— Ну почему все осложнения происходят именно В мою смену?! Ты хоть представляешь, как трудно сделать в Щите отверстие, которое бы пропустило человека? Да при этом надо постараться, чтобы не попортить этот чертов Щит!

— Я ничего не знаю про Щит, — со вздохом произнес Бинк. — Но меня изгнал Король, и поэтому…

— Ладно-ладно… Но имей в виду: я не могу с тобой подойти к Щиту. Я должен оставаться здесь, у моей будки. Для тебя же я произнесу открывающее заклинание, которое нейтрализует одну секцию на пять секунд. Ты будешь в нужном месте, и тебе следует шагнуть сквозь Щит по графику. Если промедлишь, Щит закроется, и ты умрешь.

Бинк проглотил слюну. Несмотря на разнообразные мысли о смерти и ссылке, сейчас, когда дошло до дела, ему очень хотелось во что бы то ни стало выжить.

— Я знаю.

— Хорошо Магическому камню все равно, кто умрет. — Парень со знанием дела постучал костяшками пальцев по камню, к которому прислонился.

— Ты хочешь сказать, что этот грязный камень — тот самый, магический?

— Конечно. Магический. Волшебник Эбнез нашел его почти сто лет назад и настроил так, что образовался Щит. Без него мы все еще были бы подвержены нашествиям манденийцев.

Бинк слышал про Волшебника Эбнеза — это была одна из великих исторических фигур Было известно, что этот Эбнез фигурировал в генеалогическом древе Бинка. Он был способен преображать вещи: в его руках молоток мог стать кувалдой, а кусок дерева — оконной рамой. Всякий материал мог стать полезным изделием. Однако Эбнез не мог, например, превратить воздух в пищу, или из воды изготовить одежду. Но и то, что он делал, поражало.

Итак, он преобразовал мощный Камень Смерти в Защитный Камень, убивающий на определенном расстоянии, и таким образом спас Ксанф. Разве этим не должно гордиться!

— Ладно, — сказал парень. — Вот сигнальный камень. — Он стукнул им о валун, и магический кусок раскололся на два сегмента, которые тут же поменяли свой красный цвет на белый. Один он отдал Бинку. — Когда камень опять станет красным, шагай прямо — они согласованы друг с другом. Проход появится перед большим ореховым деревом. И только — на пять секунд. Будь готов и двигайся на красный цвет.

— Двигаться на красный, — повторил Бинк.

— Правильно. Теперь иди быстрей. Бывает, что эти сигнальные сегменты очень скоро меняют цвет. Я буду наблюдать за своим, чтобы вовремя произнести заклинание. А ты наблюдай за своим.

Бинк сначала пошел, а потом побежал по тропе в сторону запада. Обычно расколотый сигнальный камень требует полчаса или около того, чтобы изменить цвет — время зависело от качества камня, температуры воздуха и других факторов, как известных, так и тайных. Но в любом случае оба сегмента изменяли цвет одновременно, даже если один находился на солнце, а второй был, скажем, опущен в колодец. Но — опять-таки! — какой смысл искать логику в магии? Что есть, то есть — вот и все…

И ничего такого для него больше не будет, потому что в Мандении магии нет.

Он оказался возле Щита. Само собой разумеется, что Щит был невидимым, но там, где он касался земли, была полоса мертвой растительности и трупы животных, пытавшихся пересечь эту полосу. Иногда олень-прыгун в минуту опасности бросался в надежное, как ему представлялось, место, и приземлялся уже мертвым. Щит был неосязаемо тонким, но абсолютно непроницаемым.

Случайные существа из Мандении также натыкались на него. Каждый день вдоль Щита со стороны Ксанфа проходили обходчики, подбирали человеческие трупы и хоронили; их можно было достать багром и из-под Щита, но только не прикасаясь к нему. Это была неприятная обязанность; иной раз ее использовали в качестве наказания. До сих пор люди из Мандении мирились с существованием Щита, не совсем, впрочем, понимая, что и зачем это. Но постоянно был страх, что произойдет какая-нибудь случайность, и все изменится, и последствия могут быть ужасными.

Возле Щита раскинулось ореховое дерево. Одна из ветвей упиралась в Щит, и конец ее был мертв. Это помогло Бинку определить место, где проходил смертоносный барьер.

Он взглянул на камешек, зажатый в руке, и судорожно сглотнул. Камень был красным! И изменил он свой цвет только что… Или уже было слишком поздно?! От ответа зависела его жизнь.

Бинк бросился к Щиту. Он сознавал: лучше было бы оставить попытку, вернуться к смотрителю и объяснить, что произошло. Но ему хотелось покончить с этим делом. Может быть, он обратил на камень внимание как раз потому, что тот стал менять цвет? В таком случае время у него еще было. Да, Бинк принял рискованное решение.

Одна секунда, две, три… Но он все еще не был на другой стороне. Щит казался совсем близким, и все-таки нужно было время, чтобы преодолеть инерцию, набрать нужную скорость. На полном ходу он пролетел мимо орехового дерева — уже слишком быстро, чтобы остановиться. Четыре секунды — и он уже пересекал линию смерти. Интересно: если Щит закроется, когда нога Бинка еще будет на линии, пострадает только нога или Бинк весь, целиком?

Пять. Бинк ощутил укол.

Шесть. Нет, время вышло. Можно не считать и перевести дыхание. Он проскочил и остался жив.

Бинк упал на землю, на сухие листья и мелкие кости. Конечно, он жив! Иначе как бы он беспокоился на этот счет, задавал какие-то вопросы?.. Тут прямо как в случае с мантикорой и ее душой: если бы у нее не было души, она бы…

Бинк сел, вытряхнул из волос мусор. Итак, он совершил это. Тот укол был, наверно, эффектом восстановления непроницаемости Щита, так как Бинк… да, он не поверил ему.

Теперь все кончено. Он был навечно свободен от Ксанфа. Свободен жить своей собственной жизнью, свободной от насмешек, сочувствий и соблазнов. Он был свободен быть самим собой.

Бинк закрыл лицо руками и заплакал.

Прошло какое-то время, и Бинк поднялся. Он поднялся и опять двинулся в путь. В ужасный мир Мандении.

На самом деле этот мир не выглядел особенно другим. Деревья были точно такими же, как и деревья Ксанфа. И камни были такими же. И совершенно не отличался ничем океанский берег, параллельно которому шел Бинк, — это был самый обыкновенный океанский берег.

И все же Бинка одолевала сильнейшая тоска. Всплески эмоций, которые он пережил совсем недавно, — это, в сущности, было подобно колебаниям маятника, придававшим ему придуманный, воображенный подъем чувств. Лучше бы он умер, пересекая Щит.

Что ж — он еще может вернуться. Вернуться и перешагнуть линию. Смерть будет безболезненной, и его похоронят в Ксанфе. Вполне возможно, что другие изгнанники так и поступали…

Конечно, он отверг эту мысль. Потому что она, в общем и целом, была блефом. Да, Бинк любил Ксанф, и ему уже очень недоставало его. Но он вовсе не хотел умирать. Просто-напросто он должен найти свое место среди манденийцев. Никакого сомнения, что это до него делали и другие изгнанники. И вовсе не исключено, что он здесь даже будет счастлив.

Перешеек был гористым. Бинк взмок, взбираясь по крутому склону. А что, если это взгорье здесь — противоположность Провалу в Ксанфе? Насколько тут гребень поднялся над землей, настолько в Провале опустилось дно? И, может быть, похожий дракон носится над этими высотами?.. Нет, в Мандении такого не бывает. Но, не исключено, что такой рельеф имеет какую-то связь с магией. Скажем, магические свойства концентрируются где-то в глубине и затем рассеиваются… Вряд ли. Данное допущение лишено логики. Если бы магия концентрировалась где-то в глубине земли, на берегу океана, то большая ее часть рассеялась бы именно в океане, и оказалась бы безнадежно разбавленной.

Впервые ему стало интересно, что из себя реально представляет Мандения. В самом ли деле здесь можно выжить без магии? Но то обстоятельство, что манденийцы не пользуются заклинаниями, может ему отлично пригодиться: ведь и здесь возникают, конечно, интересные ситуации. Вряд ли люди Мандении так уж несовершенны и страшны — ведь, в конце концов, его предки вышли отсюда! По отрывочным сведениям, и язык и обычаи манденийцев мало чем отличались от тех, что в Ксанфе.