рядом с берегом, он повернул и увидел плот, передняя часть которого скрывалась в траве, а остальная — выдавалась над каналом. На бревнах сидел старый болотник, перебирая сеть. Заметив приближающегося Джиба, он вскинул руку, торжественно приветствуя его. Это был Старый Друд, и Джиб удивился, что он тут делает. В последний раз, когда он слышал о Друде, тот перегнал свой плот поближе к реке, под сень ив.

Джиб подвел лодку к плоту, зацепился за него багром и остановился.

— Давно я тебя не видел, — сказал он. — Когда ты сюда перебрался?

— Несколько дней назад, — сказал Друд. Он бросил сеть и, подобравшись поближе, присел на корточки. Здорово постарел, подумал Джиб. Насколько он помнил, болотника всегда звали Старым Друдом, даже когда тот совсем не был стар, но теперь годы соответствовали его прозвищу. Он стал совсем седым.

— Решил, что смогу тут на берегу раздобыть дровишек, — сказал Друд. — Мне надо немного, но ивы, что растут вдоль реки, плохо горят и слабо греют.

Из хижины, переваливаясь, вышла миссис Друд. Она говорила высоким квакающим голосом.

— Вроде бы я чей-то голос слышу. Да это, никак, молодой Джиб? — Она прищурилась на него близорукими глазами.

— Здравствуйте, миссис Друд, — сказал Джиб. — Я рад, что вы стали моими соседями.

— Долго мы тут стоять не будем, — сказал Друд. — Только наберем дров.

— Есть уже что-нибудь?

— Кое-что, — ответил Друд. — Дела движутся медленно. Никто не помогает. Дети все разбрелись кто куда. Занимаются своими делами. Мне уже не под силу работать так, как когда-то.

— А мне не нравится, — сказала миссис Друд, — что вокруг бродят волки.

— У меня есть топор, — успокоил ее Друд. — И ни один волк не осмелится подойти ко мне, когда я держу его в руках.

— Значит, все дети ушли, — сказал Джиб. — В последний раз, когда мы виделись, с вами еще были Дейв и Алиса.